Йорана подступила ближе.
– Ты чуть не уничтожил все, чего мы достигли. Поэтому мне придется охранять тебя.
– Чтобы сделать марионеткой Паншинеа?
– Нет, чтобы ты стал его наследником. Ты и так наследник. Он настолько тщеславен, что уверен: ему хватит времени, чтобы укрепить положение на престоле и свой род… это тщеславие объясняет, почему на долю Звездного дома выпали такие страдания.
Палатон моргнул и успокаивающе заметил:
– Ты говоришь слишком откровенно. Думаю, Паншинеа не уехал бы, не распорядившись прослушивать, что творится в его комнатах.
Йорана отвернулась.
– Я знаю, где могу переступить границу дозволенного – в отличие от тебя.
И в самом деле, она должна была в точности узнать, что происходит во дворце. Если она позволила себе говорить здесь свободно, значит, так может поступать и он. Палатон понадеялся, что в этом разговоре сможет обрести утешение.
– Значит, ты считаешь, что я переступил границу дозволенного?
– Ты догадлив.
– Йорана, у меня не было выбора.
– И что же, – она обернулась и взглянула на него в упор, – ты собираешься с ним делать?
– Защищать его. Обеспечить ему спокойную жизнь. Дать ему будущее, которое у него отняли.
– Здесь у него нет будущего. Подумай о том, что ты натворил, Палатон – хорошенько подумай. Еще не поздно все исправить.
Он не ответил на ее мольбу и не подал ей надежду.
– Тебе не стоит заблуждаться насчет Паншинеа – он вовсе не собирается передать тебе престол. Ты будешь его наследником ровно столько, сколько ему потребуется. Но пока император нуждается в тебе.
Палатон отвел глаза.
– А тебе не стоит заблуждаться насчет того, почему я принял роль наследника. Чо необходима стабильность. По-моему, ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы все понять.
– Знаю: прежде всего ты тезар, и только в последнюю очередь – политик. Надо же, обратиться к Заблудшим… При всех своих недостатках наш император – блестящий правитель. Он настолько ловок и увертлив, что иногда я не могу поверить своим глазам. Но даже он не осмелился бы на такое. Малаки расположился на ступенях Чаролона и ждет аудиенции, – Йорана тяжело вздохнула. – Этого Паншинеа тебе не простит.
Что Йорана подумала бы, зная, что у него нет даже бахдара, чтобы защититься? Палатон удивлялся, как она может смотреть на него и не замечать тусклое свечение его ауры. Неужели она видит только то, что ожидает увидеть? Ему захотелось рассказать Йоране обо всем случившемся на Аризаре, о том, как ему предложили надежду и помощь, лишив его самой сущности, того, что позволяло ему быть чоя и тезаром, и оставив только тонкую нить, на которую он мог рассчитывать. Смирится ли Йорана тогда с присутствием мальчика? Поможет ли ему? Он тихо спросил:
– А ты бы меня простила?
– Вопрос не в том, прощаю я тебя или нет, а в том, что бы я смогла тебе дать. Пусть я выскочка, одна из бывших Заблудших, но мой бахдар сияет так же ярко, как у любого из отпрысков Домов. Мы способны сделать то, что не под силу Паншинеа.
Палатон почувствовал ее смущение и стыд – оттого, что ей приходится умолять его совершить поступок, от которого он уже отказался несколько лет назад. Ему мучительно хотелось рассказать о своей опустошенности, узнать, сможет ли она заполнить ее, но Палатон знал, что не имеет на это права. Он покачал головой.
– Сейчас я не в состоянии что-либо обещать. Больше всего меня теперь волнует будущее человека и спокойствие Чо. Ты захочешь ждать, зная, что даже в этом случае я не смогу предложить тебе всего, что ты ждешь? Я не могу просить тебя связать свою судьбу с моей.
Каким бы мягким ни был этот отказ, он оставался отказом. Йорана тяжело опустилась на стул, и это движение выдало ее полуобморочное состояние.
– Ринди вернулся с тобой. Неужели он одобрил твой поступок?
– Нет. Он положил свое лекарство под язык и кисло взглянул на меня, когда я попытался хоть что-то объяснить.
Она вздернула подбородок.
– Ты шутишь, но у тебя нет причин веселиться.
Он развел руками.
– Я не передумаю. Я не могу одуматься. И если шучу, то только от неизбежности. Это мальчик с планеты класса Зет. Если мы объясним ему хоть что-то, то, что он в состоянии понять, нас вновь обвинят во вмешательстве в дела другого народа. И обвинят не меня, а Чо. В Союзе многим не терпится выдвинуть такое обвинение.
– Мы достаточно сильны, чтобы обойтись без Союза.
На секунду он лишился дара речи, его челюсть дрогнула. Йорана смотрела ему в лицо, не мигая. Палатон взял себя в руки.
– Возможно, – согласился он. – Но вряд ли Союз достаточно силен, чтобы обойтись без нас.
– Но неужели мы, чоя, должны отвечать за беды всех народов?
– Если потребуется, – Палатон положил ладони на пустую крышку стола, стоящего между ними. – Народ, погибший на Скорби, столкнулся с неведомыми нам врагами – теми, которые могут вернуться. Как бы мы ни преуспели в войнах между собой, ни один из народов Союза не имеет ни малейшего представления о смерти, постигшей все население Скорби. Неужели кому-нибудь из нас – чоя, ронинов, абдреликов, иврийцев, горманов и всех остальных – придется столкнуться один на один со столь страшным противником?
Решительное выражение на лице Йораны постепенно исчезло, растворившись в печали.
– Твое благородство переходит все границы.
– Нет. Просто я сознаю свой долг.
– Не могу согласиться с тобой, – Йорана поднялась со стула, в очередной раз глядя на него в упор. – Уже почти исчезло то поколение чоя, что видело застывшие воды Скорби. Большинство из нас даже не подозревает об их существовании. Но ты – ты их видел. Несмотря на мои слова, ты будешь поступать так, как сочтешь нужным, даже если это погубит тебя.
– Надеюсь, так далеко последствия моих поступков не зайдут. И все же намерен поступать так, как сочту нужным.
– Как жаль, что библиотека Паншинеа не прослушивается, – Йорана обвела комнату взглядом и направилась к выходу. – Он мог бы многому научиться у тебя.
– Йорана!
Она остановилась у порога.
– Что?
– Я могу рассчитывать на твою поддержку?
Она покачала головой, и волосы перелетели с плеча на плечо.
– Только не в том, что касается человека. Но для тебя я сделаю все, что смогу. Полагаю, таков мой долг.
Она быстро вышла, захлопнув за собой дверь. Постояв минуту, Палатон внезапно понял, что затаил дыхание, и сделал глубокий вздох.
Он сел за стол Паншинеа. На нем не было ни единого листа бумаги, его покрывал тонкий слой пыли. Палатон стер пыль ладонью, как будто этот жест мог ему помочь так же быстро избавиться от своих опасений.
Все сказанное Йораной было справедливо – Палатон не отрицал этого. Он задумался о том, что она могла бы сказать, если бы знала всю правду. В какой мере на ее предчувствие влияла сила, а в какой – осторожность? Вряд ли это поможет ему разобраться в хаосе правления Паншинеа. Палатон с трудом сдерживал желание вернуть Йорану и исповедаться ей – что-то внутри не позволяло ему это сделать.
Дверь осторожно приоткрылась. В библиотеку заглянул Гатон, единственный представитель Небесного дома в окружении Паншинеа.
– А, вот вы где, Палатон. Я запоздал с приветствием.
Гатон принадлежал к тем чоя, которые с возрастом не выглядели хуже. На его свежем лице почти не было морщин, он не обрюзг, подобно чоя из Земного дома. Желтовато-белые нити появились в его типичных для Небесного дома черных волосах – их было гораздо больше, чем помнилось Палатону, но в конце концов, они не виделись уже несколько лет. Большие, быстрые карие глаза его еще смотрели с проницательным вниманием, министр сохранил величественную осанку – казалось, его шея с легкостью выдерживает вес рогового гребня. Вероятно, главной его ношей были многочисленные обязанности министра ресурсов, но тем не менее Гатон не выглядел изнуренным работой. Он поднял руку, как бы желая избавиться от изучающего взгляда Палатона.
– Нам необходимо поговорить, если вы не слишком утомились от путешествия.
Палатон отодвинулся на стуле подальше от стола.
– Прошу вас.
Гатон подошел и уселся напротив. Он сложил руки на коленях в позе священника. Вероятно, он обнаружил, что религия имеет какое-то отношение к благосостоянию народа. Палатон задумался.
– Чем я могу вам помочь? Палатон ответил:
– Служить мне, как вы служили Чо и Паншинеа.
Министр деланно улыбнулся. Подобно Палатону, он не носил украшений под верхней, прозрачной кожей лица. На краткий момент его лицо стало казаться постаревшим.
– Мне незачем служить одновременно и Чо, и Паншинеа, – ответил Гатон. – Незачем делать двойную работу, как это делаете вы, будучи тезаром и наследником. Я не намерен служить вам, Палатон, но я не буду восставать против вас. Я помогу тем, что в моих силах. Ввиду этого я хотел бы дать вам мой первый совет…
Палатон промолчал. Гатон выдержал вежливую паузу, прежде чем продолжать:
– В наших интересах удалить Малаки из Чаролона.
Палатон слишком хорошо помнил главу округа Данби и случай, который заставил Паншнеа избавиться от присутствия Палатона на Чо на долгие годы. Его почему-то удивило, что ярый противник властей Малаки еще жив – вряд ли этого можно было ожидать, учитывая его поступки. Мятеж и Переселение Данби сопровождались кровопролитием. Малаки был не тем чоя, от которого можно было с легкостью избавиться.
– И вы считаете, что Малаки послушается меня?
– Его вызвали сюда вы. По-моему, вам удастся убедить его либо вернуться в свой округ, либо остаться здесь, но вести себя потише.
Палатон глубоко вздохнул – настало время платить за оказанную ему помощь.
– Хорошо. Не позднее, чем завтра утром. Вас устроит?
Гатон поднял на него глубокие, темные озера глаз.
– Пожалуй.
– Что-нибудь еще?
Министр ресурсов перевел взгляд на свои сложенные ладони.
– Что будет с человеком?
– А в чем дело?
– Неужели он… будет свободно расхаживать по дворцу?
– Он не животное, Гатон. Чоя поднял голову.
– Разумеется, нет. Но пришельцы – нежеланные гости в любых стенах Чо, а тем более в стенах дворца. На что я могу надеяться?
– Ни на что. Он останется здесь под моей защитой.
– Обвинения Союза не так-то легко снять.
– Один гость еще не означает вмешательства в дела всего народа!
Гатон медленно поднялся, явно с трудом сдерживаясь.
– Надеюсь, что вы правы. Ему понадобится охрана. Я попрошу позаботиться об этом Йорану, – он помолчал. – Ваше присутствие здесь не обязательно, Палатон. Император уехал, оставив после себя налаженное правление.
– Понимаю. Я не собираюсь узурпировать вашу власть.
– Тогда, зная об этом, зная, что вы не просите Чо о помощи, могу ли я задать вопрос: что вы намерены сделать для Чо?
– А что я могу? – Палатон развел руками.
– Паншинеа предпочел остаться на Скорби. Он решил отправить вас сюда. Что же способны сделать вы и чего не может он? Вы – тот один из немногих чоя, который способен стать посредником между Домами и Заблудшими. Вы – тезар. Тезара-наследника на Чо не было уже несколько столетий. Вероятно, вам трудно понять потребности Чо. – Министр откланялся и, держа спину прямо, как будто в нее воткнули палку, направился к порогу библиотеки императора.
Палатон смотрел ему вслед. Вряд ли можно было считать случайностью, что Гатон беседовал с ним в единственном месте дворца, где у Паншинеа не было «ушей».
Обеспокоенный, Палатон сидел у стола, склонив голову в раздумье. Он должен верить, убеждал он себя, что его назначение наследником престола Чо тоже не случайность. Неважно, что сыграло свою роль – замысел Паншинеа, его самого или Вездесущего Бога, – но он оказался в таком положении, в котором ему и надлежало быть. Он должен был верить в это. И с этой верой должен смотреть в будущее. Палатон стиснул кулак. Неужели Гатон бросил ему вызов – или же Гатон считал, что у него вообще нет будущего?

Глава 8

Беван с трудом открыл глаза. Он уже знал, что вряд ли сможет воспользоваться зрением. Препараты, которые дали ему в школе, чтобы подготовить к союзу с Братом, затуманивали его зрение, подобно грозовой туче. Он привык к этому состоянию, сжился с ним, но неожиданные радуги, сопровождающие грозу, вынести было гораздо труднее.
Он потер глаза руками. Лежа на спине, он мог видеть только потолок в хижине, которую зариты называли домом. Он слышал шепот хозяев, осторожно передвигающихся рядом. Они вели себя так тихо, как можно держать себя только в присутствии чужака. Он поднял голову, и перед его глазами вновь заплясала радуга. Каждый предмет в комнате излучал сияние. Беван зажмурился от яркости цветов. Зариты забегали вокруг него, распространяя лучи ауры. Беван закрыл один глаз, чтобы приглушить бушующий свет. Ему уже не удавалось видеть ясно и отчетливо… все перед ним превратилось в пульсацию красок.
Он попытался сосредоточиться на ближайшем пятне ярко-голубого цвета. Внутри его неровных очертаний находилась Тена, которая ухаживала за Беваном. Нагнувшись, она помогла ему сесть.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она на трейде с пришептывающим акцентом, свойственным заритам.
– Лучше, – он растерянно повел глазами, когда ее лицо рассыпалось на множество светящихся пятнышек, а затем пятна слились, вновь образуя знакомые черты. Беван заморгал, и на короткий миг вновь обрел обычное зрение. Затем грозовые тучи опять заволокли его глаза, и перед ними заплясала радуга цветов. Он почувствовал, как Тена вложила ему в руку глиняную кружку. Бевану хотелось пить, он готов был выпить все, что она давала ему. Сейчас он был способен убить за чашку брена или кофе. Да, такого кофе, какой он покупал в уличных лавках и кафе Сан-Паулу, дома – крепкий, черный, дымящийся кофе.
Жидкость в кружке начала плескаться, кипеть и превращаться в пар. Беван с криком отшвырнул кружку, как только она налилась ярким огненным цветом в его руках, и та разлетелась на черепки.
Тена немедленно схватила его за руку и обернула ее прохладной тканью. Она издавала цыкающие звуки сквозь свои выступающие, как у грызуна, зубы.
– Что случилось?
Его сиделка бормотала что-то, разглаживая компресс. Беван взглянул на грязный пол и увидел черепки у ног.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35