Видимо, чтобы не чувствовать себя обяза
нным Марии, не быть зависимым, после каждого сеанса я по-прежнему давал ей
обусловленную ранее сумму. И нас обоих это устраивало. Лирика лирикой, а д
ела делами. Мария даже рассказывала мне о своем женихе, который сейчас в а
рмии, но скоро демобилизуется. Рассказывала, какой они построят дом и что
корову назовут Звездочкой.
Я как-то спросил:
Ц А ты бережешься?
Ц Берегусь. Мне одна знакомая фельдшерица все рассказала. Но ты тоже ост
орожничай.
А потом внезапно Мария сказала, что беременна. У меня все внутри похолоде
ло. Что делать? Что? Я совершенно не владел ситуацией. Мне сразу показалось
, что в моей жизни все закончится. Дальше пойдут пеленки, детский крик, пои
ски заработка. Увидев мое побелевшее лицо, она встревожилась:
Ц Ты не волнуйся, Юра. Мне фельдшерица обещала все сделать.
Ц Тебе деньги нужны?
Ц Деньги не помешают, Ц спокойно сказала Мария. Ц У меня-то деньги есть
, но я ведь на корову коплю. А грех у нас общий.
Но денег не потребовала.
В тот день я успокоился и подумал, что Мария молодец, современная девушка
и все неприятное кончилось, позади. Но отношения с ней надо прервать. Надо
найти себе опытную вдовушку, чтобы хорошо было и сытно. Но мне в то время б
ыло и не до вдовушки, потому что возникла идея выставки в доме студентов, н
ачались всяческие комиссии, показы, выставкомы. Мне бы поговорить с Мари
ей, сходить пару раз с ней в кино или кафе "Молодежное", проявить внимание. З
атурканный работой, учебными делами, дипломной картиной, я ослабил бдите
льность, и Мария кому-то выплакалась на плече. Кому-то из знакомых парней
в институте. Поползли слухи, заработали завистники. Под вопросом оказала
сь выставка. Я снова кинулся к Марии, а она за меня замуж не хочет. Она не хоч
ет замуж, не хочет ребенка, она хочет обратно к себе в деревню, она хочет до
ждаться своего жениха. И здесь Иван придумал иезуитский ход. Разыскали и
крепко припугнули фельдшерицу: в то время аборты были запрещены. И вот ко
гда Мария оказалась в положении безвыходном, она под диктовку Ивана напи
сала, все облитое слезами, письмо жениху и вышла за меня замуж.
Разве я могу сказать Маше, что она не запланированный и не желанный у мате
ри ребенок?
Выставка дала нам комнату в коммунальной квартире. После рождения Маши М
ария очень пополнела. Целыми днями она ходила по коридору и кухне, растел
ешенная, в стареньком застиранном халате. Ничто, кроме маленькой Маши, ее
не интересовало. Я смотрел на нее и думал: куда делось мое, хоть и крошечно
е, чувство к ней? Неужели эта молодая женщина послужила моделью моей знам
енитой "Красавицы", которая к этому времени была уже растиражирована в ты
сячах экземпляров?
А я начал вести какую-то удивительную жизнь. После выставки стал модным х
удожником. Если мои товарищи по цеху к выставке отнеслись довольно сдерж
анно, то широкая публика оценила ее очень высоко. Для многих портреты без
ухищрений простых людей и мои простенькие пейзажи стали открытием не по
тому, что я изобрел или показал что-то новое, а потому, что в предшествующи
е годы художники этого не писали. Скромный деревенский пейзаж уступил ме
сто, потеснился перед кран-балкой, оказалась забытой выразительность ли
ца сельского жителя, ибо в деревенском портрете на первый план выставлял
ась не человеческая сущность, а признаки сельской профессии. Если наша б
ратия, художники, быстро сообразила, что мои работы Ц это, скорее, реставр
ация старых традиций в живописи, а приемы письма Ц просто приемы более л
окального, обобщенного современного стиля, то для иностранцев, часто не
видевших и не представлявших богатств и традиций русской школы, я оказал
ся неким модным Колумбом. Среди иностранной колонии в Москве на меня воз
ник спрос. Я делал портреты шведских и итальянских дипломаток, французск
их киноактрис, писателей и журналистов, навещавших в то время Москву из-з
а рубежа. Все это накладывало лихорадочный отпечаток не только на ритм р
аботы Ц пока карта идет, надо торопиться играть, а вдруг сорвешь кон! Ц н
о и на сам образ жизни.
У нас в комнате, где мы первоначально жили с ребенком и где была у меня и ма
стерская, постоянно толкались какие-то люди. Я не стеснялся нашего скром
ного быта, потому что понимал, что и он служит своеобразной рекламой: усло
вия, в которых работает русский талант! Я даже не настаивал насчет их улуч
шений, правильно рассчитав, что это еще впереди. Но Марию весь наш быт ужас
но раздражал. Она понимала, что при людях надо подтягиваться, заниматься
уборкой, а ей этого не хотелось. И не по ленности: она не любила моей работы,
моего образа жизни. Ей по-прежнему хотелось только одного Ц к себе в дере
вню, в привычное русло и к привычным отношениям. Она все время нервничала.
У нас часто бывали скандалы, и, уже отойдя после них, расслабившись, она го
ворила:
Ц Не могу я так, Юра, брошу я тебя или отравлюсь уксусной эссенцией.
И всегда самым ненатуральным голосом, подразумевающим несерьезное отн
ошение к ее навязчивой идее, я говорил одну и ту же фразу:
Ц Дурочка, обожжешь пищевод и связки, останешься калекой. Травись лучше
моим растворителем для красок, там есть дихлорэтан Ц сразу бьет наповал
.
Так мы и жили, каждый сам по себе, пока Маше не исполнилось пять лет и мы не п
ереехали в новую двухэтажную квартиру с мастерской в реликтовом доме. Бо
льшая квартира, представительная мастерская диктовали свой образ жизн
и. То есть, по сути дела, он оставался таким же: работа, работа и одновременн
о какие-то встречи на стороне и постоянные люди в мастерской и в доме.
В новой квартире Мария ассимилировалась еще хуже, чем в нашем прежнем жи
лище. Все оставалось по-прежнему: слезы, надвигающаяся полнота, быстрое с
тарение. Единственное, что поддерживало Марию, которой были неинтересны
ни мои друзья, ни мои посетители, Ц это проснувшееся в ней стремление оби
хаживать наше жилище. Проснулись навыки юности Ц не сибаритствующей на
турщицы, а вышколенной домработницы академика. Она мыла окна и полы, выти
рала пыль, перетряхивала ковры, развела цветы, и поэтому приходящие к нам
люди мешали ей теперь больше, чем раньше. Ей нужно было к ним выходить, пот
ому что я честно старался приохотить ее к своему миру, надеялся, что встре
чи с образованными, многознающими людьми разовьют ее, и если не сделают б
олее культурной и тонкой, то хотя бы наведут внешний лоск. Мария же приним
ала эти попытки в штыки. Как-то она даже предложила:
Ц Юра, не тащи ты меня, когда приходят гости, не знакомь. Если что надо прин
ести или подать, я и так принесу. Пусть думают: ходит какая-то баба, может, д
омоправительница, а может, домработница. А я буду сидеть у себя в комнате.
Дел у меня много Ц и постирать, и зачинить, и Маше книжку почитать. А то я во
зле тебя сижу дура дурой, слушаю умные разговоры, а сама разрываюсь: и то н
е готово, и другое не сделано.
Естественно, я категорически отверг этот способ ее отвлечения от моих за
бот, но однажды, когда ко мне нагрянула целая банда итальянских журналис
тов Ц которые, как я понимал, побывают у меня в мастерской один раз (посещ
ение это стало частью официальной программы многих визитеров) и исчезну
т навсегда, ни я, ни Мария их больше никогда не увидим, Ц и вот когда челове
к восемь атаковали меня расспросами, веселили через переводчицу, расска
зывая самые новые римские истории, и веселились сами, когда в мастерской
среди моих картин загремел чей-то портативный магнитофон с песнями вход
ящего в моду на Западе певца, в момент этого содома Мария внесла поднос с б
утербродами, бутылками вина и графином кваса, и я вспомнил Ц исключител
ьно ради экономии своих сил и сил Марии, чтобы предельно сократить проце
дуру пребывания гостей, а то начнутся представления, комплименты, вопрос
ы о ребенке и т.д., Ц вспомнил о просьбе Марии и никому ее не представил, а о
на, расставив принесенное на столе в сторонке, не задержавшись, ушла. Вече
р оказался длинным и каким-то беспечным. Жизнерадостные журналисты, про
тив своего обыкновения, совсем по-русски принесли с собою в спортивных с
умках изрядный запас выпивки Ц виски, джин, тогда это было в новинку Ц вс
е пошло в ход, я много и наравне с гостями пил, когда все пьют много, то выпив
ки обязательно не хватает, и уже почти ночью, перед расставанием, я открыл
дверь, ведущую из мастерской в квартиру, и громко крикнул:
Ц Мария, в моей комнате в шкафу на второй полке бутылка "Столичной", пожал
уйста, принеси нам. Ц И тут, помню, я еще и пошутил и для иностранцев, и для с
ебя, и для Марии: Ц Но только, пожалуйста, Мария, Ц крикнул я, Ц не перепут
ай с бутылкой дихлорэтана!
Это была роковая шутка.
На следующий день Мария была мертва.
После ее похорон я стоял у окна в матерской и смотрел во двор. Марию похоро
нили в кофточке, расшитой мелким жемчугом, в которой я рисовал ее в юности
. Из окон был виден наш грязноватый, покрытый серым от копоти снегом двор и
огромный, поднимающийся над ним вяз, весь разукрашенный вороньими гнезд
ами. Время было почти вечернее, серое. Вороны нестройно и страшно кричали.
В мастерской за столом сидела Маша и, аккуратно макая кисточку в стакан с
водой, рисовала акварель. Вдруг Маша подошла ко мне, положила подбородок
на подоконник и тоже стала смотреть на двор, на вяз, на ворон, а потом внеза
пно спросила:
Ц Папа, а что такое д и х л о р э т а н?..
Как же я могу рассказать Маше, отчего умерла ее мать! Можно рассказать, тол
ько рассказав все. Но отцу Ц дочери? Отсрочку в свое время я получил. И вот
теперь слова были найдены.
Ц Ты пришла, Маша, чтобы утвердиться в своем нравственном праве не работ
ать и продолжать жить той жизнью, которой живешь. Так я скажу, отчего умерл
а твоя мать. Мама очень любила тебя. Но ни она не любила меня, ни я ее не люби
л. Ты спросишь, почему же мы тогда поженились? Потому что уже была ты. Я не би
л маму, не обижал, но она хотела жить своей, другой жизнью. У мамы, правда, бы
ла плохая наследственность, отголосок которой я вижу в твоем безволии и
нежелании взяться за работу. Но главное в другом: мама з а ч а х л а с нелюбим
ым мужем и стала искать свой выход.
Слово было найдено раньше: мама з а ч а х л а.

ГЛАВА IV

Жизнь разве измеряется годами? Она, как поется в популярной песне, измеря
ется мгновениями, моментами напряжения всех твоих сил. Ситуации Ц вот п
ульс времени. Ты чувствуешь себя хозяином, когда владеешь ситуацией, ког
да созрел, чтобы дать бой. Когда холодная, леденящая душу, но беспроигрышн
ая отвага несет тебя вперед. Распрямляться Ц это в характере, в природе ж
ивого. Ветер гнет лозу, но чуть поутих, и снова она поднялась в рост. А может
быть, когда дерево наберется силенок, когда обрастет мощным корьем ствол
, оно и не гнется?
Разговор на кухне после смерти Славиной мамы Ц мой Аустерлиц, мой мален
ький домашний Тулон. Ведь, наверное, стремясь завоевать любовь и уважени
е человечества, мы прежде всего рассчитываем выиграть бой на своем семей
ном плацдарме. В родном отечестве нет пророков. Но именно возле своих вин
оградников настойчиво пророчит всевидец, здесь ведет главную тяжбу. А я
устал от сопротивления дома, от противоборства Маши. Борьба на два фронт
а изнуряет. Я ведь какое-то время махнул на нее рукой. Пускай варится в соб
ственном соку, пускай занимается Славой, пускай имеет собственное мнени
е, благо с ним помалкивает. Благо, когда собственное мнение выражается в ф
орме молчаливого неодобрения. Это я переживу. Но после того как возникла
идея "Реалистов", дочь стала агрессивной. Здесь уж дудки! Она боится моего
влияния на Славу? Ищет правду вообще? А родной папа Ц самая близкая и дост
упная арена для упражнений в правдоборчестве, родной папа вроде куклы, н
а которой самбист отрабатывает свои приемы? Пора распрямляться. Наступа
ть нельзя, имея в арьергарде противника. А если уж все складывается так, чт
о судьба выделила тебе мгновенья удачи, то не воспользуется ими лишь тру
с.
Тогда, на кухне, я сразу понял, что в этот вечер надо постараться взять все.
Я не должен уходить от разговора, раз я уже узнал, что по крайней мере Слав
а мне не враг, мы уже почти работаем вместе, мы уже почти союзники против М
аши. Разговор с дочерью надо вести при нем, как при арбитре. Аргументы мы н
айдем, тем более что аргументы продуманы заранее, как у домашнего вора, ко
торый, заходя в комнату, где под бельем, на полке в шкафу, лежат деньги или з
олотые побрякушки, еще не открывая дверцу этого шкафа, на всякий случай у
же знает, ч т о он скажет, если кто-нибудь войдет, как объяснит, почему оказа
лся здесь в неурочное время и что якобы ему надо в этом шкафу. Аргументы из
вестны. Психологический настрой разговора? Откровенное, почти семейное
выяснение отношений. При своих, спокойно, искренне, уважительно. Обнажен
ная, наглая правота. Ну что ж, вывози еще раз своего баловня, судьба!
Ц Ты, Маша, все время подчеркиваешь, к а к я работаю. В твоих словах подтекс
т о какой-то моей постыдной тайне. Я готов с тобою поговорить.
На минуточку я как бы забываю о Славе и Сусанне. Мы по-прежнему сидим вчет
вером вокруг кухонного стола, накрытого чистой, но заношенной клеенкой,
но гляжу я только на дочь. Я не обращаюсь взглядом за помощью к окружающим
. У меня наболело, и я говорю отечески, с той степенью взволнованной искрен
ности, которая подразумевает, что говорящий в пылу доказательств может п
роговориться. Плоховато меня знают, если так думают! Это похоже на крик в к
абинете: я спокоен, как лунная поверхность до эры спутников, расчетлив, ка
к белый медведь, выжидающий у лунки нерпу, чтобы ударом перебить ей хребе
т. Ну что, Маша и Слава, ушки у вас на макушке? Внове вы услышите лишь то, о чем
раньше шушукались. И вам не о чем будет больше шушукаться. Вот она, сила гл
асности:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18