И, сидя в темноте на заднем сиденье «лимузина», Джан гадала: что будет? Что она делает здесь, в незнакомом городе, работая над фильмом, который ей не нравился, по сценарию, который не был закончен. Рядом с ней лежал последний вариант. Фотокопия сценария на розовой бумаге. Каждый вариант был на бумаге другого цвета, чтобы не спутать. Сколько уже было цветов? Светло-желтый, темно-желтый, зеленый, синий, голубой. Была ли белая бумага? Или серая? Джан не помнила. И что будет, если больше не найдется неиспользованных цветов? Ну, напомнила она себе, Майкл Куртиц снимал «Касабланку» по незаконченному сценарию. Актеры не знали, каким будет конец, пока не завершились съемки. Но не делает ли ошибки Джан? Перед ней был богатый выбор, зачем тогда этот фильм?
Сэм, конечно. Она полетела, как мотылек на пламя свечи. Джан вздохнула. И, как мотылек, она сгорит? А может ли она сама превратиться в пламя, в центр внимания? Да, ее плоть изменилась, но центром внимания она осталась.
Вдруг на заднем сиденье шикарного «лимузина» Джан ощутила одиночество и отчаяние. Она почувствовала себя далеко, за много миль от сидевшей рядом Май, и подумала, что вот если она умрет, то кто вспомнит о ней? Кто? Что она здесь делает? Джан вздрогнула, хотя и не было холодно. Она почувствовала себя такой несчастной. Что подумают о ней Дэнни и Май? Так, мысленно пережив несколько обидных минут, Джан благополучно приехала в «Купертино». «Лимузин» остановился у отеля.
Она так устала, когда поднялась по лестнице, что попросила Май пройти к ней в комнату, чтобы помочь. Та великодушно согласилась; Потом Джан приняла душ и переоделась в халат. Горячая вода улучшила ее самочувствие, но она все равно постоянно понимала, что ее еще ждут кошмары и тревожные мысли. Поэтому, стоя под душем отеля «Купертино», Джан приняла решение.
Когда она вышла из ванной, Май только что отпустила официанта. Стол был накрыт, обед подан на столике возле окна. Они сели рядом и принялись за цыплят.
– Май, я хочу тебе кое-что сказать.
Май поставила стакан, и превратилась в слух.
– Я чувствую, что если не скажу этого кому-нибудь, то умру, – сказала Джан и начала.
Май – прекрасная слушательница. Она позволяла Джан плакать и ждала, молча, в течение всех долгих пауз, когда Джан подбирала слова и набиралась храбрости, чтобы продолжить рассказ. Май не перебивала и задала только один вопрос: как Джан нашла Брюстера Мура. Все остальное время старуха отвечала на это долгое повествование только кивками головы и вздохами сочувствия. Наконец Джан закончила, и они обе сидели у окна, глядя на мерцавшие огни «Купертино». Потом Май вздохнула и отодвинула свой стул от столика. Она встала и подошла к окну.
– Что мы с собой делаем? Что они с нами делают! – прошептала она.
Потом повернулась и посмотрела на Джан. В ее глазах не было ни удивления, ни отвращения, только любовь и преданность.
– Моя дорогая, мне так жаль! – вот все, что она сказала.
Эту ночь Джан спала гораздо лучше, чем все предыдущие ночи. Наутро Май уже ждала ее в гостиной.
– Дорогая, я хотела поговорить с тобой, – сказала она. Джан кивнула. – Я всю ночь думала о твоем рассказе. И должна сказать, что ты в большой опасности.
Джан присела на диван. Сердце ее быстро забилось.
– Ты о чем? – спросила она.
– Когда Господь дает красоту, он также дает и время поучиться, на что она годится. Ибо красота – это власть в нашем мире. Это – оружие или инструмент. Большинство из нас переживает наше лучшее время, сначала наблюдая, как растет наша власть, потом мы опробываем ее, потом наблюдаем, как постепенно ее теряем. Но некоторые несчастные женщины получают большую красоту, даже не зная об этом. Это убивает их. Всегда. Джин Харлоу. Мерилин Монро. Джин Сиберг. Ты сама знаешь этот список. – Май сделала паузу. – Я говорю тебе как человек, который все знает. Я однажды была красива. Но ты, моя дорогая… Ты красива, но не знаешь, что делать со своей мощью, со своей властью. Я вижу это. Ты стесняешься смотреть на себя в присутствии других людей. Красивые так не делают. Тебе приятно, когда кто-нибудь называет тебя милашкой. А ведь это оскорбление для красивой женщины. Есть и другие признаки, которые я заметила. – Старуха вздохнула.
– О Май! Ты пугаешь меня. Что мне делать?
– Не знаю. Этим, наверное, должна заниматься наука. Но я помогу тебе, как смогу. Может быть, я сумею научить тебя. Если ты захочешь.
Джан почувствовала, как глаза ее наполняются слезами.
– Спасибо, – сказала она.
32
Марта внимательно смотрел на Лайлу. Руки ее дергались, как у японской игрушки. Ее элегантные красные ногти пронзали воздух. Они сидели на диване в гостиной Марти, и Лайла только что закончила рассказ о том, как обстояло дело с ролью в фильме «Принцесса». Потом она начала говорить об Аре Сагарьяне, о том, как он разочаровал ее. Глаза у девушки расширились от возбуждения, кожа порозовела под золотистым загаром. И все из-за какой-то роли в фильме. Какой же страстной она могла быть в постели!
Марти почти сдался, и вдруг Лайла сама позвонила ему. На этот раз Марти решил, что ничего не должно происходить просто так. Он отослал секретаршу в город, продумал все. Никаких гладиолусов, никакого обеда с фокусами. И все было хорошо. Нужно только сохранять терпение. Тогда настанет время, и он сможет заполучить ее. Марти собирался вступить в любовную связь с Лайлой Кайл. До сих пор он осознавал дистанцию между ними. Но сейчас кое-что изменилось. Ведь это Лайла первой позвонила ему, и это Лайла выразила готовность по крайней мере к дружбе. Почему сейчас? Бог знает.
Марти имел массу недостатков: невысокий, хилый, может быть, даже уродливый. Но он не был говнюком. Это Лайла почти сделала из него говнюка-ничтожество. И тем не менее, в тот вечер он желал ее больше, чем когда-либо. Марти хотел взять реванш. Может быть, терпение поможет ему.
– Ара слишком стар, Лайла. Семейные традиции, верность им – это, конечно, прекрасно. Но тебе нужен кто-нибудь, все-таки, вроде Сая Ортиса.
– Действительно, Марти? – спросила Лайла.
Марти почувствовал небольшую дрожь. Это выглядело так, как будто она прислушивалась к его советам.
– Ты не хотела бы, чтобы я позвонил ему и договорился? Думаю, он будет рад вступить с тобой переговоры.
– Отличная идея! – Лайла подумала, что бы он сказал, если бы знал – она уже позвонила Ортису. Правда, она сказала секретарше Ортиса, что звонит по совету Марти.
«Ну и что еще нужно сделать, чтобы продолжить дружбу?» – думал Марти.
– Хочешь узнать, какие у меня мысли по поводу первого эпизода будущего года? – спросил Марти.
Лайла поджала ноги.
– Конечно, ну и что же ты надумал?
– Я подумал, что мог бы сделать открытый эпизод с одной девушкой. Пусть другие две будут сбоку, сзади, может быть, даже пусть их не будет. Еще не решил.
Ему не надо было смотреть в лицо Лайле, чтобы знать, что думает девушка в этот момент.
– Интересно, – сказала она участливо. – Может сработать. Все зависит…
– Зависит от чего? – спросил он.
– Ну, если быть честными, Марти, успех или неудача будут полностью зависеть от того, какую девушку будут снимать. Она должна быть достаточно сильна для этого.
– Я уже решил.
Марта смотрел на Лайлу, чувствуя, почти слыша работу ее мозга. Да? – Вот все, что она сказала.
– Угу. Ты.
Лайла нежно обвила его шею и прижала к себе. Для начала – прикосновение. Марти почувствовал дрожь. Он надеялся, что Лайла не заметит это.
– Я? О Марти, это прекрасно! Ты гений. Расскажи мне все. Что там в сценарии? О чем все это?
Она свернулась в клубочек, как кошечка, на диванчике у камина, готовая слушать каждое слово, ловить каждый жест.
– Это будет твой дом. Мы покажем, как ты попала на дорогу.
– Великолепная идея! Мне нравится.
– Ты будешь в привилегированной жизни: богатство, огромный дом, машины, слуги, слабый отец, доминирующая мать… все. Используем «Битлов». Ты знаешь их песню: «Она покидает дом, где жила одна так много лет». Это ад наяву, и теперь ты его покидаешь. Что-то вроде шестидесятых, но соотносится с восьмидесятыми и девяностыми.
– Мне нравится, Марти. Это прекрасно.
– Тогда давай оставим все это за собой. Уйдем от твоей матери… Лайла кивала, лицо ее горело от удовольствия и чего-то еще.
Это, может быть, и было препятствием для Лайлы, Шарлин и Джан, но не для Марти и его команды. С Лайлой все было отлично, но Марти хотел подняться на вершину рейтинга последнего года. И ему нужно было поработать над расписанием Джан Мур. Сегодняшняя деловая встреча должна быть короткой и строго деловой.
– Сосредоточьтесь на своей работе, ребята, – говорил на каждом совещании Джордж Янг, продюсер. – Я не собираюсь идти на х… с вашей формулировкой победы.
Да он и не мог вмешиваться. Сай заключил железный контракт. Они не могли изменить и волоска в прическе девушки, даже если это было необходимо. Все было под контролем Марти.
– Но одну вещь нужно учесть, Джордж.
Марти вздохнул. Сколько мучений с этой формулой победы. А нужно присутствовать на этом совещании и терпеть головную боль от их «идей».
– Мне звонили. Было много звонков. Все хотят показаться в этом шоу. Даже Кетрин Хепберн, можете ли вы в это поверить? Ее агент сказал, что Кет вполне смотрится как женщина телевизионного формата для девяностых.
Марти мягко заговорил:
– С самого начала я сказал вам, что хотел бы снимать в этом шоу неизвестных актеров. Только неизвестных. Вот над чем мы должны работать. А теперь вы хотите подсунуть мне Кетрин Хепберн? Ради Бога! Почему вы считаете, что Кетрин подходит для этого шоу? Она прекрасная актриса, ради Бога. Ну и что?! – Марти постарался сдержаться, чтобы не повысить голос. – Не получится.
Он посмотрел прямо на Джорджа Янга. Джордж встряхнул головой:
– За исключением того, что данный эпизод должен стать заявкой на будущее. Он должен сказать зрителю, что второй сезон будет лучше, чем первый, каким бы хорошим ни был первый. Мы не хотим упустить и десятую часть успеха. Вот чего мы хотим. До сих пор этого не было.
Я думаю, что этим мы добьемся успеха. Нам нужно что-то особенное, и, говоря откровенно, Марти, я думаю, что суперзвезда – как раз то, что нужно.
Марти должен был обдумать каждое предложение продюсера, прежде чем дать ответ. Даже несмотря на то, что это была пустая болтовня, просто чушь, как и все, что говорил Джордж, когда старался изобразить из себя знатока. Тишина. Но эта тишина вдруг была нарушена ассистентом Джорджа, молоденькой девчушкой, слишком молоденькой и миленькой, чтобы предполагать, что ее приняли на работу из ее деловых качеств.
– А что если взять Терезу О'Доннел вместо Хепберн? – спросила девушка.
Никто ничего не ответил. Наконец Джордж спросил:
– Мать Лайлы Кайл?
– Ага, конечно. Она же суперзвезда. Ну, была такой. Пусть мама Лайлы играет маму Лайлы. Тогда этому эпизоду будет придан приятный семейный оттенок.
Марти улыбнулся девушке. Тереза О'Доннел! Что бы Марти не отдал за работу с Терезой О'Доннел! Девочка права. Но согласится ли она? Тереза О'Доннел много лет ничего не делала. Но сейчас, когда ее дочь участвует в шоу… Марти был уверен, что Тереза оценит художественный и коммерческий эффект затеи.
– Как вас зовут?
– Лесли Сноу, – ответила девушка.
– Я учту это, Лесли. Джордж, думаю, Лесли кое в чем права.
33
Шарлин звонила по телефону, который Доуб дал ей еще две недели назад, но никак не могла его застать. Девушка была более чем озабочена: его коробки до сих пор разбросаны повсюду в доме, и Шарлин не знала, что с ними делать. Что в них может быть? Ладно, пока Шарлин об этом не будет думать, так она решила. Девушка дала Доубу еще две недели. Но все-таки можно еще раз попробовать. Шарлин снова сняла трубку и набрала номер Доуба.
– Алло, – раздался бодрый голос Доуба.
– Доуб Самуэлс, нам нужно объясниться! Я звоню тебе каждый день. Где ты ходишь? И что ты собираешься делать с сотней дюжин левых женских ботинок? – спросила она.
– Шарлин, золотая моя. Ты это сделала? Сколько? – спросил он.
– Шестьдесят долларов. А теперь ответь на мои вопросы. Голос Доуба стал серьезным.
– Извини, Шарлин, я должен был уехать из города по делам. Мне надо было позвонить тебе перед отъездом.
– По каким делам? Доуб, зачем тебе нужна эта обувь? – Шарлин старалась говорить строго, но она просто была рада снова услышать его голос.
– Никакой обуви, сладкая моя. Понимаешь, я занимаюсь теперь экспортом–импортом, Шарлин, – начал Доуб. – И мне нужны эти ботинки для моего клиента. Но налог на пару ботинок очень высок, поэтому я пустил ботинки разными пароходами. Левые прибыли в Лос-Анджелес, правые в Портленд. – Доуб сделал паузу и хихикнул. Шарлин засмеялась тоже. Идея была такой забавной. – А поскольку никто не пришел, чтобы требовать уплаты пошлины, я знал, что так и будет. Ведь никому не нужны только левые ботинки или только правые. Я получил большую партию товара, не платя ничего, и это сберегло мне тысячи долларов. Здорово, не правда ли?
Шарлин минуту ничего не могла сказать. Скользкий гусь!
– Доуб, а теперь скажи мне. Что-нибудь было в каблуках этих ботинок? Ну, понимаешь, наркотики, или что-нибудь в этом роде? Скажи мне наконец правду, Доуб Самуэлс.
Голос Доуба стал совершенно серьезным.
– Шарлин, я сказал раз и навсегда, что не причиню тебе неприятностей. Я и не причинил. Я никогда не делаю плохо тебе или Дину, никоим образом! Я люблю твою семью, Шарлин. О'кей? Ради Бога, доверься мне.
– Доуб, я доверяю. Честно, доверяю. Просто я читала, как один парень прилетел на самолете в Майами и был арестован за перевозку наркотиков. Они были в каблуках его ботинок! Поэтому можешь догадаться, как я испугалась. – Теперь засмеялась Шарлин.
Доуб поддержал ее.
– Я приеду вечером, и мы поговорим.
– Вечером? – спросила Шарлин. – Ты будешь здесь вечером? – Господи, но ее мамочка тоже придет вечером. Однако для Доуба двери открыты всегда. Может быть, он что-нибудь посоветует насчет мамы. – И на сколько ты останешься? Оставайся насовсем, ладно? Доуб, у нас большой дом. Подожди, ты его увидишь. Я сама скажу Дину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119