https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_kuhni/
На какой-то момент он забыл о Томми Турке, о Стоуни, о генерале Ходжесе, о «Вудвилл Солвент» и о ДРК.
Когда он выключал душ, он заметил сыпь на руках.
Он непонимающе уставился на нее, смутно понимая, что появление этих белых пятнышек на руках что-то означает, хоть и не догадываясь, что именно. Потом он вспомнил, что случилось с телом Тома Гая.
– Эй! – сказал Лео, хватаясь за полотенце. Он быстро вытерся, не отводя взгляда от своих рук. Надел голубые джинсы, рубашку-поло, ботинки. Он лизнул пятнышко, и оно показалось ему покрытым слизью. Он потер руки о джинсы.
Пятнышки порозовели, теперь они напоминали раскрытые рты. Лео в ужасе смотрел, как эти розовые ямки постепенно наполняются белым.
– О Боже мой, – сказал он. Ему стало холодно, желудок сжался. В панике он вспомнил тело в горящем автомобиле – самое жуткое свое недавнее воспоминание – и два тела в стеклянной комнате. – О Боже, Боже, Боже!
Телефон несколько раз зазвонил за его спиной, потом затих.
Лео уставился на тыльную сторону рук, которые безжизненно лежали на коленях. Сколько всего пятнышек там было?
Десять? На левой руке они протянулись не правильным полукольцом от основания большого пальца до мизинца, на правой – сползали на запястье. Он тронул их указательным пальцем – они были чуть скользкими. Лео содрогнулся. Все еще охваченный паникой, он бесцельно зашагал по комнате, вытянув руки перед собой.
На гардеробном столике валялась мелочь, коробки спичек, запонки, пара подтяжек и красный шведский армейский нож, который Стоуни подарила ему год назад. Он взял нож и присел на постель.
Лео выдвинул меньшее из лезвий и поскреб им пятнышко. Белое вещество осталось на лезвии, а пятно немедленно начало заполняться новым. С возросшим отчаянием он сунул кончик лезвия в пятно у мизинца и резко нажал. Последовала мгновенная вспышка боли, и из дырки хлынула кровь.
Когда он потер пятно носовым платком, он увидел, что кровотечение остановилось. В центре красного пятна находилось белое – поменьше.
Лео побежал в ванную, чтобы изучить в зеркале свое лицо.
Под глазами у него были темные мешки, но никаких пятен не было. Он стащил с себя рубаху и джинсы. Одно маленькое пятнышко расположилось под левой ключицей, второе – на предплечье, вверху справа. Ниже пояса ничего не было.
И снова с ужасающей ясностью Лео увидел белую губчатую массу, в которую превратилась голова Тома Гая, увидел, как она стекает в дренажное отверстие.
Но это же случилось мгновенно. Может, эти несколько пятнышек на теле не имеют никакого отношения к судьбе Тома Гая, может, это какое-то заболевание? Он снова поскреб пятнышко ножом. Появилась кровь, но это ни о чем не говорило. Лео обнаженный вернулся в спальню и взял с гардероба коробку спичек.
Усевшись за стол, он зажег спичку и поднес пламя к одному из пятнышек на левой руке. Боль заставила его вскрикнуть.
«Выжги его», – сказал он сам себе. Он зажег еще одну спичку и дотронулся до трех других пятнышек. Весь в поту, он зажег третью спичку и прижег последнее пятно на левой руке. Запахло паленым мясом. Левая рука пылала острой болью. Она выглядела как иллюстрация из медицинского пособия. Гримасничая, он вновь прошел в ванную и сунул руку под холодную воду. Когда боль утихла, Лео обернул поврежденную руку полотенцем и присел на край ванны. Холод эмали проник в его ягодицы. Он закрыл глаза, голова кружилась. После виски она тупо ныла, во рту отдавало привкусом желчи. Пол, казалось, тоже кружился и покачивался.
Наконец он решил развернуть полотенце. Рука была абсолютно ни на что не похожа. Она вся была покрыта черно-кровавыми пузырями, но ни следа белого. Лео поднялся, перевязал руку и пошел за спичками.
7
Из дневника Ричарда Альби
Сегодня я получил новости из банка – нам дают ссуду под проценты, в наше время считающиеся довольно умеренными. Мы позвонили Ронни, которая безумно обрадовалась, и отметили все это бутылкой шампанского. Так оно и получилось: мы наконец осели на земле наших отцов и дедов.
К сожалению, я не мог справиться с тем, что я назвал бы манией «Папа с тобой». Я знал теперь, что это – возвращение в те места, где жил Майкл Альби, – пробудило те чувства, которые я, как мне казалось, глубоко похоронил. Папа с тобой. Папа с тобой. Вроде бы так просто. Но неизвестно почему это не уберегало меня от тех ночных кошмаров, где Картер Олдфилд колотился в двери спальни, или тех, где бедный Билли оставался под дождем на улице. Билли в постели с Лаурой. Билли ломится в окно. Всегда одно и то же: хаос, насилие, беспорядок, а я должен помешать им ворваться в мою жизнь.
Я все думал: может, это за Лауру я боюсь, не за себя?
Беременная, в незнакомом месте… Все объяснимо.
Но мне ни разу не снилось, что Лаура в опасности.
Тем не менее я знал, что в этих снах Лаура всегда была в доме. Я не знаю, как все это интерпретировать. Может, занимаясь домом, я пытался вернуть Лауре ее былое душевное спокойствие? Я часто видел, что она вот-вот разразится слезами, она была в том состоянии, когда от скуки до депрессии один шаг. Когда мы беседуем, она только и говорит, что скучает по Лондону почти физически, хочет увидеть Кенгсингтонский сад, Хай-стрит и Холланд-парк, пройтись по Ильчестеру. Она хочет зайти в ресторан на Стрэнде, где кормят индийскими блюдами, хочет ехать в Вест-Энд на метро и вернуться в свой офис на Ковент-Гарден. Она знает больницу, где должен был бы родиться наш ребенок, – большую, современную больницу на Холланд-роад. Вот о чем она думала, пока мы распивали шампанское в честь покупки дома.
Не хочу записывать это, но думаю, что должен. На другой день Лаура и я отправились в торговый центр на Пост-роад. Руки у нас были заняты тяжелыми сумками, и мы шли к нашей машине. Мы прошли закусочную, которую обычно называют кафе. Касса у входа, а позади – столики. Я заглянул внутрь. Лаура спросила: «В чем дело?» Я покачал головой и пошел за ней к машине. Действительно, дело было ни в чем, но на миг, когда я первый раз глянул в окно, я увидел Картера Олдфилда, Рут Бранден и Билли. Они сидели за одним из столиков. Я увидел их очень ясно. Я даже могу описать, во что они были одеты. Билли был в своей одежде городского бродяги, на голове – твидовая кепка, и он поглядел на меня.
И выражение на его лице.., торжествующее выражение.
Как только я потряс головой, моя маленькая семья превратилась в мальчиков-подростков, которые болтались там все время. Один из них, вовсе не урод, уставился на меня, но в конце концов и я уставился на него, без сомнения, со странным выражением на лице. Так мы и глядели друг на друга, и я был уверен, что мальчик – он был стройным и светловолосым – узнал меня или подумал, что узнал. Его товарищ тронул его за руку, тот отвернулся и больше не глядел на меня.
Надеюсь, что сегодня никаких кошмаров не будет.
8
Из дневника Ричарда Альби
Отличные дни, но ночи ужасные. Мое подсознание игнорирует мольбы об отдыхе от этих абсурдных кошмаров о Картере Олдфилде и Билли Бентли. Очевидно, на каком-то глубинном уровне я все еще беспокоюсь о том, как этот переезд повлияет на Лауру и на меня, о борьбе хаоса и порядка, о возникновении из ничего Майкла Альби – который, возможно, и минуты в жизни не тратил на то, чтобы беспокоиться о подобных вещах. Уже были два случая, когда хаос вторгся в нашу жизнь: один незначительный, другой – серьезный. Сейчас я к ним перейду.
Я встретил знаменитую Сару Спрай около издательства в магазине Гринблата. Она сказала:
– Альби. Ричард Альби. Вы совсем не изменились. Я как раз собиралась позвонить вам. Надеюсь, вы вскоре увидите свое имя в моей колонке.
Ей около пятидесяти, она хрупкая и энергичная, в круглых очках и с гладкой прической, а волосы у нее еще более рыжие, чем у Лауры. Она уже знала, что мы купили старый дом Сэйров. «Джон Сэйр убил себя, знаете ли, – сказала она. – Очаровательный человек. Неудивительно, что бедняжка Бонни после этого свихнулась. Когда вы сможете дать мне интервью? Я хотела бы это сделать, как только вы переедете». Она не та женщина, от которой можно отделаться извинениями, так что в день, когда мы переедем, меня будут интервьюировать. Полчаса, сказала она; нет жизни настолько интересной, чтобы занять больше тридцати минут ее времени. О чем она не сказала, так это о том, что за полчаса выжимает вас досуха. Но, может, это интервью поможет заключению каких-нибудь новых контрактов?
В воскресенье вечером нас пригласили в дом совсем рядом с нашим новым – это устроила Ронни Ригли. Люди по имени Маккалум? Маккларен? Ронни им тоже продала дом.
Мы наконец увидим Бобо, вот этого я жду с интересом.
Теперь о двух неприятностях. Наш почтовый ящик на Фэртитэйл-лейн кто-то буквально расплющил. Мы слышали шум около десяти часов, и он нас напугал. Я вышел и увидел, что мимо проносится черная машина. Кроме ящика эти вандалы сломали еще несколько прутьев ограды. Забавно, как даже такое мелкое пакостничество вас расстраивает, словно оно лишь начало крупных неприятностей, хотя это скорее всего просто скучающие детишки, которые так и ищут, что бы поломать. Должно быть, они воспользовались бейсбольной битой или чем-то в этом роде. Но мне нужно починить изгородь и купить новый почтовый ящик.
И напоследок худшее: произошло еще одно убийство. Это случилось вчера, в пятницу, тридцатого. Как и раньше, женщина была убита у себя в доме. Ронни знала все детали – они были ужасающими. Явно это был не грабеж – тело лежало на кухне и было чуть ли не выпотрошено. Ее звали Эстер Гудолл, ей было за сорок, и она активно занималась церковной благотворительностью. На этот раз это явно не было сексуальное убийство – дети находились в школе, а муж уехал из города. Ронни говорит, что Гудоллы живут на отшибе, около Саутел-бич и Загородного клуба.
Кто бы это ни был, надеюсь, его быстро поймают.
9
С Маунт-авеню Альби свернули на Бич-трэйл, потом миновали Кэннон-роад, гордо и взыскательно оглядели свой новый дом, повернули на Чарльстон-роад и нашли дом номер три именно там, где сказала Ронни, – длинный, двухэтажный, с коричневой кровлей и коротко подстриженным газоном за чугунной крашеной изгородью. Голубой «датсун» с номерными знаками «РОННИ» был уже припаркован рядом с домом, и Ричард пристроился рядом. Магнолия позади площадки роняла на асфальт и на траву свои розовые лепестки, и Ричард с Лаурой, выйдя из машины, ступали прямо по ним.
– Ронни хоть что-нибудь рассказала тебе о Макалистерах?
– Их зовут Макклауды, – сказала Лаура. – Пэтси и Лес Макклауды. Ронни продала им дом и говорит, что они забавные. Не знаю, что она имеет в виду. Кажется, Лес Макклауд исполнительный директор какой-то фирмы, так что они часто переезжают с места на место.
– Настоящие люди округа Патчин, – сказал Ричард и позвонил в звонок.
Дверь им открыл гигант по крайней мере шести футов шести дюймов ростом, в коричневом вельветовом пиджаке и зеленом свитере, натянутом на мощной груди. У него была белозубая улыбка, пышные усы, мелко вьющиеся волосы, и он не выглядел старше двадцати пяти.
– Эй, привет, – сказал он. – Заходите!
– Мистер Макклауд?
Гигант расхохотался и схватил за руку Ричарда:
– О Господи, нет. Я всего лишь Бобо Фарнсворт, местный полицейский. Пошли в кухню, а Пэтси и моя приятельница сейчас в игровой комнате.
Он потащил их в маленькую прихожую. Теперь они толпились на трех квадратных футах – фактически это была нижняя площадка лестницы, ведущей наверх, в главную часть дома, и вниз – в общую комнату, которая примыкала к гаражу.
– Должно быть, вы Ричард, тот знаменитый артист. А вы, наверное, Лаура. – Он наклонился над ней. Ричард убедился, что Бобо отличная пара для Ронни Ригли.
– Если вы здешний полицейский, я уже чувствую себя в безопасности, – сказал Ричард.
Бобо опять расхохотался, подталкивая их к лестнице.
– В детстве я ел много каши.
Ричард поднимался по лестнице впереди всех. Как только он вошел в гостиную (длинная составная кушетка, обитая тканью с сине-алыми зигзагами, сияющий черный кофейный столик на темно-синем ковре, плакат Штейнберга в рамке), он услышал громогласный оклик:
– Это Дик Альби? Я сейчас выйду!
Человек сантиметров на шесть ниже Бобо Фарнсворта вбежал в комнату, протянув пухлую руку. У него были коротко подстриженные волосы песочного цвета и мясистое лицо из тех, что всегда кажутся загорелыми.
– Пэтси! – завопил он. – Дик Альби пришел.
Холодная влажная ладонь сомкнулась вокруг руки Ричарда, и Лес Макклауд приблизил лицо, оказавшееся в трех сантиметрах от Альби. Одновременно он продолжал трясти руку Ричарда. От него исходила волна запаха спиртного.
– Обожал ваше шоу, просто-таки обожал его – чертовски отличная серия, знаете ли? Пэтси! – Это уже через плечо. – Уважаю таких, как вы, знаете ли. Я – Лес Макклауд, прошу, прошу. Вы уже освоились тут? Хорошо. А это ваша фрау? Очень приятно. Лаура? Отлично! Пэтси будет через секунду, и вы сможете поболтать между вами, девочками. Эй, Дик, что это ты так разоделся?
Сам Лес был одет в розовый свитер без ворота и штаны из синтетической ткани и напоминал бутылку «Дартмура»
Урожая пятьдесят девятого года.
– Снимай этот галстук, Дик. Или тебя зовут Дики?
– Ричард.
– Как угодно. – Лес наконец выпустил его руку. – Сейчас, только положу лед в бокалы. Вы что любите? А вы, Лаура? У меня лучший мартини во всем Коннектикуте.
– Мне ничего, – это Лаура.
– Просто пива, – это Ричард.
– Ничего с оливками и лимоном? А вы тоже играете в театре, Лаура?
– Нет. Я…
– Целых двое непьющих сегодня. И что же нам делать? – Он по-прежнему глядел прямо в лицо Ричарду с таким агрессивным дружелюбием, что оно выглядело почти угрожающим.
– Да ничего, – сказал Ричард.
– Какое облегчение, – сказала Пэтси Макклауд, и оба Альби повернулись к ней. Рядом с роскошной, пышущей здоровьем Ронни Ригли она выглядела хрупкой и утонченной. У нее были огромные карие глаза и прямые неухоженные волосы. Лицо у нее было хорошо очерчено, а когда она улыбалась, открывая белые, слегка неровные зубы, на щеках проступали чуть заметные ямочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Когда он выключал душ, он заметил сыпь на руках.
Он непонимающе уставился на нее, смутно понимая, что появление этих белых пятнышек на руках что-то означает, хоть и не догадываясь, что именно. Потом он вспомнил, что случилось с телом Тома Гая.
– Эй! – сказал Лео, хватаясь за полотенце. Он быстро вытерся, не отводя взгляда от своих рук. Надел голубые джинсы, рубашку-поло, ботинки. Он лизнул пятнышко, и оно показалось ему покрытым слизью. Он потер руки о джинсы.
Пятнышки порозовели, теперь они напоминали раскрытые рты. Лео в ужасе смотрел, как эти розовые ямки постепенно наполняются белым.
– О Боже мой, – сказал он. Ему стало холодно, желудок сжался. В панике он вспомнил тело в горящем автомобиле – самое жуткое свое недавнее воспоминание – и два тела в стеклянной комнате. – О Боже, Боже, Боже!
Телефон несколько раз зазвонил за его спиной, потом затих.
Лео уставился на тыльную сторону рук, которые безжизненно лежали на коленях. Сколько всего пятнышек там было?
Десять? На левой руке они протянулись не правильным полукольцом от основания большого пальца до мизинца, на правой – сползали на запястье. Он тронул их указательным пальцем – они были чуть скользкими. Лео содрогнулся. Все еще охваченный паникой, он бесцельно зашагал по комнате, вытянув руки перед собой.
На гардеробном столике валялась мелочь, коробки спичек, запонки, пара подтяжек и красный шведский армейский нож, который Стоуни подарила ему год назад. Он взял нож и присел на постель.
Лео выдвинул меньшее из лезвий и поскреб им пятнышко. Белое вещество осталось на лезвии, а пятно немедленно начало заполняться новым. С возросшим отчаянием он сунул кончик лезвия в пятно у мизинца и резко нажал. Последовала мгновенная вспышка боли, и из дырки хлынула кровь.
Когда он потер пятно носовым платком, он увидел, что кровотечение остановилось. В центре красного пятна находилось белое – поменьше.
Лео побежал в ванную, чтобы изучить в зеркале свое лицо.
Под глазами у него были темные мешки, но никаких пятен не было. Он стащил с себя рубаху и джинсы. Одно маленькое пятнышко расположилось под левой ключицей, второе – на предплечье, вверху справа. Ниже пояса ничего не было.
И снова с ужасающей ясностью Лео увидел белую губчатую массу, в которую превратилась голова Тома Гая, увидел, как она стекает в дренажное отверстие.
Но это же случилось мгновенно. Может, эти несколько пятнышек на теле не имеют никакого отношения к судьбе Тома Гая, может, это какое-то заболевание? Он снова поскреб пятнышко ножом. Появилась кровь, но это ни о чем не говорило. Лео обнаженный вернулся в спальню и взял с гардероба коробку спичек.
Усевшись за стол, он зажег спичку и поднес пламя к одному из пятнышек на левой руке. Боль заставила его вскрикнуть.
«Выжги его», – сказал он сам себе. Он зажег еще одну спичку и дотронулся до трех других пятнышек. Весь в поту, он зажег третью спичку и прижег последнее пятно на левой руке. Запахло паленым мясом. Левая рука пылала острой болью. Она выглядела как иллюстрация из медицинского пособия. Гримасничая, он вновь прошел в ванную и сунул руку под холодную воду. Когда боль утихла, Лео обернул поврежденную руку полотенцем и присел на край ванны. Холод эмали проник в его ягодицы. Он закрыл глаза, голова кружилась. После виски она тупо ныла, во рту отдавало привкусом желчи. Пол, казалось, тоже кружился и покачивался.
Наконец он решил развернуть полотенце. Рука была абсолютно ни на что не похожа. Она вся была покрыта черно-кровавыми пузырями, но ни следа белого. Лео поднялся, перевязал руку и пошел за спичками.
7
Из дневника Ричарда Альби
Сегодня я получил новости из банка – нам дают ссуду под проценты, в наше время считающиеся довольно умеренными. Мы позвонили Ронни, которая безумно обрадовалась, и отметили все это бутылкой шампанского. Так оно и получилось: мы наконец осели на земле наших отцов и дедов.
К сожалению, я не мог справиться с тем, что я назвал бы манией «Папа с тобой». Я знал теперь, что это – возвращение в те места, где жил Майкл Альби, – пробудило те чувства, которые я, как мне казалось, глубоко похоронил. Папа с тобой. Папа с тобой. Вроде бы так просто. Но неизвестно почему это не уберегало меня от тех ночных кошмаров, где Картер Олдфилд колотился в двери спальни, или тех, где бедный Билли оставался под дождем на улице. Билли в постели с Лаурой. Билли ломится в окно. Всегда одно и то же: хаос, насилие, беспорядок, а я должен помешать им ворваться в мою жизнь.
Я все думал: может, это за Лауру я боюсь, не за себя?
Беременная, в незнакомом месте… Все объяснимо.
Но мне ни разу не снилось, что Лаура в опасности.
Тем не менее я знал, что в этих снах Лаура всегда была в доме. Я не знаю, как все это интерпретировать. Может, занимаясь домом, я пытался вернуть Лауре ее былое душевное спокойствие? Я часто видел, что она вот-вот разразится слезами, она была в том состоянии, когда от скуки до депрессии один шаг. Когда мы беседуем, она только и говорит, что скучает по Лондону почти физически, хочет увидеть Кенгсингтонский сад, Хай-стрит и Холланд-парк, пройтись по Ильчестеру. Она хочет зайти в ресторан на Стрэнде, где кормят индийскими блюдами, хочет ехать в Вест-Энд на метро и вернуться в свой офис на Ковент-Гарден. Она знает больницу, где должен был бы родиться наш ребенок, – большую, современную больницу на Холланд-роад. Вот о чем она думала, пока мы распивали шампанское в честь покупки дома.
Не хочу записывать это, но думаю, что должен. На другой день Лаура и я отправились в торговый центр на Пост-роад. Руки у нас были заняты тяжелыми сумками, и мы шли к нашей машине. Мы прошли закусочную, которую обычно называют кафе. Касса у входа, а позади – столики. Я заглянул внутрь. Лаура спросила: «В чем дело?» Я покачал головой и пошел за ней к машине. Действительно, дело было ни в чем, но на миг, когда я первый раз глянул в окно, я увидел Картера Олдфилда, Рут Бранден и Билли. Они сидели за одним из столиков. Я увидел их очень ясно. Я даже могу описать, во что они были одеты. Билли был в своей одежде городского бродяги, на голове – твидовая кепка, и он поглядел на меня.
И выражение на его лице.., торжествующее выражение.
Как только я потряс головой, моя маленькая семья превратилась в мальчиков-подростков, которые болтались там все время. Один из них, вовсе не урод, уставился на меня, но в конце концов и я уставился на него, без сомнения, со странным выражением на лице. Так мы и глядели друг на друга, и я был уверен, что мальчик – он был стройным и светловолосым – узнал меня или подумал, что узнал. Его товарищ тронул его за руку, тот отвернулся и больше не глядел на меня.
Надеюсь, что сегодня никаких кошмаров не будет.
8
Из дневника Ричарда Альби
Отличные дни, но ночи ужасные. Мое подсознание игнорирует мольбы об отдыхе от этих абсурдных кошмаров о Картере Олдфилде и Билли Бентли. Очевидно, на каком-то глубинном уровне я все еще беспокоюсь о том, как этот переезд повлияет на Лауру и на меня, о борьбе хаоса и порядка, о возникновении из ничего Майкла Альби – который, возможно, и минуты в жизни не тратил на то, чтобы беспокоиться о подобных вещах. Уже были два случая, когда хаос вторгся в нашу жизнь: один незначительный, другой – серьезный. Сейчас я к ним перейду.
Я встретил знаменитую Сару Спрай около издательства в магазине Гринблата. Она сказала:
– Альби. Ричард Альби. Вы совсем не изменились. Я как раз собиралась позвонить вам. Надеюсь, вы вскоре увидите свое имя в моей колонке.
Ей около пятидесяти, она хрупкая и энергичная, в круглых очках и с гладкой прической, а волосы у нее еще более рыжие, чем у Лауры. Она уже знала, что мы купили старый дом Сэйров. «Джон Сэйр убил себя, знаете ли, – сказала она. – Очаровательный человек. Неудивительно, что бедняжка Бонни после этого свихнулась. Когда вы сможете дать мне интервью? Я хотела бы это сделать, как только вы переедете». Она не та женщина, от которой можно отделаться извинениями, так что в день, когда мы переедем, меня будут интервьюировать. Полчаса, сказала она; нет жизни настолько интересной, чтобы занять больше тридцати минут ее времени. О чем она не сказала, так это о том, что за полчаса выжимает вас досуха. Но, может, это интервью поможет заключению каких-нибудь новых контрактов?
В воскресенье вечером нас пригласили в дом совсем рядом с нашим новым – это устроила Ронни Ригли. Люди по имени Маккалум? Маккларен? Ронни им тоже продала дом.
Мы наконец увидим Бобо, вот этого я жду с интересом.
Теперь о двух неприятностях. Наш почтовый ящик на Фэртитэйл-лейн кто-то буквально расплющил. Мы слышали шум около десяти часов, и он нас напугал. Я вышел и увидел, что мимо проносится черная машина. Кроме ящика эти вандалы сломали еще несколько прутьев ограды. Забавно, как даже такое мелкое пакостничество вас расстраивает, словно оно лишь начало крупных неприятностей, хотя это скорее всего просто скучающие детишки, которые так и ищут, что бы поломать. Должно быть, они воспользовались бейсбольной битой или чем-то в этом роде. Но мне нужно починить изгородь и купить новый почтовый ящик.
И напоследок худшее: произошло еще одно убийство. Это случилось вчера, в пятницу, тридцатого. Как и раньше, женщина была убита у себя в доме. Ронни знала все детали – они были ужасающими. Явно это был не грабеж – тело лежало на кухне и было чуть ли не выпотрошено. Ее звали Эстер Гудолл, ей было за сорок, и она активно занималась церковной благотворительностью. На этот раз это явно не было сексуальное убийство – дети находились в школе, а муж уехал из города. Ронни говорит, что Гудоллы живут на отшибе, около Саутел-бич и Загородного клуба.
Кто бы это ни был, надеюсь, его быстро поймают.
9
С Маунт-авеню Альби свернули на Бич-трэйл, потом миновали Кэннон-роад, гордо и взыскательно оглядели свой новый дом, повернули на Чарльстон-роад и нашли дом номер три именно там, где сказала Ронни, – длинный, двухэтажный, с коричневой кровлей и коротко подстриженным газоном за чугунной крашеной изгородью. Голубой «датсун» с номерными знаками «РОННИ» был уже припаркован рядом с домом, и Ричард пристроился рядом. Магнолия позади площадки роняла на асфальт и на траву свои розовые лепестки, и Ричард с Лаурой, выйдя из машины, ступали прямо по ним.
– Ронни хоть что-нибудь рассказала тебе о Макалистерах?
– Их зовут Макклауды, – сказала Лаура. – Пэтси и Лес Макклауды. Ронни продала им дом и говорит, что они забавные. Не знаю, что она имеет в виду. Кажется, Лес Макклауд исполнительный директор какой-то фирмы, так что они часто переезжают с места на место.
– Настоящие люди округа Патчин, – сказал Ричард и позвонил в звонок.
Дверь им открыл гигант по крайней мере шести футов шести дюймов ростом, в коричневом вельветовом пиджаке и зеленом свитере, натянутом на мощной груди. У него была белозубая улыбка, пышные усы, мелко вьющиеся волосы, и он не выглядел старше двадцати пяти.
– Эй, привет, – сказал он. – Заходите!
– Мистер Макклауд?
Гигант расхохотался и схватил за руку Ричарда:
– О Господи, нет. Я всего лишь Бобо Фарнсворт, местный полицейский. Пошли в кухню, а Пэтси и моя приятельница сейчас в игровой комнате.
Он потащил их в маленькую прихожую. Теперь они толпились на трех квадратных футах – фактически это была нижняя площадка лестницы, ведущей наверх, в главную часть дома, и вниз – в общую комнату, которая примыкала к гаражу.
– Должно быть, вы Ричард, тот знаменитый артист. А вы, наверное, Лаура. – Он наклонился над ней. Ричард убедился, что Бобо отличная пара для Ронни Ригли.
– Если вы здешний полицейский, я уже чувствую себя в безопасности, – сказал Ричард.
Бобо опять расхохотался, подталкивая их к лестнице.
– В детстве я ел много каши.
Ричард поднимался по лестнице впереди всех. Как только он вошел в гостиную (длинная составная кушетка, обитая тканью с сине-алыми зигзагами, сияющий черный кофейный столик на темно-синем ковре, плакат Штейнберга в рамке), он услышал громогласный оклик:
– Это Дик Альби? Я сейчас выйду!
Человек сантиметров на шесть ниже Бобо Фарнсворта вбежал в комнату, протянув пухлую руку. У него были коротко подстриженные волосы песочного цвета и мясистое лицо из тех, что всегда кажутся загорелыми.
– Пэтси! – завопил он. – Дик Альби пришел.
Холодная влажная ладонь сомкнулась вокруг руки Ричарда, и Лес Макклауд приблизил лицо, оказавшееся в трех сантиметрах от Альби. Одновременно он продолжал трясти руку Ричарда. От него исходила волна запаха спиртного.
– Обожал ваше шоу, просто-таки обожал его – чертовски отличная серия, знаете ли? Пэтси! – Это уже через плечо. – Уважаю таких, как вы, знаете ли. Я – Лес Макклауд, прошу, прошу. Вы уже освоились тут? Хорошо. А это ваша фрау? Очень приятно. Лаура? Отлично! Пэтси будет через секунду, и вы сможете поболтать между вами, девочками. Эй, Дик, что это ты так разоделся?
Сам Лес был одет в розовый свитер без ворота и штаны из синтетической ткани и напоминал бутылку «Дартмура»
Урожая пятьдесят девятого года.
– Снимай этот галстук, Дик. Или тебя зовут Дики?
– Ричард.
– Как угодно. – Лес наконец выпустил его руку. – Сейчас, только положу лед в бокалы. Вы что любите? А вы, Лаура? У меня лучший мартини во всем Коннектикуте.
– Мне ничего, – это Лаура.
– Просто пива, – это Ричард.
– Ничего с оливками и лимоном? А вы тоже играете в театре, Лаура?
– Нет. Я…
– Целых двое непьющих сегодня. И что же нам делать? – Он по-прежнему глядел прямо в лицо Ричарду с таким агрессивным дружелюбием, что оно выглядело почти угрожающим.
– Да ничего, – сказал Ричард.
– Какое облегчение, – сказала Пэтси Макклауд, и оба Альби повернулись к ней. Рядом с роскошной, пышущей здоровьем Ронни Ригли она выглядела хрупкой и утонченной. У нее были огромные карие глаза и прямые неухоженные волосы. Лицо у нее было хорошо очерчено, а когда она улыбалась, открывая белые, слегка неровные зубы, на щеках проступали чуть заметные ямочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51