Еще бы мне не знать об этом Риме! Не каждый день возникают поездки в Рим дл
я работы на полгода на даче римской академии. И как бы эта поездка достала
сь Косиченко, если бы не "Реалисты"! Она ему уже не доставалась. Но я от Рима
отказался сам "в связи с болезнью жены". И сам же аккуратно предложил вмест
о своей кандидатуры кандидатуру Косиченко. Здесь уже было не прожевать.
Только он твердо должен знать, Косиченко, что если ввяжется в конкурс, то в
Рим наверняка не поедет, а в Париж не поедет скорее всего потому, что есть
еще Семираев, Сапожников, Семенов и Стрелков. А вот если от конкурса забла
говременно откажется, то Рим для него становится реальным. Он молодой, не
чего ему торопиться, за пирогом надо отстоять в очереди.
Ц Ему, пожалуй, стоит распаковывать чемоданы, Ц говорю я в ответ на фраз
у Юлии Борисовны.
Потихонечку я довожу до ее сведения свои логические построения о дальне
йшей судьбе Косиченко.
Остается Стрелков. Но о нем Юлия Борисовна молчит. Стрелкову, как асфальт
овому катку, все равно, по какой дороге ехать, везде примнет. Но о Стрелков
е Юлия Борисовна молчит и это хороший признак. Может быть, ее проняло мое о
тчаяние? В войну Юлия Борисовна вместе с женой Стрелкова была на земляны
х работах и дружит до сих пор. Но к Стрелкову не подъедешь на козе. Сумеет л
и пронять Стрелкова Юлия Борисовна?
Я увожу разговор в сторону, снова толкую о музее, о новых поступлениях, но
неизбежно возвращаюсь к двум пунктам: к своему трагическому ощущению бо
лезни Сусанны и к "Реалистам". В моих словах горечь, и мне кажется, что вмест
е с моим "лирическим героем" страдает и Юлия Борисовна. Ну, давай, родимая, н
е подкачай! В моих глазах, я чувствую, такое отчаяние, такая печаль, в голос
е столько скорби, я говорю, говорю, говорю. И вдруг вижу: в конце мастерской
неслышно появляется о н а.
Я отчетливо сознаю, что это фантом, созданный моим воображением, и не пуга
юсь. Это и знак судьбы. Открывается дверь мастерской, и входит моя давнишн
яя знакомая Ц муза с картины в служебном кабинете. Она в белом платье и се
годня величественна как никогда. Чуть перебирая над полом ногами, как мо
лодая Плисецкая в "Лебедином озере", она проплывает через всю огромную ко
мнату и останавливается возле кресла Юлии Борисовны. В левой руке у нее л
авровый венок, а правой она прижимает к боку глиняный плоский сосуд. Меня
совершенно не удивляет, что Юлия Борисовна не видит женщину в белом возл
е своего локтя, ни то, что не слышит и не обращает внимания на короткий диа
лог, который я с этой женщиной веду.
Ц Это миро? Ц киваю на плоский сосуд.
Ц Дурак, это мед.
Ц А-а-а! Ц восклицаю я, понимая тонкий намек моей покровительницы. А ее у
же нет, растаяла, исчезла.
Но мне достаточно и намека. Я ведь помню и искусствоведа-любителя, и папу-
рабовладельца, принесшего освежеванного бычка, дабы его счастливец сын
был повит лаврами. Раз надо, так надо. Мы, как заявлено ранее, за ценой не пос
тоим. Я достаточно вбил в подсознание Юлии Борисовны свои невысказанные
желания, теперь это все надо закрепить, вколотить, так сказать, материаль
ный гвоздь. Пришпилить все накрепко.
Беда с этой интеллигенцией. Я люблю простые и ясные отношения. Если я плач
у своей парикмахерше вместо рубля пять, то она, как только видит меня сидя
щим в общей очереди, немедленно спроваживает своего ординарного клиент
а и, несмотря на всеобщий ропот, сразу же в кресло сажает меня. Здесь хоть р
азверзайтесь хляби небесные, но первым под машинку для стрижки попадет п
рофессор Семираев. И то же самое с портным, автомехаником, продавцом в кни
жном магазине. Здесь все ясно: есть такса Ц и есть услуги. Автомеханик, та
к тот даже сам называет цену. Я открываю бумажник, и никакой тебе рефлекси
и, длительных раздумий. Со сферой обслуживания проще и в общем-то дешевле
. Что стоят деньги? Только деньги. С интеллигенцией кусок мяса надо оберну
ть в несколько бумажек, намотать столько розовых ленточек, столько нацеп
ить поверх бантиков, чтобы мясо не пахло мясом, а розами. Вот и раздумываеш
ь, тратишь извилины. Тем более здесь случай особый, здесь святая наивная д
уша. Банку меда надо так упаковать, чтобы она превратилась во что-то эфеме
рное, похожее на порхающую бабочку. Но я уже созрел, я знаю путь к сердцу мо
ей пятидесятилетней девушки-хранительницы.
Я подхожу к стене, где у меня висит прекрасный этюд Серова, уже протягиваю
руку, чтобы снять его, и тут, как молния, в сознании мелькает другая, более и
нтересная, хотя и значительно более дорогостоящая мысль. Я снова пересек
аю мастерскую, останавливаюсь напротив пейзажа Александра Иванова, пей
зажа, который украсит экспозицию любого музея, и бестрепетно его снимаю.

Ц Это вам, Юлия Борисовна, вы так много для меня и для музея делаете. Как сл
ожится моя жизнь, Ц опять проблеск трагизма и почти слезы у меня в голосе
: что-то вроде намека на самоубийство, Ц я не знаю, но мне хотелось бы, чтоб
ы у вас обо мне была память.
Я вижу ужас в глазах и на любящем лице Юлии Борисовны. Отказать начальник
у? Но она как хранительница знает баснословную цену этой вещи. Я это тоже п
редвидел, как нечто и другое. Дав ей секунду на размышление, я продолжаю:
Ц Я знаю вашу щепетильность. Давайте договоримся так. Пускай картина ук
рашает вашу жизнь. Столько, сколько хотите. А потом вы подарите ее музею. Т
ем более что сам собирался это сделать. Кстати, у этой картины интересная
история. Ко мне два года назад заходил в мастерскую Сергей Кириллович Ст
релков и опознал этот пейзаж. Он из его коллекции. Был продан через комисс
ионный магазин в сорок пятом году, когда Стрелков пришел с фронта. А я прио
брел у коллекционера в семьдесят шестом. Честно говоря, поступил не очен
ь хорошо, потому что такую картину надо было бы купить для нашего музея. Во
т так…
Редкий выстрел. Не одного, не двух зайцев, а трех одной пулей. Одной-единст
венной, правда золотой…
Умный человек похож на опытного садовника. Не торопится с плодами. Помин
утно не расковыривает землю, пытаясь на посаженном зернышке обнаружить
наклевышек ростка. Он ждет. Он знает, что хорошо взрыхлил и удобрил почву,
насадил добрые семена, вовремя полил. Урожай? Урожай будет. В один прекрас
ный день покажется стебелек и…
После разговора с Юлией Борисовной я никаких действий не предпринимал. В
конце концов надо дать шанс и судьбе. Каждый, конечно, кузнец своего счаст
ья. Но при ковке можно и перекалить железо. Я почти отключился от внешнего
мира. Пусть уж без меня противоборствует стихия. Я занят женой. Для меня эт
о сейчас самое дорогое. Гори, дескать, все остальное синим пламенем. Но я з
наю, что в данной ситуации именно такое поведение наиболее верное. Совес
ть, этот ядовитый червячок, крепко живет в душах моих конкурентов.
Я действительно каждый день ездил в больницу. Я специально вызывал казен
ную машину, потому что самые достоверные для внешнего мира Ц шоферские
легенды. На Открытом шоссе, возле больницы, шофер ждал меня три-четыре час
а. Но, клянусь богом, это была не только линия поведения. То, что случилось в
моей душе в день, когда Сусанна заболела, стало разрастаться, и чувство жа
лости, сострадания к жене стало перерождаться в иное, более глубокое.
Какое-то удивительное счастье я, проживший в одной квартире бок о бок с эт
ой женщиной, испытывал именно теперь, когда мы гуляли по маленькому сади
ку больницы. Почему-то почти все ее слова находили отзвук в моей душе. Я да
же стал бояться за себя, потому что понимал: у меня нет другой дороги, мне н
адо идти вперед, иначе я сломаюсь.
Обычно Сусанна рассказывала мне о своем детстве. И я понимаю теперь, как с
реди узеньких клетушек приморских хибар, военного недостатка, зародило
сь желание во что бы то ни стало взять у жизни реванш. Мы похожи в этом, толь
ко откуда берется это мстительное детское честолюбие?
Ц Мои сверстники, мои подруги по "классикам" и игре с мячом живут в красив
ых домах, у них есть отцы, красивые платья, а у меня Ц у нас с бабушкой саман
ный домик в овраге, Ц и у меня только одна кофточка и одна юбка, но я все ра
вно другая, я тоже буду жить как вы, лучше вас…
А разве так же и я не стал искать еще в детстве, чем я, слабый, тщедушный маль
чик, мог противостоять своим сверстникам, которые умели ездить верхом, л
азить по деревьям, воровать яблоки, переплывать реку? Мне попал в руки кар
андаш. Я гадливо обрадовался, что карандаш может на бумаге преувеличенно
и смешно найти в человеке уязвляющее его сходство. А у Сусанны была тольк
о бабушка-крестьянка, которая умела лечить травами простуды и припаркам
и оттягивать боль в пояснице. И еще бабушка гадала на картах, по руке, на ко
фейной гуще и рассказывала, что совсем маленькой Сусанна упала в десятим
етровый колодец и не разбилась, и не утонула. И из всего этого Сусанна суме
ла сплести целый мир своего превосходства над окружающими. Гадальщик не
только пресказатель, но и заклинатель судьбы. Правда, в ней, как и во мне, бы
ло удивительное упорство, потому что со средними способностями, без репе
титоров, без помощи домашних и нормального семейного воспитания Сусанн
а закончила десятилетку, работала медсестрой, поступила в медицинский и
нститут, пробилась в Москву и из знания жизни, знания человеческой психо
логии Ц нагляделась, столько лет проведя в саманном домике возле палацц
о санатория, откуда, шурша шелковыми и панбархатными платьями, тайком за
бегали к бабушке статные дамы, чтобы узнать свою судьбу, Ц из знания чело
веческих недостатков и неукротимых надежд выковала оружие для защиты и
борьбы.
Слушая Сусанну, я испытывал чувство, будто нахожусь в мастерской алхимик
а, который рассказывает мне секрет изготовления золота из ртути. "Берем м
еталлическую трубочку, в которую вставлен золотой стержень. Потом, помеш
ивая этой палочкой ртуть в чаше над огнем, незаметно это золото плавим, и н
а дне реторты, после того как ртуть испаряется, оказывается кусочек "золо
та". Бедная, исстрадавшаяся душа Сусанны. Она не выдержала. Не выдержала эт
ой шарлатанщины.
Ц Ты знаешь, Юра, мне все надоело, Ц говорила она, медленно гуляя по саду.
День был предвесенний, солнечный. На деревьях высвистывали яркие снегир
и. Ц Хочется простой, как кусок хлеба, обычной жизни. Я ведь знаю Ц у меня
есть талант физиотерапевта. Я чувствую больного, руки у меня хорошие. Я ко
гда больного массажирую, перед моими глазами стоит очаг поражения. Будто
мне самой больно, и будто я сама себя лечу. А все остальное от лукавого. Буд
у жить тихо, спокойно. Зачем я ищу то, чего, наверное, не существует. Уйду из
института куда-нибудь в ведомственную, при заводе, поликлинику, где у муж
иков сплошные радикулиты, и начну их лечить. Займусь аутогенной трениров
кой, совмещу это с терапевтическими методами. Я давно уже об этом думала, м
ожет быть, здесь мне и удастся открыть что-нибудь новое. Ведь хочется что-
то в жизни сделать. Буду каждый день работать, начнет копиться материал, с
мотришь Ц и защищусь.
Как много общего в нашей судьбе! Только мне уже нет обратного хода. Может б
ыть даже, я успел скрутить талант из своего маленького дара? И теперь не он
мне, а я подчиняюсь ему? Иду за ним, а он, как голодный пес, все время требует
от меня жертвы, и мне приходится отдавать ему свою жизнь. Мне уже не сойти
с круга. И Сусанна понимает это. Но, наверное, два бесконечно честолюбивых
человека в одной семье это слишком много. Сусанна освобождает мне площад
ку. Конечно, она перестанет помогать мне, как раньше, в бесконечном паблис
ити, оно мне теперь и не нужно, но не будет мне мешать, отвлекая внимание и с
илы на себя. Теперь это еще более верный и надежный друг. Как важно иметь ч
еловека, которому можно все рассказать о себе. Это тоже способ самолечен
ия.
И я рассказывал. Впервые в жизни, не боясь, что сказанным кто-нибудь воспо
льзуется мне во вред.
Я рассказал Сусанне о себе и все о "Реалистах". До дна. Она выслушала и сказа
ла:
Ц Ты поступил правильно, Юра, и тебе все это необходимо. На "Реалистах" ты о
чень сильно можешь вырасти как художник. Но, знаешь, я чувствую, эта картин
а может уйти от тебя. Ты должен за нее бороться, но не должен расстраиватьс
я, если этого не случится. Помнишь, Маша сказала: "Судьба"? Ты мне многое расс
казал о себе, того, что не надо рассказывать, но ты уже не тот, прежний, начин
ающий художник. Ты очень сильно вырос, и вырос Ц это говорят все Ц твой т
алант. Ты вырос. А теперь у тебя наступило другое время. Ты отработал руку
и глаз. Теперь тебе надо растить главный компонент таланта Ц свою душу. П
опробуй стать терпимее, заинтересованнее и одновременно безразличнее
ко всему. И ты увидишь, что все, за что ты борешься, само пойдет к тебе в руки.
Я, Юра, Ц твердила мне все время Сусанна, Ц в тебя верю.
Разве я переродился после таких или почти таких переговоров с Сусанной?
И нет, и да. Что-то для меня предельно прояснилось. А может быть, это возраст
? Но почему-то жить стало легче. Пропал страх за Сусанну? Не суетись, художн
ик. Рембрандт двадцать лет делал офорты, о которых мало кто знал. Может быт
ь, он тоже растил что-то в себе? Ведь последующие работы кладут свой отбле
ск на предыдущие. А за спиной уже немало сделанного. Нужно новое качество.
Подошел ли я к нему? А если и не подошел, надо много и упорно работать, и о н о
возникнет. У меня в принципе все есть. Просто так меня уже не задвинуть в з
апасник. Так ли страшны мне сейчас конкуренты? Пора освобождать рабочее
время от суеты.
Нет более скучного для художника периода, когда произведение написано и
готово получать аплодисменты. Только сам автор по-настоящему знает дост
оинства и недостатки своего детища. Слишком долго он над ним думал, прове
рял возможные варианты поворота сюжета. Он один ведает, что получилось, г
де не смог прорваться к замыслу или подчинить материал себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18