– Тихо, Засоня, тихо! Бояться нечего.
Редок Зем заметил, что лошади прядают ушами.
– Нечего, говоришь?
Редок огляделся. Свет уже померк, и в тени леса почти нельзя было ничего различить. И все-таки что-то там было…
– Что ты видишь? – спросил Креот.
Коровы заволновались.
– Не знаю. Только, по-моему, пора идти.
Последняя группа дошла почти до середины. Даже если здесь лед сломается, они успеют перебраться.
– Давай. Ты первый.
Редок Зем вывел лошадей на лед. На всякий случай он привязал одну коротким поводом, другую – длинным. Под копытами лед застонал, но не поддался.
– Иди вперед, – сказал Креот. – Я обожду.
Анно Хаз оглянулся и с удивлением увидел, что лошади уже на озере. Он нахмурился: почему не подождали, как было условлено? Таннер Амос и Бек Клин осторожно приближались к дальнему берегу. Вдруг позади из леса донесся долгий низкий вой.
Мампо резко обернулся:
– Волки!
Заслышав вой, коровы сами рванулись вперед. Креот не смог их остановить и поспешил следом, приговаривая:
– Тише, Смуглянка! Тише, Топотунья! Спокойно, спокойно…
Опять вой. Мампо заметил, что в лесу что-то мелькнуло.
– Животные могут взбеситься от страха, – сказал Анно. Продолжать он не стал. Все и так понимали: тогда лед не выдержит.
– Когда-то мы с ними дружили, – сказал Мампо.
Анно понял, о чем он.
– А сейчас?
– Не знаю. Попробую.
Без лишних слов Мампо снял упряжь, отдал Анно и осторожно заскользил обратно, к Креоту с коровами.
– Что такое? – разволновались остальные. – Что происходит?
– Идите вперед! – крикнул Анно. – На тот берег!
Бек Клин смотрел во время заминки назад. Потом отвернулся и, забывшись, резко ступил вперед. Не успела нога коснуться льда, как он понял: нет, слишком сильно… Лед дрогнул от удара и громко хрустнул, будто щелкнул хлыст.
– Бек!
– В порядке…
Бек чувствовал, как поддается лед, и быстро отошел в сторону.
– Трещина! – крикнул Таннер остальным. – Пока держится! Туда не надо! За мной!
Мампо ничего этого не видел и не слышал. Он спешил навстречу Редоку Зему и Креоту. Лошади слушались, хотя явно нервничали. Коровы волновались не меньше.
– Пока держимся, – сказал Креот. – Думаю, это волк.
– Я его видел, – ответил Мампо.
Тут из лесу вышел первый огромный серый хищник и встал на берегу, не сводя с мантхов внимательных глаз. Волк гордо поднял голову, мышцы под густым мехом напряглись.
– Уводите животных.
– А громадный-то какой! – воскликнул Креот.
– Когда-то они были к нам добры. Может, и сейчас…
– Это волки, – возразил Редок Зем. – Волкам тоже надо есть.
На берег выбежали еще два зверя.
– Уводите их, – повторил Мампо. – Я останусь тут.
Креот и Редок Зем пошли вперед, подгоняя своих подо печных. Страх животных передался и людям. Сзади – волки, впереди – трещины… Мантхи замерли на месте от ужаса. В сумраке ясно разнесся голос Анно:
– Вперед! Думайте только о новом шаге! Шаг за шагом вы ближе к берегу! Вперед! Не спешите и не стойте! Шаг за шагом!
Переборов страх, мантхи снова двинулись по дрожащему льду. Не послушала отца только Пинто. Она знала, что лед ее выдержит, и повернула назад, к Мампо.
Юноша стоял и смотрел на волков. Те водили носами, не решаясь ступить на лед. Охотятся ли волки на льду? Так, коровы и лошади отходят все дальше. Это хорошо. Бек Клин уже почти на том берегу, несмотря на трещины. Тоже хорошо.
Один из волков вышел на лед.
А вот это плохо.
Волк чуть постоял и преспокойно направился к Мампо.
Пинто побежала быстрее. До Мампо оставалось еще ярдов пятьдесят скользкого льда.
Мампо слышал, как сзади заревели испуганные коровы, но не оборачивался. Креот гнал коров вперед:
– Ну, ну, ну! Спокойно, спокойно!
Юноша не сводил глаз с волка. Как тогда вел себя Бомен? Посмотрел волку в глаза. Дал себя коснуться. Показал, что не боится.
Волк приближался. Мампо вздрогнул и все же глаз не опустил. В раненом животе кольнуло.
«Наверное, я очень боюсь», – подумал юноша, словно рассматривая себя со стороны.
Мампо не знал, что Пинто, поскальзываясь, со всех ног несется к нему.
Зверь подошел совсем близко, на расстояние прыжка. Замер и подобрался, в упор глядя на Мампо желтыми глазами. Приоткрыл пасть и показал белые клыки.
– Я твой друг, – произнес Мампо.
Слова показались ему бессмысленным сотрясением воздуха. С чего он взял, что волк его поймет? Волки не умеют говорить.
За первым зверем на лед выбежали еще двое. Мампо протянул руку в знак дружбы. В ране пульсировала боль. Вожак впился когтями в лед, напрягся и прижал уши. Раздалось низкое рычание.
Пинто бежала, даже не думая, что собирается сделать. Главное – спасти Мампо. Волк рычит, и глаза такие – сейчас бросится! Последний рывок…
– Пинто! Нет!
К волку! Он уже в воздухе – Пинто бросилась вперед – прыгнула – взрыв жаркого света внутри. Она крикнула волку – нет, подумала вслух, но беззвучно: «Друг моего друга! Враг моего врага!» Девочка столкнулась со зверем на лету и, хватая ртом воздух, упала вместе с ним.
Волк приземлился на огромные лапы, растерянно мотая головой.
– Пинто!
Мампо бросился к девочке.
Я в порядке!
Хищник повернул лохматую голову, покосился на Мампо и разинул пасть.
– Нет!
Мампо зря боялся за Пинто. Та протянула руку, и волк лизнул ее шершавым языком. Потом ткнулся мордой в шею, лизнул лицо…
Волк, ты меня услышал! Ты почувствовал!
Мампо замер, онемев от удивления. Другие члены стаи обступили Пинто: трое, четверо, пятеро. Давным-давно он уже видел такое, только теперь с волками говорила малышка Пинто.
– Так ты тоже! – вырвалось у него.
Пинто обернулась: семилетняя девочка с неожиданно повзрослевшими глазами. Так перед уходом смотрела Кестрель.
– Они тебя не тронут, – сказала Пинто. – Это наши друзья.
Она потрепала волков по лохматым загривкам и встала. Потом махнула остальным, остановившимся и со страхом смотревшим на нее.
– Все хорошо! Идите!
Люди и животные медленно пошли дальше по трескающемуся льду. Пинто вернулась к Мампо.
– Пойдем, Мампо.
Волки стояли неподвижно, как часовые, и провожали ее взглядом.
Прощайте, друзья!
Прячься, маленькая, – донесся ответ. – Приближается буря.
Пинто взяла друга за руку, и они пошли за остальными. Мампо растерялся: кто кого теперь защищает?
– Я и не знал, – сказал он.
– Я тоже. Теперь узнала.
– Что это значит?
– Я взрослею, – объяснила Пинто. – Ты против?
– Нет. Конечно нет.
Оба шли быстро, не думая о том, что лед может сломаться. Пинто чувствовала себя почти так же, как тогда, когда ее укусила муха страсти. «Я все могу, все меня слушаются. Пусть лед треснет – ну и что? Прикажу меня выдержать, и он выдержит». Только сейчас все было по-настоящему. Стало ярче, острее, понятнее. Пинто видела отца, который тянул за собой мамину волокушу, и подумала, что очень нужна родителям и теперь сможет им лучше помогать.
Я присмотрю за вами, – мысленно сказала она. – Я всем помогу.
Пинто как будто опьянела, хотя муха страсти на этот раз была ни при чем. Люди уже выходили на берег, темные фигурки толпились на снежной земле, вот и лошади с коровами… Пинто казалось, что только благодаря ей, чуть ли не самой младшей, мантхи перешли озеро живыми и невредимыми.
Я все могу!
Мампо в это время размышлял о том, что произошло с Пинто. Так уж он был устроен, что мог думать лишь о чем-то одном, поэтому и не вспоминал об опасности. Как Пинто изменилась! Вроде бы выглядит так же. Только почему с ней теперь как-то неловко, словно он робеет? Мампо невольно стиснул руку Пинто – и тут же устыдился и отпустил.
– Все хорошо, Мампо, – сказала девочка. – Я тебя не брошу.
Мампо залился краской. Хорошо хоть сумерки!
– Я должен заботиться о тебе, а не ты обо мне.
– Значит, будем заботиться друг о друге.
Вот и берег. Анно Хаз внимательно посмотрел на дочь, потом на горы.
– Здесь разведем костер. Впереди опасный подъем, при луне не одолеем.
Аира протянула руку. Пинто крепко ее сжала. Мать молчала, но дочь прекрасно ее поняла.
Несправедливо! – мысленно посетовала мать. – Слишком рано.
– А когда это случилось с тобой, мам?
– Со мной? – Аира улыбнулась и тихо прошептала: – Я и не помню. Я даже говорить и ходить не умела. Лежала в колыбели и все знала.
Пинто рассмеялась:
– Вот видишь! Значит, и мне пора.

Глава 15
Бомен учится летать

Кот Дымок лежал на палубе в укромном уголке, слушая разговор, который доносился из каюты.
Обычно кот пропускал людскую болтовню мимо ушей. Всё треплют языком да треплют, а что толку? Дымок уже давно пришел к выводу: люди говорят, чтобы избавиться от внутреннего напряжения, будто спускают слишком туго надутый воздушный шар. А что при этом говорить – дело десятое.
Впрочем, в этот раз кот прислушивался к людям с интересом. Первый голос, громкий и презрительный бас, наверняка принадлежал очень мудрому человеку – с точки зрения кота, презрение было главным признаком мудрости. Второй голос был хорошо знаком Дымку – Бомен. Юноша говорил мало и тихо, едва слышно. Кот любил Бомена, хотя и считал его несколько мягкотелым.
– Великие звезды! – громыхнул бас. – Ты что, не умеешь слушать? Ты не только болван, но еще и глухонемой?
– Что я должен услышать?
– Услышать? Разве я сказал «услышать»? Кто тебе сказал «услышать»? Не услышать, а слушать! Понятно, что это значит? Что ты не знаешь, какой будет звук. Что ты ждешь звука. Это ты «услышал»? Да? Кивни, если ты понял хоть одно мое слово. Ну вот, хоть что-то мы уже умеем…
Дымок подкрался к иллюминатору. Интересно, что Бомену надо слушать?
Вокруг стола стояли Альбард, Бомен, Попрыгунчик и Кестрель и смотрели на предмет, по мнению кота не издающий никаких звуков. Это была ложка.
– У ложки есть своя песня, – продолжал Альбард уже не так сердито. Бомен внимательно его слушал. – Поймай ее.
Бомен кивнул, не сводя глаз с ложки.
– Теперь настрой свою песню на песню ложки.
Бомен снова кивнул. По мысленной связи Кестрель почувствовала, как через брата прошла волна мягкой дрожи.
– Теперь подними ее.
Бомен поднял ложку силой мысли. Такое он уже делал не раз.
Ложка повисла в воздухе.
– А теперь, – сказал Альбард, – зачерпни стол ложкой.
Бомен недоуменно наморщил лоб. Ложка со стуком свалилась на столешницу.
– В чем дело?
– Ложкой нельзя черпать дерево.
– А сметану?
– Сметану – можно. Дерево – нет.
– Тогда черпай не стол, а сметану.
Бомен задумался и перевел глаза с ложки на стол. Альбард выразительно посмотрел на Попрыгунчика. Юноша вслушался в стол. Звук не такой, как у ложки, а ниже, тяжелее – деревяннее, что ли.
Кестрель чувствовала, о чем брат думает, как глухо гудит дерево у него в уме, и изучала стол вместе с ним. Бомен еще не разобрался, как выполнить задание, и нервничал; Кестрель наблюдала со стороны и оставалась спокойной. Наверное, поэтому она первой нырнула в стол, как в лесное озеро.
Странное ощущение! Только что Кестрель смотрела на стол и вдруг погрузилась в дерево, как в теплую жидкость. Тут даже пахло по-особенному – смолой и мокрой тряпкой. Оказывается, с деревом можно делать все, что хочешь, – мять его, как глину, переливать, как воду. Стол остался столом, но открыл Кестрель свою настоящую сущность, исходное вещество, которое приняло форму стола.
А могло бы быть сметаной, – подумала Кесс.
Девушка, смеясь, подняла голову, и ее взгляд упал на старый календарь, висевший на стене каюты. С тихим шипением цифры на выцветшей бумаге раскрутились в волнистые линии, а потом – пух! – взорвались искристой пылью и пропали. На стене остался чистый лист.
Кестрель заморгала: может, что-то с глазами? Нет, теперь она видела лучше, четче, чем когда-либо раньше. Прямо перед ней стена каюты разваливалась. Со странным бульканьем – как это другие не слышат, может, просто не подают виду? – доски превращались в куски губчатого мха и падали на пол. Только пола тоже не было. Под ногами текла вода, которая сверкала и расходилась кругами, хотя оставалась твердой. Вода была очень прозрачной: если посмотреть под ноги, было видно не дно баржи, а светящаяся река, или небо, или еще что-то яркое. Да это же не вода, а воздух! Нет, не воздух, это свет…
У Кестрель закружилась голова от страха. Она огляделась и не увидела ни каюты, ни брата с Альбардом и Попрыгунчиком – никого и ничего. В этом мире света она одна. Кестрель протянула руку и ничего не увидела. Посмотрела на себя – ее самой тоже нет. Есть только бесконечные волны света и та ее часть, которая все это видит.
Так что я не могла исчезнуть. Я где-то здесь.
Только где?
Везде, – осенило Кестрель. – Я везде! Я слилась с миром.
Страх тут же исчез и сменился радостью. Наконец все стало понятно! Кестрель обогнула стены, которые разделяют все, из чего состоит мир, и вошла туда, где мир – одно целое. Ей вспомнился зимний рассвет в слепящем солнечном свете, когда она себя спрашивала: «Почему все когда-нибудь кончается?» Сейчас, растворясь в свете, Кестрель увидела, что мир бесконечен и безграничен, в нем нет «здесь» и «там», «тогда» и «теперь». Все вокруг словно расплавилось, даже тело, которое Кестрель когда-то считала своим…
А как же мой разум? Мое «я»? Оно тоже расплавилось?
Кестрель опять стало страшно. Она отшатнулась от этой мысли и вдруг увидела, что снова стоит в каюте, а Бомен все так же морщит лоб, пытаясь превратить стол в сметану.
Это просто, Бо! Смотри.
Кестрель впустила брата в свой ум. Бомен почувствовал ее радость и немного успокоился. Кесс смотрела на стол его глазами, помогая его слуху найти песню стола.
Тебе трудно, потому что стол очень быстро колеблется. Если его замедлить, будет легче.
Сказав так, Кестрель сама удивилась: откуда она это знает? Наверное, дело в том, что, когда мир вокруг как будто исчез, Кесс была уверена, будто все движется очень медленно.
Бомен решил последовать совету сестры. Дрожание стола он слышал довольно ясно, но как его замедлить? Бомен прислушался внимательнее и с удивлением обнаружил, что этот звук гораздо грубее и громче его собственного. А если окружить звук стола своим? Бомен сплел из своей песни, найденной с помощью Альбарда, нечто вроде одеяла, окутал им стол и начал думать о сметане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28