Позволь тебе также напомнить, что ты здесь не служанка и Чейни лучше бы держаться от тебя подальше. А если ты и впредь будешь вести себя в его присутствии так же легкомысленно, он подумает, что ты с ним заигрываешь.
Не дослушав, Микаэла вырвала руку из руки Люсьена.
— Чейни в большей степени джентльмен, чем ты, несмотря на все твои титулы, — раздраженно заявила она. — К тому же он такой милый и забавный…
— Чейни прежде всего мужчина, и он в тебя влюблен. Если ты и дальше будешь поощрять его, последствия могут оказаться самыми непредсказуемыми. Не забудь, что настоящий мужчина быстро воспламеняется. Ты этого хочешь?
Микаэла смутилась. Люсьен, видимо, все не так понял. Она обращалась с Чейни как со своим старшим братом Анри в тех редких случаях, когда Арно позволял им оставаться наедине. Зато сам Люсьен в портах Вест-Индии наверняка не терял времени даром: кому-кому, а уж ей-то отлично была известна его привычка при первом удобном случае затаскивать женщин к себе в постель.
Будь что будет, решила Микаэла, но Люсьену она спуску не даст.
— Ну что, теперь мы можем поговорить? — осведомился он.
— Да, и большое спасибо за беспокойство, — мгновенно откликнулась Микаэла. — За цветы тоже спасибо.
— Не придавай этому слишком большого значения.
— А я и не придаю. Поэтому сразу не поблагодарила.
Приблизившись вплотную к Микаэле, Люсьен насмешливо улыбнулся:
— Что же ты не поцелуешь меня, дорогая жена? Мне все это время так тебя недоставало…
— Недоставало? Именно поэтому ты бросил меня в доме Адриана?
Микаэла вовсе не жаждала новых поцелуев: от них у нее подгибались колени, и она чувствовала себя совершенно беззащитной. Ее использовали в качестве пешки в игре против Адриана — что ж, что сделано, то сделано, но подстилкой Люсьену она ни за что в жизни не станет. В ту роковую брачную ночь у нее возникли глупые романтические иллюзии, но теперь она от них избавилась. Ей окончательно стало ясно: надолго такого человека около себя не удержишь; зубило надо иметь, чтобы вырезать свои инициалы на обломке скалы, который он называет сердцем.
— Если не возражаете, сэр, мне нужно еще кое-чем заняться перед обедом. — Микаэла повернулась, готовясь уйти. — А если вам так уж нужен поцелуй, то вон лягушка.
— Почему «сэр»? Ты отлично знаешь мое имя, — негромко проговорил Люсьен.
— Даже если бы вас звали Люцифер, меня бы это не удивило. Впрочем, я просто стараюсь быть вежливой и от вас ожидаю того же. — Проговорив эти слова, Микаэла с достоинством удалилась.
Люсьен негромко выругался. Черт бы ее побрал! Со слугами обращается, будто у них голубая кровь в жилах течет, а с ним — как с последним крестьянином. Разве он обязан терпеть эту женщину, если она только и знает что выводить его из себя? Она готова скорее застрелить его, чем поцеловать.
Ладно, пора кончать эти детские игры, приказал себе Люсьен. За обедом он будет вести себя умнее и не допустит никаких стычек с женой. Люсьен зашагал к дому, сделав предварительно немалый крюк, чтобы забрать вещи из седельной сумки.
Адриан поджидал его у самой двери.
— Вижу, свидание с женой прошло удачно, — ухмыльнулся он.
В ответ Люсьен лишь что-то проворчал и, обойдя деда, поднялся по ступенькам.
— И пусть мне нальют ванну — разумеется, если ее величество позволит слугам заняться черной работой в перерыве между закусками и обедом.
Слушая внука, Адриан лишь посмеивался. Он не сомневался, что рано или поздно внуку удастся приручить эту непокорную, своевольную женщину и тогда произойдет то, чего он так настойчиво избегает: этот упрямый осел Люсьен влюбится в свою жену, а она в него. Большего Андриану и не нужно было. Прошлое останется позади, и Люсьен научится наконец снова наслаждаться жизнью.
* * *
Облачившись в безупречно сидящий костюм, Люсьен прошел в столовую, где обнаружил сидящего в одиночестве деда, который именно в этот момент потянулся к стоявшему рядом колокольчику. Это, как пояснил он внуку, тоже была мысль Микаэлы: к чему слугам без толку болтаться в столовой, если хозяева еще не расселись по местам?
Принесли два блюда с горячим, и Люсьен вопросительно посмотрел на Адриана:
— А что, ее величество ждать не будем? Или скользящий обеденный график — это тоже одно из ее блестящих нововведений?
Адриан отхлебнул тыквенного сока и покачал головой:
— Микаэла перекусывает в саду вместе со слугами. Нынче у них запланирована битва с сорняками, и она решила, что нет смысла переодеваться к обеду. — Заметив, что внука это объяснение явно не удовлетворило, Адриан лукаво усмехнулся: — Естественно, она приносит свои извинения за то, что не может разделить нашу трапезу.
— Естественно, — хмуро повторил Люсьен, после чего больше уже не задавал вопросов.
Отдав должное многочисленным блюдам, он вышел через кухню в сад, где Микаэла, сидя, скрестив ноги, с тарелкой на коленях, о чем-то оживленно переговаривалась с окружавшими ее работниками. Возвращение мужа явно значило в ее глазах меньше, чем возможность пообщаться со слугами.
Увидев, что Микаэла убирает тарелку и неторопливо направляется к одной из недавно перекрашенных построек, Люсьен крадучись двинулся следом.
* * *
Неожиданно столкнувшись лицом к лицу с человеком, которого она меньше всего хотела сейчас увидеть, Микаэла замерла на месте. Увы, внешность Барнаби Харпстера вполне соответствовала его агрессивному характеру: ходил он всегда, выставив голову несколько вперед, так, словно собирался напасть на первого встречного. Подбородок и верхняя часть лба его были немного срезаны, от чего нос слишком выделялся, а глубоко посаженные глаза и поджатые губы придавали лицу угрюмое выражение.
— Барнаби, надо бы договориться, — начала она. При всей антипатии к надсмотрщику Микаэле вовсе не улыбалось вступать с ним в конфликт. — Я знаю: по-вашему, я стараюсь унизить вас перед слугами, но это вовсе не так. Мне просто хочется привести эту великолепную плантацию в порядок. Слуги делают что могут.
— Вы подрываете мой авторитет в глазах Адриана и слуг, — пробурчал Барнаби, и его густые брови зашевелились, словно мохнатые гусеницы. — И вообще, где это видано, чтобы дела на плантации вела женщина? Так не бывает.
Нечто подобное Микаэла уже слышала от Арно, и это неизменно вызывало у нее самый решительный отпор, но сейчас ей надо было сдержать себя.
— Что же дурного в том, что женщины тоже занимаются делом? — примирительно спросила она.
Барнаби кинул на нее презрительный взгляд:
— Женщины существуют для того, чтобы ублажать мужчин и подчиняться их приказаниям. Жаль, что муж не научил вас этому. Пожалуй, вам нужен настоящий мужчина, который поставит вас на место, а оно под ним, а не над ним.
Это уж было слишком. Видит Бог, Микаэла щадила Барнаби, но он этого явно не оценил. Хуже того, глазами так и раздевает, от чего у нее мурашки по коже бегут.
И тут, к изумлению Микаэлы, надсмотрщик выбросил вперед свою мощную руку и рванул ее к себе. Увидев прямо перед собой хищно шевелящиеся губы Барнаби, Микаэла отпрянула и пнула его коленом между ног. Послышался яростный рев. Барнаби сделал шаг назад и размахнулся, но в этот же миг загремел грозный голос невесть откуда возникшего Люсьена:
— А ну не сметь, иначе будешь иметь дело со мной!
Впервые Микаэла была рада появлению Люсьена — оно спасло ее от жестокого удара. Пусть он ей и не нравился, но, надо отдать должное, Люсьен ощущал определенную ответственность за нее. Впрочем, подумала Микаэла, вполне возможно, что он собирается обернуть эту ситуацию себе на пользу.
Барнаби неохотно отпустил Микаэлу и сделал шаг назад, затем повернулся и заковылял прочь.
— Спасибо. — Микаэла поправила смятую одежду.
— Не за что. — Люсьен подошел ближе, не пересекая, однако, установленной ею невидимой границы. — Знаю, что ты считаешь себя неуязвимой, и все же будь с этим типом поосторожнее. В следующий раз меня может не оказаться рядом. И не забудь, что мужская гордость — дело тонкое. Барнаби считает, что ты вторгаешься на территорию, которая пять лет считалась принадлежавшей ему лично.
— А ты бы лучше просто уволил его. Ко всему прочему, он неоправданно жесток с полевыми рабочими. А поле — это как раз мой следующий объект.
Люсьен обреченно вздохнул: очередной стычки с Барнаби Харпстером не избежать, а ведь он будет в это время далеко отсюда.
— Ладно, я поговорю с ним, а ты пообещай мне держаться от него подальше.
— Договорились. Я собираюсь устроить здесь нечто вроде начальной школы для рабов, в том числе и тех, кто в поле. Ими никто не занимался, а я хочу обучить их чтению и письму. У них, как и у всех других, тоже есть право на отдых и бутерброд с соком, и мне кажется…
— О Господи, да угомонись же ты наконец! — прервал ее Люсьен. — Даже Рим не в один день строился.
— А мы вовсе не в Риме. Если не приняться за дело сразу, то ничего здесь никогда не изменится.
— Ну а когда эту кампанию выиграешь, чем намерена заняться?
— Следующая цель — ты, — не раздумывая откликнулась Миказла.
Люсьен, сверкнув глазами, насмешливо посмотрел на нее:
— К чему воевать, когда ты от одного моего поцелуя млеешь? Ты слишком большая трусиха, чтобы хотя бы попробовать, какова эта пища на вкус.
Микаэла воинственно выпятила подбородок:
— Думай что хочешь, но только знай — один раз ты взял меня силой, однако больше это не повторится.
— А что, сила-то ничего себе? — ухмыльнулся Люсьен.
— Да… Нет!
Микаэла попыталась было отскочить, но он мягко привлек ее к себе. Гордость не позволила ей избежать его крепких объятий, и та же самая гордость не позволяла высвободиться.
Люсьен слегка наклонился — как раз настолько, чтобы его чувственные губы оказались вблизи ее губ.
— Если уж ты у нас такая храбрая, то отчего бы тебе не поцеловать меня, милая женушка? Разве я такой же грубиян, как Барнаби?
— Нет! — Микаэла попыталась вздохнуть поглубже, но отчего-то не смогла.
— Разве не сошлись мы на том, что мука, которую мы разделили в брачную ночь, оказалась самой сладкой? — прошептал Люсьен. — И неужели ты откажешься заплатить за неограниченную свободу, которой пользовалась все эти десять дней, простым поцелуем? Тебе не хочется снова испытать меня? А вот мне не терпится убедиться, что ты способна зажечь во мне тот же огонь, что и в брачную ночь. Веришь ли, я помню каждый ее сладостный миг…
Микаэла, задыхаясь, ждала поцелуя, но Люсьен медлил. Терпения у него было явно больше, чем у нее. Ах, да какое все это на самом деле имеет значение? Ну, поцелуются они разок, что в этом страшного? В конце концов вовсю светит солнце, слуги вокруг суетятся, как комары. И все-таки любопытно, удастся ли этому мошеннику снова, как при первом свидании, пробудить в ней страсть. Она ведь уже не невинная девочка и перед Люсьеном не беззащитна. Пусть сорвет свой поцелуй, а после она удалится, торжествуя победу.
Микаэла закинула Люсьену руки на шею и приподнялась на цыпочках. Если на то пошло, она тоже способна быть бесстыдной! Губы их слились и… Она тут же прокляла собственную идиотскую самонадеянность. Вкус губ, дыхание, запах, исходивший от этого гиганта, не могли оставить ее равнодушной. Внезапно Микаэла перенеслась в ту ночь, когда проглотила первую каплю из чаши любви и отравилась ее ядом. По телу ее прокатились те же волны, так же защемило в груди. Сердце гулко забилось, дыхание стало тяжелым и прерывистым. Руки Люсьена скользнули вниз, знакомо легли на бедра, и Микаэла почувствовала, что расползается, как кисель, горит и сгорает от желания. Поцелуи его на этот раз оказались так же сладки или даже еще слаще.
О Господи, нельзя было этого допускать: запретные образы в памяти Микаэлы становились все ярче, голова ее шла кругом. Она вся изнемогала от неудовлетворенного желания, ей уже не хватало возбуждающих прикосновений его рук и губ…
Когда Люсьен выпустил ее и сделал шаг назад, у Микаэлы подогнулись колени, и, если бы он не поддержал ее, она скорее всего упала бы на землю. Хуже всего было то, что развратник знал: это он довел ее до такого состояния, причем всего одним лишь поцелуем.
— Извини, Мики. — Люсьен остановил взгляд на ее дрожащих губах. — Сейчас мне нужен только поцелуй, а закончить начатое мы сможем ночью, когда останемся вдвоем…
— Ни за что! Такого уговора не было. Свою часть пути я уже прошла, — заявила Микаэла, правда, не так твердо, как ей хотелось бы. Теперь они квиты, и Люсьену не удастся забраться к ней в постель после всех его похождений в тропических портах. Может, она и не настолько защищена от него, как хотелось бы, но все равно по своей воле спать с ним не будет. Ей необходимо как следует поработать, измотать себя, и тогда слабое тело останется бесчувственным к дразнящим ласкам.
Хваля себя за смекалку, Микаэла направилась к слугам. Ни одного сорняка в земле не останется. Она надеялась, что накрепко сомкнет глаза в тот самый момент, как голова ее коснется подушки. Пусть тогда Люсьен сам разбирается со своей мужской гордостью. Этот человек отдал ей всего лишь свое имя, но не сердце: оно принадлежит другой — той, память о которой не умирает; вот почему ей лучше держаться от него подальше. Она заставит себя не думать о нем, и точка, решила Микаэла.
Глава 10
— Не женщина, а ураган какой-то, — заметил Адриан, глядя на плантацию через окно. Микаэла и впрямь выдергивала сорняки, словно солдат, сошедшийся в рукопашной схватке с противником. Она задала такой темп, что никто за ней не поспевал.
— Говорю тебе, Люсьен, для нее ничего невозможного нет. Она всюду и во всем первая, словно всю жизнь ее лишали возможности сделать что-то. Я обещал не расспрашивать ее о прошлом и все же часто думаю, что же за жизнь она прежде вела.
Люсьен серьезно посмотрел на деда:
— Поскольку я здесь бываю редко, ты уж присмотри за ней, пожалуйста. Энергии у нее на десятерых хватит, как бы не извела себя вконец.
Седые брови старика поползли вверх.
— Как это, собственно, понимать? Человек, который в течение пяти лет терзал меня только за то, что я хотел сделать ему как лучше, теперь хочет, чтобы я вмешивался в жизнь его жены?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34