В полицейском участке все было знакомым и до боли родным: скучающий охранник за столом у входа; доска объявлений в коридоре, где она нашла и расписание дежурств, и наряды, и требование срочно уплатить профсоюзные взносы; глянцевая отслаивающаяся краска на стенах. Вся эта обстановка подействовала на нее умиротворяюще. «Похоже, я чересчур прикипела к своей работе — нужно последить за собой».
Следуя этикету, Флавия пришла с визитом вежливости к инспектору Жанэ. Если бы Боттандо обнаружил, что у него под носом шастает кто-нибудь из подчиненных Жанэ, он был бы страшно разгневан. Так не делается, сказал бы он. Сначала спроси разрешения. А потом шастай.
В первую очередь она пришла ради самого Жанэ; французы уже много лет работали в одной связке с итальянцами, и до последнего времени союз их был прочным и гармоничным. Они понимали друг друга с полуслова и делились информацией более щедро, чем то предписывали правила.
Ни Боттандо, ни Флавия никогда не обманывали Жанэ, у них не было в этом необходимости. Но в последние дни у Флавии появилось ощущение, что Жанэ с ними не совсем откровенен. Тем не менее он кинулся ей навстречу, раскрыл объятия, усадил в мягкое кресло, угостил кофе и принялся болтать о достопримечательностях и музеях.
Потом в нем проснулась совесть, и он заговорил о картине.
— Ты здесь из-за нее? Таддео звонил мне по телефону, просил навести справки.
— Да, я здесь из-за картины. Хотя сама она больше не представляет для меня интереса. Вчера ее вернули владельцу. Простите, что не предупредила вас сразу…
Он махнул рукой:
— Ничего страшного. Я уже сказал Боттандо, что картина нам неинтересна. И кто же оказался ее владельцем?
— Француз по имени Жан Руксель.
Имя произвело на Жанэ впечатление.
— Ого, как интересно.
— Вы его знаете?
— О да. Его невозможно не знать, он — очень известная личность. Он является видным общественным и политическим деятелем. Ему присудили…
— Знаю, европейскую награду. Нас это не волнует. Мы сейчас пытаемся собрать по крохам всю информацию, имеющую отношение к двойному убийству в Риме. Я смогу вернуться домой только после того, как справлюсь с этой задачей.
— Чем могу быть полезен?
Флавия очаровательно улыбнулась.
— Я надеялась это услышать.
— Знаю, потому и спросил. Все-таки ты находишься на моей территории. Если ты скажешь, что тебе нужно, я смогу взять твои проблемы на себя. Какой смысл тебе заниматься всем этим самой? Мы сделаем все то же самое в два раза быстрее. Я отправлю тебе результаты прямо в Рим.
— Это мысль. Вы меня искушаете, — улыбнулась Флавия. — Ну, значит, так. Во-первых, звонок — кто-то звонил Эллману в Швейцарию из Парижа. Предположительно сразу после этого звонка Эллман отправился в Рим. Вы сможете выяснить, откуда был сделан звонок?
Жанэ пожал плечами:
— Я не очень разбираюсь в этих вещах, но попытаюсь узнать.
— Я дам вам номер телефона и приблизительное время звонка.
— Да, это обязательно понадобится.
Флавия продиктовала телефон и дату, Жанэ записал и пообещал сделать все, что в его силах.
— Еще что-нибудь?
— Да. В ограблении Рукселя подозревается некто Бессон.
При упоминании этого имени Жанэ слегка напрягся.
— Это более чем вероятно, — мрачно подтвердил он.
— Вы его знаете?
— Еще бы, у нас с месье Бессоном давнее знакомство. Уже несколько лет я пытаюсь засадить его за решетку, но все безрезультатно. Пару раз я был совсем у цели, но в последний момент ему удавалось вывернуться. Расскажи мне про ограбление.
Флавия изложила свою версию.
— Понятно, — удовлетворенно кивнул Жанэ. — Опять сплошные подозрения и предположения и никаких улик. Интересно, нам удастся когда-нибудь собрать против него доказательства? Я почти уверен, что нет. Готов поклясться своим здоровьем, что в тот вечер, когда грабитель проник в замок Рукселя, Бессон находился на какой-нибудь вечеринке за сотню километров от места преступления и как минимум дюжина восторженных его почитателей поклянется на Библии, что он за весь вечер ни разу не отлучался из комнаты, даже в туалет. Я буду знать, что все они бессовестно врут, но вытрясти из них правду мы никогда не сможем. Даже если этот ваш Делорме заявит на суде, что картину ему принес Бессон, тот скажет, что купил ее на аукционе где-нибудь в Польше. Откуда ему было знать, что картина краденая?
Флавия рассказала про выставку и неожиданное увольнение Бессона.
— Ах, да, припоминаю. Тут я руку приложил. Услышав, что он принят на работу в музей, я посоветовал директору не оставлять его без присмотра. Для убедительности показал собранное на него досье. Конечно, все это абсолютно бездоказательно, я сам прекрасно понимаю, но по крайней мере я их предупредил.
— Мне сказали, что Бессон арестован. И кажется, его арест спровоцировал нашего незнакомца со шрамом на активные действия.
Жанэ покачал головой:
— Увы, к нам его арест не имеет никакого отношения.
— Точно? — с сомнением посмотрела на него Флавия. Вопрос слегка рассердил Жанэ.
— Ну разумеется. Мы так редко кого-то арестовываем, что я всегда об этом знаю. Тем более если бы это был Бессон. Ну как, у тебя еще остались вопросы?
— Да, относительно человека со шрамом.
Жанэ опять покачал головой.
— Понятия не имею, кто он. Если тебе не жаль потратить день, можешь посмотреть фотографии преступников…
— Нет, кто бы он ни был, он не похож на обычного вора.
— Возможно. Ты думаешь, это он — убийца?
— Во всяком случае, его кандидатура первой приходит на ум. Но изловить его будет непросто — уж очень он ловок и хитер.
— Почему ты так думаешь?
— Его осведомленность поражает. Например, он знал, что Аргайл поедет на вокзал. В Риме он узнал, где живет Мюллер, нашел Эллмана и Аргайла. Договорился о встрече с Аргайлом, но так и не появился. Почему? Возможно, он узнал о засаде. Непонятно, откуда он черпает все эти сведения,
— Тут я даже предполагать ничего не могу. Что-нибудь еще?
— Гартунг. Жюль Гартунг.
— Ну, это старая история.
— Я знаю, но Жюль Гартунг — отец Мюллера.
— Это вопрос не моей компетенции. То есть я слышал кое-что… кажется, он был военным преступником, верно?
— Да, кажется, так.
— Я тогда был совсем молодой. К тому же приехал с Востока; в Париж впервые попал в конце пятидесятых. Боюсь, тут мне нечего тебе рассказать.
— Он был евреем. Может быть, существует какой-нибудь архив, где сохранились документы о депортации? Или какая-нибудь другая организация, где велись записи?
— Попробуй наведаться в еврейский центр в Мараисе. У них там горы документов военного периода. Я могу позвонить им, предупредить о твоем приходе. Или, если хочешь, отправлю туда кого-нибудь из своих ребят. Но я все же советую тебе вернуться домой. Зачем ты будешь тратить время на то, что могут сделать мои ребята?
— Нет, в архив я поеду сама. Возможно, это ничего не даст, но кто знает?
Она попрощалась, сказав, что вечером позвонит и расскажет о результатах. Жанэ пообещал собрать к этому времени нужную ей информацию.
«Странно, что он так настойчиво выпроваживал меня в Рим», — подумала Флавия, оказавшись на улице.
ГЛАВА 12
— Ну и где ты пропадала весь день? — спросил Джонатан.
Когда он вернулся в гостиницу от Бессона, Флавии не было. Оставив на столе записку, что у Бессона ничего выяснить не удалось, он ушел. Пришла Флавия и снова ушла. Они встретились только после семи, и Флавия первым делом расспросила Аргайла о результатах встреч с Жантильи и Бессоном.
— А как дела у тебя? — сказал Джонатан, закончив рассказ.
— Я встретилась с Жанэ, а потом прошвырнулась по магазинам.
У нее было на редкость хорошее настроение.
— Что ты сделала?!
— Прошвырнулась по магазинам: я уже полгода хожу в одном и том же. Еще зашла в парикмахерскую. Так что, я думаю, наши достижения примерно одинаковы. Секундочку.
Вернее было бы сказать: «Подожди минут пятнадцать», потому что именно столько она пробыла в ванной комнате. Даже Аргайл, не сильно разбиравшийся в подобных вещах, был поражен ее перевоплощением.
— Боже милостивый!
— И это все, что ты можешь сказать? — спросила она, поворачиваясь перед ним и любуясь своим отражением в зеркале.
— Ты такая красивая.
— Я не просто красивая, молодой человек. Я великолепная. Бесподобная. Сногсшибательная. Вот, попала на распродажу и не смогла удержаться.
Она полюбовалась собой еще немного.
— Сто лет не носила короткое, черное и обтягивающее. А зря — нельзя лишать мир такого удовольствия. Как тебе туфли?
— Очень симпатичные.
— Тебе нужно научиться говорить комплименты, — сухо бросила она, продолжая вертеться перед зеркалом. — Я не так часто надеваю что-то красивое, но когда надеваю, мне хотелось бы слышать что-нибудь более оригинальное. В следующий раз попробуй сказать: «Изумительно». Или «Чудесно». В общем, что-нибудь в этом духе.
— Хорошо. А какая связь между твоими приобретениями и тем, что я не смог разговорить Бессона?
— Такая, что мне нужно было встретиться с ним самой. Я хотела спросить его насчет ареста: был он арестован или нет? Кстати, предупреждаю: сегодня вечером я хочу выйти в свет.
— Без меня?
— Разумеется, без тебя. Я не хочу, чтобы ты напрягал свою ногу.
Аргайл надулся.
— Это что: так важно?
— Может быть, и нет, но у нас оборвалась еще одна нить. Никто не звонил Эллману из Парижа: я только что говорила с Жанэ. Теперь он хочет связаться со швейцарцами и попросить их тоже поработать в этом направлении. Но пока Бессон остается нашей единственной зацепкой.
— Надеюсь, ты будешь осторожна? Хочешь, я незаметно пойду за тобой?
— Ты не умеешь ходить незаметно. Если Бессон увидит тебя, все будет безнадежно испорчено. Не волнуйся, со мной ничего не случится. Да, пожалуй, мне нужно почаще покупать себе красивые вещи, — сказала она задумчиво, надев новое пальто и в который раз убедившись, что выглядит замечательно.
Она затворила за собой дверь, оставив его в одиночестве и тревожных мыслях.
* * *
Когда Флавия вернулась в гостиницу, ее радужное настроение успело напрочь испариться. Она вошла в номер, включила свет и рухнула на табуретку у окна.
Джонатан после долгого, унылого и тревожного вечера крепко спал. Ему казалось, что он проспал всего десять минут, но, взглянув на часы, он ахнул:
— Боже милостивый! Уже час ночи.
— Знаю.
Аргайл молча смотрел на ее взлохмаченные, волосы, измятое платье и грязные босые ноги. Несмотря на потрепанный вид, чувствовалось, что Флавия полна сил и энергии.
— Что с тобой произошло? У тебя такой вид, словно тебя волоком тащили по земле.
— Ты почти угадал. И главное, я сама виновата. Черт побери!
Он сел, встряхнулся и посмотрел на нее внимательнее.
— Ты выглядишь ужасно. Я пойду пущу тебе воду.
Флавия кивнула. Аргайл поплелся в ванную, а Флавия подскочила к маленькому холодильнику в поисках чего-нибудь подкрепляющего.
— Я целый день на одной минералке, — пожаловалась она. — Боялась утратить ясность мысли.
Когда вода в ванной набралась, Флавия упала в нее, издав протяжный стон облегчения, а Джонатан пристроился на унитазе, приготовившись слушать отчет о приключениях своей неугомонной подруги.
— Начиналось все как в сказке, — приступила к рассказу Флавия. — Я приехала к дому Бессона, выяснила, что он дома, и стала ждать. Около девяти он вышел из подъезда, один, и направился в ближайший ресторан. Я даже не ожидала, что мне представится такая блестящая возможность, и, конечно, последовала за ним. В ресторане я дала на лапу официанту, и он усадил меня за соседний столик.
Оказавшись в непосредственной близости от объекта, я начала бросать на него знойные взгляды, потягивая свой аперитив. Через десять минут я продолжала делать то же самое за его столиком.
Он не только выразил готовность оплатить мой счет, но и старался быть приятным собеседником, — назидательно сказала Флавия. — Я в жизни своей не слышала столько комплиментов за один вечер.
Джонатан сдавленно хмыкнул.
— Тебе тоже не мешало бы иногда говорить их, — посмотрела на него Флавия. — Это производит необыкновенно приятное впечатление.
Он снова хмыкнул.
— Между прочим, я пытался, — напомнил он. — И в ответ услышал предупреждение, что могу облиться супом.
— Я, со своей стороны, — продолжила Флавия, — отрабатывала его деньги на полную катушку. Я смеялась, кокетничала. Он рассказывал мне интересные истории, связанные с торговлей картинами, и я в ответ смеялась, охала и ахала во всех нужных местах. Я даже притрагивалась рукой к его рукаву, когда он рассказывал особенно забавный анекдот. Я сказала, как, должно быть, замечательно, каждый день соприкасаться с искусством, и бросила на него манящий взгляд.
Джонатан почувствовал себя неуютно. Он скрестил руки на груди и продолжал слушать.
— Я льстила ему напропалую. Я делала вид, что мне безумно нравятся его истории, и, наверное, при этом выглядела идиоткой. Но он заглотил наживку. Просто удивительно, до чего доверчивы мужчины. Правда, ты — исключение, я уверена: тебя так легко не охмуришь.
— Надеюсь, что нет, — уронил Аргайл, скрестив для симметрии и ноги.
— Мне удалось выяснить, что «Сократ» действительно побывал у него в руках.
— Ну, это не большое достижение. Мы и так это знали.
— Терпение. Самый трогательный момент наступил после ужина, когда он пригласил меня к себе домой. Перед моим мысленным взором встала жуткая картина, как я защищаю на его диване свою честь. Но, как ты правильно заметил, никакой важной информации я к тому моменту не получила. Я предложила ему пойти потанцевать в какой-нибудь клуб. Не могу сказать, чтобы мне очень уж хотелось танцевать, но служебный долг превыше всего. Он согласился и отвел меня в клуб.
— Так вот почему у тебя такой усталый вид.
— Ничего подобного, я полна сил. Это мужчины начинают сдавать на четвертом десятке, а женщины достигают пика формы. Если надо, я могу танцевать хоть всю ночь напролет. Просто с тобой мне нечасто представляется такая возможность. А Бессон — отличный партнер, с огоньком.
Аргайл сдержался, понимая, что Флавия смеется над ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32