Когда я бежал из своей родной страны, со мной не было лоцмана, у меня не было навигаторских навыков, и только счастливый случай и рука богов не дали мне погибнуть.
"Так вот зачем он нас сюда привел, – подумала Сэм. – Он подозревает, что мы не очень-то доверяем ему, и хочет показать, что нам не выжить в этом мире, если мы останемся одни. Хорошенькое же время он выбрал для этого, черт его возьми!"
– Утром мы поедем внутрь страны, вон туда, – говорил между тем Зенчер, показывая на лес позади них. – Эта средина довольно большая. Как раз за этими холмами проходит дорога, а дороги обычно ведут либо в столицу, либо к границе. Пойдемте – завтра еще успеем попотеть. Побудем немного в прохладе, пока можем.
Они спустились и вошли в пещеру. Как ни хотелось подругам остаться вдвоем, такая возможность представилась им только поздно вечером.
– Ты как думаешь, он с нами искренен или наоборот? – спросила Чарли.
– Наоборот, – уныло отозвалась Сэм. – Сегодняшнее маленькое представление должно было показать нам, насколько мы зависим от его милости. Сказать правду, я теперь совершенно не представляю, что Нам делать, черт бы его побрал! Если мы удерем в леса среди ночи, то скорее всего свернем себе шеи, а если направимся в город, то нас нетрудно будет выследить. Нам придется несколько миль брести в тумане, и где мы потом окажемся, вообще неизвестно.
– По-твоему, те вампиры, о которых он рассказывал, действительно существуют? Сэм пожала плечами:
– Может, и не там, где он говорил, но стоит взглянуть на Ладаи, и понимаешь, что здесь могут быть и вампиры, и что-нибудь похлеще. Похоже, без провожатого шансов у нас будет немного.
– Но Зенчер прикончит нас при первой же возможности. Почему бы ему, например, не загипнотизировать нас тем кристаллом и не приказать самим выдать себя?
– Ну, не знаю. Он словно сам боится этой вещи. Но здесь, наверное, есть тьма способов, которыми он может воспользоваться против нас. Мы ведь не почувствовали бы самый сильный наркотик в рогаликах, что готовит Ладаи? Но здесь только мы и они. Случись что с нами, и, пожалуй, Булеану нетрудно будет догадаться, что его предали, а? А в большом городе… Может быть, он надеется, что мы как-нибудь сами себя выдадим, а ему не потребуется и пальцем пошевелить.
– Значит, так, – задумчиво подвела итог Чарли. – Если смотаться прямо сейчас, скорее всего мы пропадем, а ом выйдет сухим из воды. Если поехать с ним, то какая-то надежда все-таки есть. К тому же здесь все говорят на акхарском. Ладаи с нами не будет. Ему придется говорить о нас по-акхарски, а он ведь не знает, что ты понимаешь их язык. По крайней мере узнаем заранее, какую подлость он задумает. А это уже кое-что.
Сэм кивнула:
– Да, об этом я не подумала. Ну, пока мы еще в безопасности, можно и поспать немножко. Завтра нам придется держать ухо востро.
– Вот что еще, Сэм. Надо бы как-нибудь держать меня в курсе того, что происходит вокруг, по так, чтобы Зенчер не сообразил, что ты понимаешь их язык. Мне кажется, он не больно-то хорошо выучил английский. Думает он на этом самом акхарском, поэтому и заговорил на нем, когда занервничал. По-моему, он все время вроде как делает двойной перевод: с акхарского и на него.
– Ну и что?
– Ну я все думала о том, что ты мне сказала, помнишь, будто этот язык не похож ни на какой другой, который ты когда-либо слышала. Если у него в голове именно акхарский, а не английский, то какого черта нам не попробовать поговорить по-тофслянски?
Сэм подумала немного и криво усмехнулась.
– Мне кажется, это можслет очслень помслочь, – громко ответила она.
* * *
"Повозка" была похожа на римскую колесницу с двумя большими колесами по бокам и овальным кузовом. Спереди было еще одно колесо, поменьше, что придавало всему сооружению некую зыбкую устойчивость. Возница был вынужден все время стоять, но около него было нечто вроде перилец, о которые он мог облокотиться. Дальше были устроены скамейки, как в лодке, а позади располагалось небольшое багажное отделение. Повозка была старая, грязная, давно не крашенная. Однако в нее поместились оба сундука и похожий на рюкзак мешок с пожитками Зенчера. Подруги вскарабкались в повозку, потом навигатор тоже забрался внутрь, опустил и закрепил деревянный предохранительный брус сбоку; наконец он облокотился о перильца, разобрал вожжи и тронул. Пара лошадей без видимых усилий потащила скрипучее сооружение, но деревянные колеса подпрыгивали на каждом ухабе! Сэм и Чарли подпрыгивали вместе с ними, а потом плюхались па жесткие сиденья, так что не прошло и часа, а они уже завидовали стоявшему Зенчеру.
Лошади были похожи на битюгов, только, пожалуй, чересчур мохнатые.
Высокие деревья, мимо которых они проезжали, тоже походили на обычные деревья, только у некоторых кора была странного цвета. Трава казалась скорее синей, чем зеленой, и время от времени они проезжали через заросли странных цветов, похожих на розовые пучки. Они бы напоминали розы, по их стебли достигали футов шести и толщиной были с человеческую ногу, а сами цветы – с голову Зенчера. Все это скорее напоминало экзотику южных стран, чем страну чудес, в которой побывала Алиса.
У птиц здесь было довольно яркое оперение, а одна, большая и немного похожая на сокола, могла менять окраску и становиться почти невидимой, прячась в кронах деревьев, пока ее не пугал шум проезжающей повозки. Тогда по воздуху внезапно проносилось нечто похожее на огромный лист, постепенно принимающий серую окраску облаков или голубую – открытого неба и почти исчезающий на их фоне.
Приятно было снова увидеть солнце, хотя часть неба все время затягивали облака. Было жарко и влажно, а когда проглядывало солнце, становилось еще жарче. Набедренные повязки и бикини, а не длинные одежды, подошли бы сейчас гораздо больше. "Эти акхарцы не только высокомерны, но и невозможно тупы", – решила про себя Чарли.
Они выехали на широкую дорогу, о которой накануне говорил Зенчер, но на засохшей грязи колеса подпрыгивали еще сильнее. Наконец после трех часов мучительной езды они въехали в небольшой городок. Его красные крыши и белые оштукатуренные или кирпичные фасады напоминали какой-то европейский фильм о провинциальной жизни. Дома располагались вокруг широкой главной площади с торговыми рядами по краям. Народ там не толпился – день был явно не базарный, обычный сонный будний день. Лошадям требовался отдых, да и. они проголодались.
Зенчер еще раз предостерег их:
– Помните: говорите как можно меньше, только друг с другом и только шепотом. Сомневаюсь, что здесь кто-нибудь знает о вас, но на всякий случай будьте осторожны.
Городок не был в точности похож на тот, который видела Сэм в своем страшном сне, но и отличался от него не больше, чем отличаются друг от друга маленькие городки во Франции и Германии. Хотя людей на улице было немного, Сэм обратила внимание, что это были преимущественно женщины в длинных, свободных, мешковатых одеяниях, стянутых поясом на талии и доходивших до лодыжек. Сшиты они были из хлопчатобумажных тканей приглушенных цветов – красноватых, коричневых и синих. Головы у всех были покрыты шарфами. Некоторые женщины носили белое. У них вместо шарфа был легкий головной убор, вроде капюшона, с небольшими прорезями для глаз. Белые балахоны не были подпоясаны и совершенно скрывали очертания тел.
– Те, что в белом, – незамужние девушки на выданье или постарше, – пояснил Зенчер. – Когда им исполняется десять лет, они считаются взрослыми. После особой церемонии посвящения им запрещается показываться кому-нибудь, кроме домочадцев, в более открытой одежде, чем вы видите. Запрещается не только разговаривать с мужчинами, но даже показывать, что они слышат слова мужчины, кроме отца и братьев. И так они живут до самого замужества, после которого, как видите, получают несколько большую свободу.
– Как это они ухитряются при таких порядках вообще выходить замуж, – заметила Сэм. Зенчер рассмеялся:
– О браке мать невесты договаривается с отцом жениха или с опекуном мужского пола, если жених – сирота. Конечно, и здесь бывают романтические истории и разлученные влюбленные. Но у девушек, пожалуй, есть преимущества. Ведь юноша не может увидеть невесту, а она может рассмотреть его и вместе с матерью выбрать того, кто ей больше приглянется. Молодые люди вынуждены довольствоваться только рисунками того, кого здесь называют устроителем браков. Ну а в маленьких городках, вроде этого, можно еще кое-что разузнать у родственников девушки или у друзей ее родственников.
– Старая добрая история. Что женщины, что домашняя скотина – все одно, – угрюмо сказала Чарли.
– Нет-нет, что ты! Женщины не бесправны. Они могут получить образование, какое им необходимо, хотя, конечно, отдельно от юношей, они вправе наследовать, они даже занимают некоторое положение в законодательном собрании. В большинстве из этих лавок дела ведут именно женщины, а многими из них и владеют женщины. Мужчина здесь хоть и считается господином, но наследство передается по женской линии. Этот порядок, возможно, и не совершенен, но и не так плох, как может показаться с первого взгляда. И намного ли это хуже, чем брак под влиянием минутного увлечения, когда вдруг в один прекрасный день обнаруживается, что у супругов нет ничего общего? Или брак по расчету? Счастливые браки здесь вряд ли реже, чем в любом другом месте.
– Однако в маленьких городках выбор и так невелик, да еще это раздельное содержание. Понятно, что некоторые предпочитают сбежать в столицу и продавать себя, только бы не принимать этот обычай. А вдруг жених уж очень противный, а девушке никак не удается уговорить мать отказать ему? – заметила Чарли.
Сэм огляделась вокруг:
– При том, из скольких разных миров они сюда свалились, я все же думала, что здешнее общество будет посовременнее, чем средневековое.
В городке была служба, которой можно было поручить лошадей, и они были счастливы наконец-то выбраться из трясучего экипажа. Правда, у обеих мышцы так болели, что поначалу им трудно было ходить. Но Сэм вскоре пришла в себя и обратила внимание на разные вывески вокруг площади. И тут она поняла, что читать на этом языке она не умеет. Буквы, или квадратики, кружочки, загогулины, казалось, даже не были организованы в какую-то систему. Разбросанные без видимого порядка, они, похоже, не имели постоянной величины и начертания. Скорее они напоминали детские каракули.
Здание, в которое они вошли, оказалось таверной, на первый взгляд, довольно обычной: круглые деревянные столы, грубые старые тоже деревянные стулья, скрипучий пол, посыпанный опилками, и длинная стойка с большим зеркалом позади, в котором отражалось все помещение. Однако под потолком неторопливо крутились три вентилятора, медленно и лениво перемешивая горячий воздух, а светильники и позади стойки, и на боковых стенах отнюдь не напоминали о средневековье. Бутылки на полках за стойкой были стеклянные, с яркими наклейками – не то что грубая посуда в пещере, а когда один из посетителей позвал бармена, тот кивнул, нацедил кружку чего-то, похожего не то на пиво, не то на эль, из крана – подумать только! – и отнес клиенту. Все посетители были явно не здешние. У одного из них был громкий и грубый голос, а лицом и телом он напоминал неандертальца.
Это впечатление усиливалось тем, что одет он был в потертые меховые бриджи и нечто, похожее на меховой жилет, который не сходился на могучей волосатой груди. С ним был мужчина в щегольской блузе и штанах в обтяжку, острые носки его башмаков выглядели франтовато. В отличие от тех, кого они встречали в городке, кожа у него была светлее, черты лица тоньше; у него были длинные волосы, черная козлиная бородка и пышные сильно напомаженные усы.
– Не смотри на них, – шепнула Чарли, – представляешь, у этого Конана Варвара на руке часы.
– Я заметила, – отозвалась Сэм тоже шепотом. – А этот тип, сбежавший с игральной карты, курит сигарету с фильтром. Черт-те что!
Зенчер сердито взглянул на них, и они замолчали. Сэм было любопытно, о чем говорит странная пара, но у пещерного человека было настолько скверное произношение, что его почти невозможно было понять. При том, что в этом языке изменение на какую-то четверть тона могло превратить слова "Я тебя убью" в "Я тебя люблю", она чувствовала себя почти такой же беспомощной, как Чарли.
– Но, друг мой, мне же необходимы пятеро, – говорил щеголь, отчетливо, но с очень странным акцентом. Его Сэм, хотя и с трудом, понимала.
– Ты собрался печь пироги в моей заднице, – казалось, ответил неандерталец. Из-за его жуткого произношения разговор представлялся Сэм почти комичным, но усатому, видимо, было не до смеха.
– Но будь же благоразумен, друг мой. Меньшее количество просто не сработает.
– Я хочу облизать поросенка.
– Но там же и стража, и ловушки, и…
– Наши имена будут написаны на колбасных палочках!
Сэм перестала прислушиваться. Разговор казался ей бессмысленным и не стоило рисковать. Зенчер мог заподозрить что-нибудь.
К ним подошел бармен:
– Да, сэр. Чем могу служить?
– Еда у вас есть? Когда я проезжал здесь последний раз, у вас неплохо готовили.
– О, конечно, сэр, но между завтраком и обедом кухня не работает. Я мог бы принести хлеба, мяса и немного фруктов и овощей.
– Прекрасно. Принесите так, чтобы нам всем хватило, и подайте три кружки холодненького.
– Сию минуту, сэр.
Бармен вернулся за стойку, налил три большие кружки пива и принес им, а потом вышел распорядиться насчет еды. Чарли заметила, что он поставил кружки перед Зенчером и Сэм, а третью – сбоку, словно бы не для нее, а чтобы доливать в первые две.
– О да, все респектабельные особы обоих полов будут полностью игнорировать твое присутствие, – прошептал ей Зенчер. – Им полагается вести себя так, словно тебя вообще не существует. Но не беспокойся, если этот старикан пожелает провести с любой время, он отзовет меня в сторонку и предложит yступить тебя. А теперь давайте-ка помолчим. Мне не нравятся эти двое.
Поднос, который принес бармен, выглядел так, словно его сервировал профессионал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39