И объясни тему Гиви… Никто ничего не узнает. Для вашей группировки это мелочь – так, капля в море. Худой мир лучше хорошей бойни. По крайней мере, шкуры твоих откормленных бройлеров целее будут. Я – человек не жадный. Все, что я хотел у тебя взять, – я уже взял. Теперь пришла очередь других со мной делиться… Иначе – только война.
– Сопливый щенок, на что ты надеешься?! – коротко, как каркнувшая ворона, хохотнул чечен, повертев головой по сторонам и тем добившись однозначной реакции на мордах боевиков – из восковых масок они превратились в презрительно-шутовские. – Сколько у тебя стволов, сколько людей ты можешь в течение часа поставить под ружье?! Пять?! А может, десять?! У меня их две сотни!..
– Тем хуже для тебя, – нагло ответил Чахлый. – Труднее будет считать трупы. На одних модных ореховых гробах с медными ручками разоришься. Придется оптом заказывать что попроще и подешевле. Из ДСП.
Он откровенно издевался, до последнего храня в начавшейся игре без правил свой основной козырь, спрятанный в кармане куртки.
– Я тебя, червь навозный, убью прямо сейчас! – глухо прошипел Костыль.
– А через полторы секунды получишь пулю прямо в глаз, – пожал плечами Чахлый. – В какой тебе больше хочется, а, Костыль? В правый или левый?! – Насмешливое выражение на лице «пионера» стремительно сменилось на суровое, дьявольское. – Неужели ты считаешь меня настолько глупым, чтобы не позаботиться о безопасности, стоя в одиночку напротив армии твоих головорезов? Стоит им нажать на курок или сделать хоть одно лишнее движение в мою сторону, они подпишут себе и тебе одновременно смертный приговор. С этой площадки не уйдет ни один.
– Ты блефуешь, щенок! – заявил, уже менее задиристо, чечен. – Даже если ты, умник, посадил в этой канаве, – Костыль зло ткнул коротким волосатым пальцем в сторону поля, – пару снайперов, ни хрена у тебя не выйдет! Нас слишком много! Мы кончим вас всех, однозначно!
– Возможно, – с готовностью кивнул Чахлый. – Но только ты этого все равно уже не узнаешь, Костыль, – первая пуля по-любому твоя!
Стараясь двигаться как можно более плавно, дабы не схлопотать пулю от особо нервного боевика, Чахлый извлек из кармана одну руку и, повернув ее ладонью кверху, вытянул перед грудью – так, чтобы прямо на глазах теряющий кураж горец смог разглядеть зажатую в ней новомодную «Ф-1» с выдернутой чекой…

Валера Дреев

Оба крепко привязанных к стульям наркобарыги – плюгавый лопоухий Гоблин и закаленный в схватках на ринге мускулистый кикбоксер Чак – очнулись от спецпрепарата почти одновременно, с интервалом в минуту, и, тупо вращая по сторонам начинающими оживать мутными глазами, вдруг с ужасом сообразили, что же на самом деле произошло.
Они сидели на стульях, связанные по рукам и ногам, а напротив предусмотрительно зашторенного окна с суровыми, словно высеченными из камня, решительными лицами молча стояли двое мужиков, один из которых показался машинально дернувшемуся в попытке освободиться Гоблину смутно знакомым…
– С добрым утром, ублюдки! – зло процедил сквозь зубы один из незнакомцев – тот, что был старше своего подельника и держал в руке, лихорадочно вращая, черный «макаров».
А потом в одурманенной голове наркобарыги, уловившей знакомый тембр голоса, неожиданно ясно вспыхнула картинка из недавнего прошлого. Темный двор, удар по голове, выстрелы, вырванная из-под куртки упаковка кокаина и, наконец, выстрел в спину уже запрыгнувшего на кирпичный забор убегающего грабителя…
– Ты кого в хату привел, падло! – рывком обернувшись к спеленутому Чаку, только начинающему хлопать веками и тупо вращать зрачками, истерически визгнул Гоблин. – Ведь эти козлы увели у меня товар! – А потом снова обернулся к стоящим напротив Дрееву и Бакуле: – А-а, ловко вы подставили ему свою смазливую с-сучку… Что она нам подлила, тварь? Придушу лярву, манду порву!
– Кто вы такие, мать вашу?! – прохрипел с трудом проморгавшийся и осознавший бесперспективность дальнейших попыток освободиться от пут клубный вышибала. – Че надо?!
– Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков! А теперь закрой пасть и слушай меня внимательно, гондон рваный, – стараясь держать себя в руках, с ненавистью произнес Валера, сунув громиле под нос ствол снятого с предохранителя табельного пистолета. – С тобой, если мозги на ринге не разбрызгал, у меня будет базар короткий! Если жить хочешь, то договоримся, нет – пойдешь на зону однояйцевым беззубым калекой, за торговлю «дурью» и укрывательство убийцы мента! Вопросы есть?!
– А тебе в глаз случайно не поссать, а, легавый? – криво ухмыльнулся кикбоксер. – Или посрать в широко открытый рот? Ты только скажи, я с радостью…
– Клиент хамит, капитан. Клиент не врубается, что с ним сейчас будет. – Словно дождавшись наконец нужного ответа, Бакула приблизился к вышибале и почти без замаха нанес ему удар в переносицу.
Что-то громко чавкнуло, из ноздрей кикбоксера двумя алыми струйками быстро побежала, стекая на раздвоенный подбородок, кровь.
Громко взвыв от боли, яростно матерящийся Чак снова изо всех сил дернул широкими плечами, отчего старый, с кривыми ножками, антикварный стул под его задницей жалобно скрипнул, покачнулся, и массивная туша с тихим стуком грузно рухнула на покрывающий пол комнаты мягкий персидский ковер.
– Так даже лучше. Полежи подумай, пока есть время, над моим предложением… – дружески похлопав потирающего ушибленную руку Толика, заключил Дреев, а потом перевел заметно потяжелевший взгляд на затравленно притихшего, вжавшего голову в плечи, ушастого Гоблина. – А с тобой, шакал, у меня разговор другой будет, особенный… Потому что, в отличие от дружка твоего бройлерного, ни в чем более гнусном, кроме сбыта «дури» и слишком болтливого языка, пока не замеченного, ты застрелил мента, а по сути – моего лучшего и единственного друга! Такое не прощают… Так что если веришь в Бога, что, впрочем, вряд ли, то можешь прямо сейчас начинать молиться… Жить тебе на этом свете осталось всего час! Но ты умрешь не сразу… Для такой твари, как ты, это было бы слишком легко и быстро… Потому ты будешь умирать долго и мучительно. Для начала я выколю тебе оба глаза… Лейтенант, найдите кляп и заткните ему рот, чтобы своими воплями не мешал спать соседям.
Капитан подошел к столу, положил на него пистолет, открыл принесенную Бакулой из машины плоскую пластмассовую коробочку и достал из нее блестящий хромированный крючок, который используют стоматологи для проверки зубов и заталкивания в «дупло» ваты с мышьяком.
– Я узнал тебя, – дрожащим голосом сказал Гоблин. – Это тебя Скат подстрелил в подъезде… А ты, выходит, был в бронике, раз до сих пор жив…
– Ну вот. – Повертев в пальцах легкий крюк, опер подошел к барыге и, чуть наклонившись, с перекосившей лицо улыбкой садиста поднес острую загнутую иглу к конвульсивно дергающемуся из стороны в сторону зрачку Гоблина. – Не волнуйся, я проткну его быстро. Опомниться не успеешь, как глаз вытечет… А зрачок я затолкаю тебе в рот и заставлю сожрать. Зачем пропадать добру?
В следующее мгновение тонкий крюк глубоко воткнулся в лицо Гоблина, в нескольких сантиметрах ниже глазного яблока, проткнув кожу и уперевшись в твердую выпирающую кость…
– А-а-а! – завизжал ушастый торговец. – Не на-а-адо!
– Черт, промахнулся, – с видимым сожалением констатировал Дреев, качая головой. – Он так дрыгается… И орет над ухом. Ну где ты там, лейтенант! Неси любую тряпку, заткни ему рот! В ванной, под раковиной посмотри… должна быть половая!
– Что ты от меня хочешь?! – проскулил наркобарыга. – Я же не знал, что вы из ментовки, я думал – меня подставили свои, чтобы забрать товар!
– Кому ты лепишь, паразит?! – Вернувшийся с грязной мокрой тряпкой Бакула вполсилы заехал Гоблину кулаком в ухо. – Да за килограмм «кокса» такие, как ты, мать родную пристрелят!.. Чего с ним базарить, командир, мочи его – и дело с концом! Подполковник сказал, что нужен только один, второго можно запросто пустить в расход. Открой пасть, ты!.. Я сказал, пасть открой, иначе челюсть на хер вырву!
Схватив Гоблина за подбородок и потянув его вниз, Толик принялся быстро, но осторожно, чтобы «подследственный» не откусил пальцы, запихивать в раззявленную хрипящую пасть край противно воняющей рваной половой тряпки.
– Одного, говоришь? – словно впервые слыша такое необычное распоряжение начальства, задумчиво переспросил Дреев. – Добро… Тогда для начала нужно решить, кто из них двоих будет лучше петь. Если ошибемся и приведем немого – подполковник с нас самих три шкуры сдерет. Я предлагаю мочить этого. – Почти не глядя на испуганного бледного Гоблина, Валера хлестко отвесил ему звонкую пощечину. – Ты разве забыл ментовский закон?! Тот, кто поднял руку на нашего, не должен жить!..
– А я все-таки предлагаю завалить бройлера, – покачал головой «добрый» опер Бакула. – Посмотри на его наглую рожу! Такие скорее сдохнут, чем дадут письменные показания и вломят всех своих подельников, включая черномазого Нигерийца! Нет, капитан, давай я лучше пристрелю вышибалу, от него все равно никакого толка не будет.
– Ну хорошо, действуй… – после короткого размышления, почесав затылок, «согласился» Дреев. – Только знаешь что… На всякий случай спроси у него вначале, хочет он поменять жизнь в обмен на чистосердечное собственноручное и гарантию отсидки в камере-одиночке… а то и вообще без «торбы» обойдется, это как карта ляжет… или уже прямо сейчас готов отправиться к праотцам. Опыт мне подсказывает, что такие вот нахрапистые быки с огромными буграми слишком борзо ведут себя лишь до тех пор, пока не поймут, что их собираются убивать серьезно, п о-н а с т о я щ е м у… А как только врубятся – начинают петь, аки Саша Шаляпин.
– Миша, – «поправил» лейтенант, грозно глядя сверху вниз на сопящего, шмыгающего распухшим сломанным носом и злобно косящегося на своих палачей, лежащего вместе со стулом вышибалу Чака.
– Какая разница, лишь бы голос был хороший, – отмахнулся капитан, снова с ухмылкой законченного садиста медленно наклоняясь над Гоблином с крюком в руке. – Ну что, свинья, зенки сохранить хоцца?! Смотри-ка, кивает… Страшно, наверное, ссать в темноте мимо унитаза и видеть мир цветным только в кошмарных снах! Эй, гля, да он уже обоссался! – Дреев с брезгливостью на лице посмотрел вниз, на расплывающуюся под стулом мокрую лужу, обильно пополняемую стекающей сверху струйкой. – Вот чмо болотное… Сейчас языком вылизывать заставлю!
– Слышь ты, окорок! – Бакула, презрительно сплюнув на рубашку Чака, больно пнул кикбоксера ногой в распухший багровый нос, заставив его снова гнусаво вскрикнуть и, насколько позволяли стул и веревки, конвульсивно изогнуться всем телом. Похоже, перелом носовой кости у хозяина грозной паучьей татуировки был на самом деле серьезный… – Тебе, как приговоренному к жертвоприношению, предоставляется последнее слово!.. Только, я тебя умоляю, не строй из себя героя и не рассчитывай, что с тобой блефуют! – поморщился лейтенант. – Любое грубое слово, сказанное в адрес милиции, будет истолковано как отказ от последнего шанса… Итак, я весь внимание… Будешь стучать, сука, или нет?! – вдруг выкрикнул Бакула, нагнувшись, схватил вышибалу за уши и, столь варварским способом дернув вверх, в два счета привел его в вертикальное положение.
– Да… – тихо, едва слышно шевеля испачканными в кровавых соплях губами, прошептал кикбоксер.
– Чего?! – торжествующе переглянувшись с Дреевым, вопросительно приподнял брови лейтенант. – Не расслышал! Громче!
– Да, блядь, да! Что ты еще от меня хочешь?! – срываясь на истерику, отчаянно загнусавил скорчивший оскорбленную рожу амбал. – Я напишу все, что знаю, развяжите грабки и дайте ручку с листком бумаги! Они там, в верхнем ящике секции…
Вспомнив «распоряжение подполковника», разрешающее оставить в живых только одного из наркобарыг – того, кто лучше расколется, громко замычал Гоблин, испуганно тараща «чудом» уцелевшие глаза на непреклонного, хмурого Дреева.
– Ну? Ты тоже горишь желанием накропать бестселлер? – со скепсисом осведомился капитан.
Лопоухий драгдилер часто закивал, едва не свалившись вместе со стулом.
– Как думаешь, Толик, дадим этому обоссанному никчемному паразиту шанс? – как бы еще не слишком твердо веря в грядущую откровенность доведенного страхом до жуткой трясучки и недержания Гоблина, спросил опер, обращаясь к Бакуле, уже доставшему и положившему на стол чистый лист бумаги и авторучку.
– Ладно, отвязывай, – пожал плечами лейтенант. – Устроим социалистическое соревнование – кто из них больше и лучше напишет, кто больше имен и точек застучит, того и заберем с собой в управление. А другому свернем шею, вольем в хлебало водяры… – Бакула кивнул на застекленный мини-бар со множеством импортных бутылок с горячительным пойлом, – и бросим в ванну. Типа поскользнулся, вырубился и утонул… Как считаешь, капитан, прокатит?
– Как стоячий болт в лоханку старой шалавы, – стараясь выглядеть как можно более развязным, заявил Дреев. – Так и быть, рискнем. – Убрав в коробочку с инструментом приведший в ужас Гоблина крюк, капитан достал оттуда поблескивающий в свете хрустальной люстры острый хирургический скальпель и принялся перерезать связывающую сыкуна капроновую веревку. – Строчить роман будете по очереди, но в темпе! Одно лишнее движение: шаг вправо, шаг влево – пиздец на месте! Вопросы есть?!
Закончив с путами, упавшими на ковер, он одним быстрым движением вырвал изо рта у боящегося пошевелиться Гоблина мокрую тряпку-кляп.
– Я спрашиваю, вопросы есть, чмо?! – повторил капитан, хватая наркодельца за волосы и сильно запрокидывая его шишковидную голову назад.
– Кха!.. Нет… Кха! – отплевывался, пытаясь мотать головой, едва не проглотивший язык тщедушный барыга. По его лицу градом катились огромные слезы.
– Тогда бери стул, садись и начинай! Потом все проверю и, если выясню, что хотя бы один раз соврал, посажу в камеру к уркам, шепну пару слов пахану на ушко, и первой же ночью тебя так пропашут, что кишки кровавые из задницы на метр наружу повылазят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44