— Тогда почему ты явилась в таком жутком виде?
— До этого я еще не дошла, — сказала Флавия. — Мы все танцевали и танцевали, болтали о всякой ерунде, и я решила немного подтолкнуть события. Ни с того ни с сего я начала изображать недоступность. Бессон, естественно, распалился пуще прежнего и совсем потерял голову. Пользуясь моментом, я поинтересовалась, насколько прибыльной является торговля картинами. Он ответил, что если работать по-честному, бизнес достаточно прибылен, но есть и другие способы заработать деньги. «Да? И какие же?» — спросила я. «Например, работать на два фронта», — сказал он, сделав загадочное лицо.
— На два фронта? — переспросил Аргайл.
— Да. Ерунда какая-то, правда? Я всплеснула руками и запищала: «Только не говорите мне, что я провела целый вечер в обществе наркоторговца». Он прикинулся обиженным и сказал, что дружит с законом.
— Неужели?
— Да. Тогда я завизжала от восторга — ты был бы шокирован, если бы слышал…
— Я и так уже достаточно шокирован.
— … и сказала: «Я догадалась: вы, наверное, шпион. Я так и знала, что вы необыкновенный человек», — и сделала круглые глаза. Он скромно потупил взгляд и сказал, что это не совсем так. Он действительно помогает Властям — именно так, в его устах это прозвучало с большой буквы, — к нему иногда обращаются за помощью как к человеку, на которого можно положиться. «О-о, расскажите, расскажите», — защебетала я, но он, черт бы его побрал, вдруг опомнился и сказал, что не имеет права разглашать государственную тайну…
— О Господи, — простонал Аргайл.
— Ну, чушь, конечно, только ты учти, что к тому времени он был уже изрядно пьян, да еще я своим кокетством затуманила ему мозги. Я поняла с его слов, что недавно он принимал участие в одной очень важной операции, проводившейся в интересах государства. Он сказал, что сообщить подробности не может, даже если бы захотел: он был всего лишь исполнителем и не имел доступа к информации.
Тут я совершила большую ошибку. Когда он начал ссылаться на связь с Властями, я пошла ва-банк. «А как насчет вашего ареста?» — спросила я. «Откуда вам это известно?» — удивился он.
Я улыбнулась и сказала, что это его собственные слова. Он подозрительно посмотрел на меня и попросил разрешения отлучиться в туалет. Я незаметно проследила за ним и увидела, что он направился прямиком к телефону-автомату. Сообразив, что он меня вычислил, я схватила пальто и помчалась к выходу.
К несчастью, и здесь мы переходим к тому, почему у меня такой вид, его дружки оказались быстрее. Они нагнали меня у метро. Выпрыгнули из машины и попытались схватить.
— Как же ты вырвалась?
— Если бы я не умела выходить из подобных ситуаций, я не смогла бы жить и работать в Риме. Я заорала страшным голосом, словно меня убивали. Помогите, спасите, караул. На углу топталась стайка пьяниц, которые пытались накачаться вином до бесчувствия. Услышав мой крик, они похватали свои бутылки и бросились мне на выручку.
Джонатан оставил этот пассаж без комментариев. В безмолвном изумлении он смотрел на свою подругу.
— Эти доблестные рыцари начали бить моих врагов бутылками по голове, и те, бездыханные, полегли на асфальт. Весь инцидент занял не больше двух минут. Какое-то время мы веселились, празднуя победу. Кстати, один из нападавших имел небольшой шрам над левой бровью.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Конечно, ребята немного подпортили ему портрет, но шрам остался на месте. На мой взгляд, эта деталь встречается в нашем деле слишком часто, чтобы быть простым совпадением.
— И кто же он, по-твоему?
— У меня не было времени выяснять это. Подъехала полицейская машина, и мои галантные спасители вновь похватали уцелевшие бутылки, пожали мне руку и растворились в темноте. Я решила последовать их примеру.
— Почему?
— Потому что следы ведут наверх. Жанэ нам солгал; по крайней мере это я теперь знаю точно. И если бы выяснилось, что я совершила нападение на полицейского, мне пришлось бы худо.
— Погоди, — сказал Джонатан, которому изрядно надоела вся эта таинственность. — По-моему, это уже полный абсурд. Три дня назад я был скромным торговцем картинами, честно зарабатывающим себе на хлеб. Теперь благодаря тебе я оказался связан с людьми, которые бьют полицейских бутылками по голове.
— Что значит «благодаря тебе»?
— Но ведь не я же их бил?
Флавия, пораженная, смотрела на него.
— Как можно быть таким неблагодарным? А для кого же я всем этим занимаюсь?
— Да, для кого, интересно?
— Но ведь с тебя все началось, с того момента, как ты привез в Рим картину!
— Но к остальному я не имею ни малейшего отношения, и вообще я считаю, нам пора возвращаться в Италию.
— Почему это?
— Я много думал. Дело становится чересчур запутанным и опасным. Если уж Жанэ начал ставить нам палки в колеса, нет смысла оставаться здесь и дальше. Мы впустую тратим время. Возвращайся домой, расскажи обо всем Боттандо, и пусть он сам решает. Такие вопросы не нашего ума дело.
— Ничтожество, — сказала Флавия, чувствуя себя преданной.
— Поехали домой. Наша миссия закончилась.
— Остался Эллман.
— Пусть им занимаются карабинеры. Твой дружок Фабриано. Доставь ему удовольствие разобраться во всем самому.
— Мы так и не узнали, почему картину украли.
— Ну и что? Мне это безразлично. Мало ли кто что ворует. Ты собираешься составлять психологический портрет преступника всякий раз, когда что-то пропадет? На свете полно лунатиков и сумасшедших.
Флавия состроила гримаску.
— Как я несчастна, — захныкала она. — Мне так хотелось раскопать это дело. Ты правда хочешь домой?
— Да. С меня довольно.
— Ну тогда поезжай.
— Что?!
— Я говорю: поезжай. Сиди дома и торгуй картинами.
— А ты?
— А я буду заниматься своей работой. С тобой или без тебя. С Жанэ или без него.
— Я совсем не этого хотел.
— Что поделаешь. Ты хочешь ехать — пожалуйста. А я буду выполнять свой долг. В свободное время буду думать о том, как один жалкий, трусливый, ничтожный человечишка бросил свою невесту в беде и смылся.
Джонатан помолчал.
— Ты сказала: невесту?
— Нет.
— Нет, ты сказала.
— Нет, не говорила.
— Сказала, я слышал.
— Это вырвалось случайно.
— Я хотел, чтобы мы оба вернулись в Рим. Но если ты останешься, я, конечно, тоже никуда не поеду. У меня и в мыслях не было бросать свою невесту в беде.
— Я тебе не невеста. Ты не делал мне предложения. И я не в беде.
— Считай как хочешь. Я никуда не еду. Но с одним условием.
— Каким?
— Если ты когда-нибудь согласишься поехать домой, мы сразу пойдем смотреть новую квартиру.
— Это слишком жесткое условие.
Он кивнул.
— Ну ладно, хорошо.
— Чудесно. Какая покладистая у меня невеста.
— Я тебе не невеста.
— Считай как знаешь.
Заключив эту сделку — на жестких, но все же приемлемых условиях, — они отошли ко сну.
ГЛАВА 13
— Ты знаешь, — сказал она утром, — я думаю, нам лучше сменить гостиницу.
— Почему?
— Потому что нас ищут, и мне это очень не нравится. Конечно, они не сразу узнают, где мы остановились, но когда узнают, боюсь, из меня сделают отбивную.
— Я, между прочим, завтракаю.
— Извини. Но смысл моего предложения тебе, надеюсь, ясен: мы съезжаем из этой гостиницы и поселяемся в каких-нибудь дешевых номерах, где не спрашивают паспорт. Запишемся под другой фамилией. Хорошо?
— Ах, как все это волнует кровь…
— Значит, договорились.
В качестве нового места проживания Флавия выбрала ужасно непрезентабельные апартаменты в темном переулке рядом с бульваром Рошешуар. Ветхое здание, похоже, не перекрашивали со времен постройки; когда они зашли внутрь, администратор с модной трехдневной щетиной подозрительно воззрился на Аргайла и потребовал плату вперед. Единственным достоинством гостиницы было то, что здесь, как и предполагала Флавия, не стали тратить их драгоценное время на заполнение бланков регистрации, которые проверялись полицией. Не того пошиба заведение. Молодые люди записались под фамилией Смит. Аргайл всю жизнь мечтал записаться в гостинице под фамилией Смит.
Комната превзошла самые худшие их ожидания: обои кошмарного розового оттенка в мелкий цветочек кое-где отслаивались, кое-где отсырели. Мебель состояла из кровати, одного жесткого стула и металлического столика с пластиковой столешницей. Очутившись в этом насквозь отсыревшем убогом помещении, они оба невольно вздрогнули.
— Не представляю, как здесь можно жить, — заметил Аргайл, сумрачно оглядев их новое и, как он надеялся, временное жилище.
— Мне кажется, постояльцы меняются здесь с такой быстротой, что не успевают заметить даже обои. К тому же голова у них занята совершенно другим. Вот уж не думала, что ты можешь пойти в подобное место с распутной женщиной.
— А я никогда не считал тебя такой женщиной. Пойдем, чем скорее мы покинем это место, тем лучше. Ты, кажется, собиралась звонить Боттандо?
Флавия надеялась, что Джонатан забудет об этом. Она зашла в телефонную будку рядом с ближайшей почтой, закрыла поплотнее дверь и набрала номер.
— А я все думал, когда же ты наконец объявишься? — сказал генерал, услышав ее голос. — Ты где?
Флавия объяснила.
— Джонатан считает, что нам нужно вернуться домой, а я хочу еще поработать.
— Если ты согласна взять дни в счет отпуска, то пожалуйста. А так — у меня есть сильные сомнения в необходимости продления твоей командировки.
— А как Фабриано?
— По-моему, он зашел в тупик. Собрал кучу информации, которая ничего не дает. Правда, он установил, что Мюллер и Эллман были застрелены из одного пистолета, который принадлежал Эллману, что меня, по правде говоря, ничуть не удивило. Кроме того, Фабриано исключил из списка подозреваемых несколько десятков людей — я полагаю, все это вряд ли можно назвать большим прогрессом. А как дела у тебя?
Флавия отчиталась, и Боттандо глубоко вздохнул.
— Послушай, дорогая. Я знаю твои способности, но тебе следует быть осторожнее. Чего ты добьешься, преследуя этих людей одна? Ты можешь попасть в серьезную переделку. Почему ты не хочешь по-человечески попросить Жанэ вызвать этого Бессона на допрос? Почему не хочешь действовать напрямую?
— Потому что.
— Что «потому что»?
— Потому что Жанэ водит нас за нос, вот почему.
— Ну, хочешь, я сам с ним поговорю?
— Нет. Тогда он поймет, что я его раскусила. Вы можете высказать ему наши претензии после. Он уговаривает меня ехать домой. Джонатан — тоже. Я — единственный человек, который хочет продолжить расследование.
Боттандо подумал.
— Не знаю, что тебе посоветовать. Нужно, конечно, помочь карабинерам — все-таки это двойное убийство, а не какая-нибудь банальная кража. Хотя Фабриано уверяет, что справится сам. Мне трудно судить отсюда, стоит тебе оставаться в Париже или нет. Короче: если ты решишь возвращаться — возвращайся; скажем Фабриано, что мы свою часть работы выполнили, остальное — его забота. Или ты хочешь продемонстрировать ему свое интеллектуальное превосходство?
— Вы несправедливы ко мне.
— Мне просто вдруг пришло это в голову.
— Я хочу докопаться до истины.
— Ну, тогда оставайся. Чем я могу тебе помочь?
Телефонный аппарат пискнул, напоминая, что у нее заканчиваются деньги.
— Узнайте, кто звонил Эллману, — быстро заговорила Флавия. — Звонок был точно не из Парижа. Я просила Жанэ связаться со швейцарцами, но они такие медлительные — не могли бы вы их поторопить?
— Разумеется, — успокоил ее генерал, — я позабочусь об этом.
— Ну? — спросил Аргайл, когда она вышла из будки. Флавия обдумала ответ.
— Он велел мне продолжать расследование. Сказал, что я очень проницательная и собрала массу полезной информации.
Джонатан огорчился: он рассчитывал успеть на аукцион, который должен был состояться в Неаполе послезавтра.
— Извини, но у меня нет выбора, — развела руками Флавия.
— У нас практически не осталось денег. Ты помнишь об этом?
— Ничего, что-нибудь придумаем.
— Что здесь можно придумать?
— Что-нибудь. Между прочим, я сейчас в архив. Ты со мной?
Они пошли на юг, в респектабельную туристическую часть города, прочь от сбегающих вниз улиц, забитых горожанами с озабоченными печальными лицами, миновали район швейных мастерских, где от зари до зари вкалывали азиатские женщины, на чьих плечах держится репутация Парижа как самого модного города Европы, и потом снова на восток, в еще более элегантный Мараис — эта часть города, где некогда располагались огороды и овощные рынки, давно превратилась в фешенебельный район, утратив при этом свое очарование.
Здесь находился еврейский архивный центр, ибо здесь же некоторое время назад тянулся еврейский квартал, который благодаря совместным усилиям нацистов и торговцев недвижимостью съежился до двух коротеньких улочек.
На улице Жоффре-Лазньера было мало примечательного для туристов — всего лишь одно красивое здание и мемориал депортированным гражданам Франции. Все остальное снесли, чтобы освободить место для новых построек. Даже в солнечный день улица производила удручающее впечатление.
Флавия с Аргайлом немного поспорили, кому идти в центр. Флавия хотела пойти сама, полагая, что новые сведения помогут ей наконец увидеть рациональное зерно в беспорядочном потоке информации.
— Ну, ты или я? — в последний раз спросила она, когда ее доводы иссякли. — Я все же считаю, что лучше пойти мне.
— Хорошо, я, кажется, придумал, чем мне заняться. Пойду кое-что узнаю. До встречи.
Флавия вошла в здание, располагавшееся рядом с мемориалом, и справилась у администратора, звонил ли Жанэ предупредить о ее визите. К счастью, свое обещание он выполнил. Флавия заполнила формуляр и сообщила, какая информация ее интересует. Женщина с готовностью откликнулась на ее просьбу, поскольку Флавия была единственной посетительницей, и проводила девушку в обширную картотеку. Там Флавия быстро отыскала карточку с именем Жюля Гартунга и вписала в бланк заказа номер его досье. Женщина рекомендовала ей также посмотреть списки конфискованной и разграбленной собственности. Если Гартунг был богат, там тоже может упоминаться его имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32