С его уходом дела на плантации пошли значительно лучше. На это место Люсьен с Адрианом поставили Чейни, и он оказался добрым и справедливым надсмотрщиком. Перед тем как принять решение, дед с внуком заручились согласием Микаэлы, и это наполнило ее сердце гордостью. В сравнении с ее прошлым, в котором железной рукой правил Арно Рушар, нынешняя жизнь казалась Микаэле подлинным раем. Дважды в день они с Люсьеном отправлялись на конную прогулку, и Микаэла теперь все увереннее управлялась с лошадью. С Адрианом и Вэнсом разговоры шли в основном о политике, о трениях между колониями и Англией — многое из этого походило на конфликт между французами и испанцами в Новом Орлеане. Таким образом, Люсьен ввел ее в круг семьи и друзей, тогда как Арно всячески выталкивал падчерицу из этого круга.
После заключения перемирия Люсьен держался от Микаэлы на должном расстоянии, и теперь жаловаться ей в общем-то было не на что. Люсьен не бросал больше на нее обольстительных взглядов и не отпускал двусмысленностей; он вел себя как подобает добропорядочному джентльмену, и от этого только больше стал близок Микаэле. А вот то, что он даже не приближался к ее постели, опасаясь пробудить у нее тяжелые воспоминания о Барнаби, ей совсем не нравилось.
Именно об этом она собиралась сказать Люсьену в день свадебных торжеств, задуманных Адрианом с большой помпой, но, как всегда, гости начали съезжаться раньше назначенного времени, так что разговор с Люсьеном пришлось отложить. Приводя в порядок волосы и поправляя кружево на платье, подаренном Адрианом специально к нынешнему вечеру, Микаэла напомнила себе, что сегодня ей предстоит появиться перед самыми именитыми людьми местного общества. Еще неделю назад она вынашивала мстительные замыслы, рассчитывая поквитаться с Люсьеном за то, что он навязал ей это замужество, но последние три дня ее муж вел себя так мило и достойно, что ей даже стало стыдно за намерение поставить его в неловкое положение перед всей этой аристократической публикой.
Внезапно Микаэла нахмурилась. А что, если Люсьен как раз и хотел, чтобы у нее возникло такое ощущение? Может, все эти мирные переговоры затеяны с той же целью и Люсьен ходит перед ней на цыпочках лишь затем, чтобы потом взять над ней верх?
— Микаэла, вы скоро? — послышался из-за двери голос Адриана.
— Уже иду. — Она бросила последний взгляд в зеркало. Вырез на платье был чуть ниже, чем того требовала мода, но, в конце концов, это свадебный подарок Адриана, и Микаэле оставалось лишь уступить его вкусу.
Сделав глубокий вдох — что, учитывая фасон платья, было само по себе не так уж просто, — Микаэла приосанилась: как-никак сейчас ей предстоял самый настоящий выход в свет.
* * *
Люсьен небрежно облокотился о перила террасы, поглядывая на публику, до отказа заполнившую просторную гостиную. Ничто, подумал он, так не привлекает людей, как свадебная церемония и суд Линча. За последние полчаса ему пришлось выслушать неимоверное количество комплиментов в адрес своей жены. Кое-кто из этих расфуфыренных хлыщей уже вел себя так, будто был еще ближе Микаэле, чем он сам. Это раздражало Люсьена, особенно когда ему намекали на то, что его дурная репутация бабника и повесы вряд ли понравится молодой жене. Да и в самом деле, каково было ей слышать со всех сторон байки о его похождениях! И что, если в отместку она тоже решит пуститься во все тяжкие?
Поскольку Микаэла родилась и выросла за пределами Каролины, Люсьен говорил всем, что познакомился с ней во время одной из своих поездок. Если бы эти сплетники узнали, что она тайком пробралась на корабль, где на всем пути от Нового Орлеана до Чарлстона играла с ним, как кошка с мышкой, это стало бы настоящей катастрофой; но и без таких подробностей пищи для пересудов хватило.
— Никогда таких красавиц не видывал, — раздался позади голос Брэдфорда Клодфелтера.
Люсьен обернулся: рядом с ним, глядя на Микаэлу и не скрывая при этом своего восхищения, стоял известный в здешних краях франт. Заметив, что и Вэнс, его ближайший друг, предается сладостным фантазиям, которые заслуживают доброй затрещины, Люсьен насупился.
— Дамы и господа, — тем временем торжественно провозгласил Адриан, — позвольте представить вам мою внучку, Микаэлу Сафер.
Как и все остальные, Люсьен сразу заметил, что дед назвал Микаэлу внучкой и этим словно поставил на ней знак качества. От него также не ускользнуло, что если бы глаза мужчин могли оставлять такие же четкие следы, как и их руки, лиф Микаэлы оказался бы вконец затрепан еще до того, как она спустилась в зал. У него вдруг возникло совершенно безрассудное желание набросить Микаэле на плечи какую-нибудь шаль, чтобы поскорее прекратить этот спектакль.
«Я ревную, — вдруг подумал Люсьен, — а еще — становлюсь собственником. И кто виноват, что вокруг полно мужчин, которые были бы рады, если бы я не слишком настаивал на своих супружеских правах…»
Давно уже Люсьен не переживал ничего подобного. Стоило кому-нибудь из гостей во время танца слишком фамильярно прикоснуться к Микаэле, он готов был наглецу нос расквасить.
Микаэла раздаривала улыбки направо и налево; она знала, как хотелось Адриану, чтобы все восхищались ею, — это ведь был его бенефис, когда он мог официально объявить, что его внук стал наконец добропорядочным семьянином.
Однако при виде приближающегося Люсьена мысли ее приняли совсем другое направление: его сощуренные глаза и угрюмое выражение лица не предвещали ничего хорошего. О Господи, неужели она успела сделать что-то разозлившее его? Человек, который последние несколько дней был образцом такта и обаяния, сейчас напоминал медведя-гризли, облаченного в раззолоченный камзол.
Но даже в этой ситуации Микаэла не могла не залюбоваться его мужественными чертами. Ей вспомнились ночи на борту корабля, когда, прячась в тени, она исподтишка разглядывала капитана, стоявшего при лунном свете на мостике: его внушительная фигура и уверенные манеры уже тогда приковывали к себе ее взгляд и мысли. Вот и теперь, хотя вокруг было по меньшей мере с десяток красивых мужчин, Люсьен явно выделялся среди гостей: рослый, широкоплечий, с голубыми, как небо, глазами, он постоянно привлекал всеобщее внимание. Женщины бросали на него жадные взгляды, и Микаэла вдруг ревниво подумала, что кое-кто из этих красоток мог быть ему близок не меньше, чем она.
Почувствовав, что подобные мысли могут завести ее слишком далеко, Микаэла поспешно напомнила себе, что в этом браке о верности и преданности речи не идет. Люсьен не искал ее любви и не обещал ничего, кроме свободы и обеспеченной жизни: забывать об этом ей не следует никогда, особенно если он окажется далеко — а так, судя по всему, будет случаться очень часто.
— Всем сердцем прошу вас принять мою внучку в свой круг — так, как принял ее я, — провозгласил Адриан, кланяясь Микаэле.
В ответ раздались аплодисменты, и хозяин дома приступил к церемонии формального представления. На протяжении ближайших нескольких минут к руке Микаэлы прикладывались так часто, что у нее пальцы занемели, но все же то, что в отличие от испанцев — бывших хозяев Луизианы, которые привыкли целовать женщин в обе щеки, — каролинцы предпочитали прикладываться к руке, устраивало Микаэлу гораздо больше.
— Ваша красота сияет, как солнце, миледи, — восхищенно сообщил, подходя к Микаэле, Брэдфорд Клодфелтер.
— Вы очень любезны, — вежливо откликнулась она.
До этого Микаэла встречала Брэдфорда дважды — оба раза в Чарлстоне, когда сопровождала Адриана на приемах. Этот джентльмен был воплощением преувеличенной галантности и всегда следовал за ней по пятам; она же находила его забавным и при этом ничуть не щадила его непомерного тщеславия, а его напыщенное поведение и манера говорить вызывали у нее лишь улыбку.
— Вы позволите пригласить вас на танец? — Брэдфорд потянул Микаэлу в сторону от остальных поклонников.
Она на всякий случай поискала глазами Люсьена, но того нигде не было видно. Ей хотелось нравиться Люсьену по-настоящему, но, судя по всему, перемирие понадобилось ему лишь для того, чтобы позволить ей выдержать нынешнее испытание, которое было частью общей сделки. В очередной раз придя к этой печальной мысли, Микаэла, скрывая досаду, протянула руку Брэдфорду.
* * *
— Ну, и сколько еще ты собираешься выдуть до конца этого мероприятия? — осведомился Вэнс, глядя на Люсьена, который, развалясь в мягком кресле, осушал уже шестой бокал подряд.
— Думаешь, я считаю? — Люсьен снова потянулся к бутылке.
— По-моему, тебе следует потанцевать с женой, а то в чьих только объятиях она за это время не перебывала…
— И в том числе, не сомневаюсь, в твоих.
— Естественно — любому приятно уделить внимание новобрачной. Между прочим, танцует Микаэда дивно: так почему бы тебе самому в этом не убедиться? Да что с тобой сегодня? — Вэнс нахмурился.
— Ровным счетом ничего.
— Правда? А мне кажется, ты на что-то дуешься.
— Ничего подобного. Разве есть закон, запрещающий человеку отдыхать так, как он хочет?
Вэнс остановил официанта и, взяв с подноса бокал кларета, уселся напротив Люсьена.
— Господи, а я и не подозревал, что ты такой ревнивый. Иначе зачем тебе надираться тут в одиночестве? — Вэнс откинул голову и от души расхохотался. — Твоя обворожительная супруга явно потеснила тебя с авансцены, и от этого тебе сильно не по себе. Я прав? В этом своем золотистом шелковом платье Микаэла выглядит…
— Полураздетой, — мрачно закончил Люсьен и угрюмо посмотрел на приятеля. — Только не говори мне, что ты этого не видишь.
Вэнс ухмыльнулся:
— На твоем месте всякий бы себя так же чувствовал. Ты женился на этом сокровище, чтобы отделаться от Адриана, а потом незаметно влюбился.
Казалось, Люсьен вот-вот взорвется.
— Заткнись. Меня тошнит от твоих рассуждений. Любовь здесь ни при чем, и тебе это отлично известно.
— Да я же прекрасно вижу, что ты от ревности места себе не находишь, — поставил окончательный диагноз Вэнс. — Недаром говорят, что мужчина раскрывается только в двух случаях — когда он пьян и когда влюблен. Как раз сейчас мы имеем и то и другое.
— Ладно, хватит философствовать, — буркнул Люсьен и со стуком поставил бокал на стол. — Чего я точно не заслужил, так это твоих поучений. Как только весь этот фарс закончится, я уйду в море и Микаэла сможет делать все, что ей заблагорассудится. Единственное, что мне нужно от этой женщины, к которой я теперь будто кандалами прикован, так это чтобы она вела себя как подобает хозяйке поместья Саферов. Я свои обязательства добропорядочного мужа выполняю и буду выполнять до полуночи…
В этот момент внимание Вэнса привлекло какое-то движение. Он посмотрел поверх головы Люсьена и увидел на пороге Микаэлу. Судя по оскорбленному выражению лица, она слышала все сказанное мужем. Обернувшись, Люсьен успел заметить лишь ее удаляющуюся фигуру и развевающееся платье. Беззвучно ругаясь, он поднялся на ноги.
— Из-за тебя мне пришлось говорить вещи, явно не предназначенные для ушей Микаэлы, — проворчал он и неодобрительно посмотрел на приятеля. — Мы заключили перемирие, а теперь скорее всего мы сноса рассоримся, и отвечать за это будешь ты.
— Это все твоя дурацкая гордыня, — упрямо гнул свое Вэнс. — Найди-ка лучше Микаэлу и поговори с ней по душам.
— Убирайся к черту! — Люсьен поспешно вышел из комнаты. Проклятие, если что-нибудь немедленно не сделать, хрупкое согласие между ним и Микаэлой рухнет! И зачем ему вообще понадобилось вступать в спор с Вэнсом, лучше было просто промолчать. Он сам все испортил. Вспомнив, какой несчастной выглядела Микаэла, Люсьен едва не заскрежетал зубами; даже выпитое спиртное не могло заглушить в нем чувство сострадания. Что ж, теперь придется платить по счетам, и на этот раз от судьбы ему никуда не уйти.
Глава 12
— Микаэла, я могу тебя пригласить?
При звуке этого густого баритона Микаэла напряглась, как струна. Оказавшись случайной свидетельницей разговора Люсьена с Вэнсом, она кинулась в танцевальную залу, лишь бы хоть как-то отвлечься, забыть о словах, которые подтвердили ее худшие опасения. Выходит, действительно последние несколько дней перед ней разыгрывали спектакль, поставленный для того, чтобы удержать ее в узде и не позволить унизить мужа на этом чертовом приеме. Приглашение на танец — всего лишь публичная демонстрация: все должны видеть, как нежно он привязан к жене! Ну ничего, сейчас она выложит ему все, что о нем думает!
Когда Люсьен обнял ее за талию, Микаэла незаметно ткнула его локтем, а потом принялась методично наступать ему на ноги, что ничуть не мешало ей продолжать танец.
— Право, мне очень жаль, — проговорил Люсьен, уворачиваясь от колена, направленного в самое чувствительное место. — Я…
— Ты мне ничем не обязан, — оборвала его Микаэла, сияя улыбкой, — и мне от тебя ничего не нужно, а уж нынешнего представления — тем более. Доживем до завтра, а там отправляйся на все четыре стороны — я и видеть-то тебя больше не желаю.
— Что же, согласен, так тому и быть. Что-нибудь еще?
— Пожалуй, да. Иди к черту, Люсьен Сафер.
— За Люсьена и Микаэлу, — неожиданно провозгласил, заглушая музыку, Адриан. — Пусть живут они долго и счастливо!
Люсьен остановился и, склонившись, прикоснулся губами к губам Микаэлы, однако она не ответила на поцелуй. Микаэла знала, что ведет себя по-детски, но уж слишком сильно Люсьен ее обидел. Она выказала ему свои чувства, и вот результат — теперь он может сделать ей больно. Нет, поклялась она себе, такого подарка от нее больше ни один мужчина не получит.
Дождавшись окончания танца, Микаэла сбросила с плеча руку Люсьена.
— А теперь убирайся и больше не смей подходить ко мне, — прошипела она. — Я до самой смерти буду тебя ненавидеть.
С этими словами Микаэла бросилась к балконной двери. Стоило ей выйти наружу, как на нее навалилась безмерная усталость. Она вцепилась в перила и подняла голову — с ясного неба ей насмешливо подмигивали звезды. Усилием воли Микаэла подавила рвущиеся из груди рыдания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34