Труднее всего было двигателистам. Мельников, Соколов, Райков должны были внятно объяснять Николаю Кузнецову, его заместителям, с которыми за эти годы не только до хрипоты спорили, но уже и сработались, почему прекращаются работы по двигателям для Н1. В самых тяжких ситуациях никому из них и не снилось, что теперь дело дойдет до прекращения работ и полного разрыва. А почему? Они могли только ответить, что таков приказ Глушко, назначенного генеральным конструктором. Никаких приказов министра, тем более постановлений правительства о прекращении работ по двигателям Кузнецова для H1, пока не существовало.
Через несколько дней выслушивать еще раз Бармина пришлось мне, Бушуеву и Пилюгину, когда мы встретились на собрании нашего академического отделения в Институте машиноведения на улице Грибоедова.
Бармин был возмущен высказываниями Глушко в свой адрес в присутствии Устинова о намерении отнять лунную базу.
— Глушко, вы это лучше меня знаете, с самого начала был противником H1. Он предлагал Королеву свои двигатели на высококипящих, а вы с Мишиным и Королевым требовали только кислород. Разругавшись с Глушко, заставили Кузнецова начать разработку ЖРД с нуля. Вынесли сор из избы по этому поводу на Совет Обороны, который Хрущев собрал в Пицунде. Мы на своих узких советах такого себе не позволяли. Я считаю, что Глушко развалил наш старый Совет главных конструкторов. У Сергея характер был, не мне вам объяснять. Хрущев лично пытался их помирить. Ничего не вышло. (Попытка Хрущева помирить Королева с Глушко описана во втором томе книги С.Н. Хрущева «Никита Хрущев. Кризисы и ракеты».) Влиять на разработку H1 Глушко уже не мог.
Мишин эту грандиозную работу с нашей общей помощью провалил. Народу нашему никто так и не объяснил, почему советские космонавты не были на Луне. За рубежом отлично знают, что мы готовили огромную ракету. Там открыто писали о наших авариях. Это только нашим людям истину знать не положено. Брежневу на дипломатических и прочих встречах с зарубежными деятелями и вождями братских партии тоже вопросы задают: «Что у вас творится с Луной?» Устинов, видимо, долго думал, искал удобный предлог, а тут Келдыш подсказал: «Сейчас самой актуальной космической программой должна быть не Луна, а многоразовая космическая транспортная система». Эта система стратегическая, и мы должны дать американцам адекватный ответ. А чтобы не ставить крест на лунной программе, Политбюро будет доложено, а может быть уже доложили, что на лунной программе крест не поставлен, более того, создается мощная концентрация сил в виде НПО «Энергия». Во главе объединения старейший соратник Королева — крупный ученый-двигателист Глушко. Теперь Глушко мечтает войти в историю не только как великий двигателист, но еще и как великий ракетчик. О разногласиях Глушко с Королевым в теперешнем Политбюро давно забыли. Первейшая задача, когда дело провалено, — это успеть доложить вышестоящему, что необходимые меры по укреплению руководства приняты. Ну, а если Устинову кто-то намекнет: куда же смотрело головное министерство, был же назначенный правительством «Лунный совет», то можно будет доложить, что и министр Афанасьев оказался не на уровне задач. Но это не сразу. Чтобы снять министра, надо год, два подождать — до начала полетов «Спейс шаттла». Когда выяснится, что лунную программу сорвали, а многоразовую систему еще не создали, тут уже можно и с министра спросить, тем более, что он не просто министр, а был председателем «Лунного совета». А если меня заставят переделывать старт под другой носитель, то он в конце концов будет переделан. Только пусть Глушко не надеется, что это будет мелкий ремонт. На переделку старта потребуется года три-четыре.
На самом деле прошло не три и не четыре года. Решение ЦК КПСС и Совета Министров о прекращении работ и списании затрат по проекту Н1-Л3 появилось только в феврале 1976 года. Затраты были списаны в размере 6 миллиардов рублей в ценах семидесятых годов.
В том же 1976 году 17 февраля было выпущено постановление о создании МКТС, основу которой составляла новая сверхтяжелая ракета-носитель.
Это постановление появилось через четыре года после аналогичного решения президента США Никсона о создании МКТС «Спейс шаттл». Решение Никсона поставило крест на возможности дальнейшего использования ракеты-носителя «Сатурн-5», надежность которой была продемонстрирована всему миру во время лунных экспедиций.
Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 17 февраля 1976 года «О создании МКС в составе разгонной ступени, орбитального самолета, межорбитального буксира-корабля, комплекса управления системой, стартово-посадочного и ремонтно-восстановителъного комплексов и других наземных средств, обеспечивающих выведение на северо-восточные орбиты высотой 200 километров полезных грузов массой до 30 тонн и возвращение с орбиты грузов массой до 20 тонн» поставило окончательный крест на программе Н1-Л3, а заодно и на работах по лунной базе.
Работа над программой «Энергия» — «Буран» потребовала такой концентрации сил по всей стране, что проект семейства ракет-носителей РЛА, с которым Глушко выступал в 1974 году, остался на бумаге. От американского «шаттла» ракета-носитель «Энергия» выгодно отличалась тем, что могла быть носителем не только космического корабля «Буран», но и любого полезного груза массой до 100 тонн на орбиту ИСЗ. Для управления полетом ракетно-космического комплекса «Спейс шаттл» американцы создали систему, разместив всю аппаратуру на борту пилотируемого космического аппарата. Мы остались верны классической схеме. Ракета-носитель «Энергия» имела собственную систему, которая обеспечивала управление для вывода в космос любого полезного груза. Орбитальный корабль «Буран» в отличие от американского корабля «Спейс шаттл» не управлял полетом на участке выведения.
До конца шестидесятых годов Глушко оставался противником создания мощных кислородно-керосиновых и кислородно-водородных двигателей для H1. Спустя 15 лет после ссоры с Королевым Глушко решает доказать, что лучший в мире сверхмощный кислородно-керосиновый двигатель способна создать только его школа: ГДЛ — ОКБ-456 — КБ «Энергомаш». После назначения Глушко генеральным директором НПО «Энергия» главным конструктором КБ «Энергомаш» в Химках был назначен Виталий Радовский. Ему было поручено создание уникального по своим характеристикам кислородно-керосинового двигателя РД-170 для первой ступени ракеты-носителя «Энергия». Однако Глушко оставляет за собой идейное руководство и в критических ситуациях лично принимает ответственные решения. Разработка кислородно-водородного двигателя РД-0122 для второй ступени ракеты-носителя постановлением правительства поручается Александру Конопатову — главному конструктору Воронежского КБ «Химавтоматика».
На входивший в мой куст комплекс № 4, возглавлявшийся Вадимом Кудрявцевым, была возложена задача создания рулевых приводов для качания камер двигателей на первой и второй ступенях и приводов автоматики регулирования двигателей. По долгу службы я был не сторонним наблюдателем, а участником отработки двигательных установок первой и второй ступеней, их сопряжением с ракетой и системой управления. В процессе испытаний двигателей известный диалектический постулат о «переходе количества в качество» проявил себя в полной мере. Мощности двигателей, их размеры и массы, моменты инерции и точности отклонений, потребные для управления, во много раз превосходили все, с чем мы имели дело в прежней своей «рулевой» деятельности. Решать новые проблемы классическими методами теории автоматического регулирования не удавалось.
Глушко оказался генеральным конструктором ракеты, для второй ступени которой в качестве горючего использовался водород. Тот самый водород, применение которого для ЖРД многие годы Глушко считал неприемлемым из-за очень низкой температуры кипения и малой плотности. Директивы, предписывающие создание новых мощных двигателей, предусмотренные постановлением правительства 1962 года, были выполнены спустя 20 лет по новому постановлению. Глушко не только отказался от своих прежних антиводородных догм, но обязан был как головной генеральный конструктор обеспечивать решение новых задач с помощью криогенных компонентов: кислорода и водорода.
Первую ступень «Энергии» составляли четыре блока, в каждый из которых устанавливалось по одному четырехкамерному двигателю РД-170 тягой у земли по 740 тс. На второй ступени устанавливались четыре однокамерных двигателя РД-0122, каждый тягой по 200 тс.
Горький опыт взрывов и пожаров на ракете-носителе H1 был в полной мере учтен при разработке «Энергии», и прежде всего ее двигательных систем. Глушко предъявил министерству, а затем и ВПК ультиматум: на полигоне должен быть создан стенд для полноразмерных огневых испытаний «Энергии» в ее штатном виде.
Противники строительства стенда, сооружения очень дорогого, доказывали, что в отличие от H1 двигатели «Энергии» многоразовые, они проходят огневые технологические испытания, а затем без переборки устанавливаются на ракету. Стенд — это излишество, придуманное Глушко для выигрыша времени. Всем очевидно, что двигатель РД-170 не получается, вот Глушко и нашел способ, как получить дополнительно года два, чтобы найти выход из безвыходного положения.
Поддержка Устинова, который в то время был членом Политбюро и министром обороны, обеспечила решение в пользу строительства уникального стенда-старта.
Разработка двигателя РД-170 для первой ступени «Энергии» началась еще в 1976 году. Только через пять лет первый двигатель поступает на первые огневые комплексные испытания в Химках. И с первого пуска одна за другой следуют аварии на стенде. Самой тяжелой была авария в июне 1982 года при испытаниях первой ступени ракеты «Зенит», на которой был установлен тот же двигатель РД-170, что и на «Энергии». Двигатель взорвался настолько мощно, что разрушил единственный в ракетной отрасли стенд, созданный специально для наземной отработки тяжелых ракет.
Даже наш самый революционный двигателист Михаил Мельников дрогнул.
— Глушко замахнулся на проблему, которая на современном уровне технологии не по плечу ни нам, ни американцам. Это как с управляемой термоядерной реакцией. Курчатов еще двадцать пять лет назад объявил, что вот-вот мы научимся управлять термоядерной реакцией и осчастливим человечество. Ничего пока не получается. Так и Глушко поспешил объявить о двигателе тягой чуть ли не 800 тс, да еще по замкнутой схеме.
На карту была поставлена не только программа уникального ракетно-космического комплекса «Энергия»-»Буран». Семидесятипятилетнему Глушко грозило не административное, а техническое поражение. Но он не только не сдается, а проявляет удивительную работоспособность и несгибаемую целеустремленность, настойчивость. После каждой аварии надо бъшо находить причины, проводить доработки и доказывать свою правоту не только внутренним скептикам, но и высокой межведомственной комиссии. К слову сказать, в этой комиссии только Архип Люлька выступал не жестким критиком, а доброжелательным помощником и консультантом.
Только в декабре 1984 года были проведены вполне благополучные испытания, подтверждающие заявленные параметры и надежность двигателя. К этому времени подоспели и первые водородные двигатели Конопатова. И мы, управленцы, убедились в надежности впервые разработанных, совершенно уникальных мощных цифровых рулевых машин.
И вот снова 15 мая! На этот раз 1987 года! Прошло ровно 30 лет после пуска первой в мире межконтинентальной «семерки». Тогда первый пуск был аварийным. Сверхтяжелая ракета, по предложению Глушко названная «Энергия», впервые взлетела не со штатной стартовой системы, а со стенда-старта, за создание которого так упорно боролся Глушко. Надежность новой ракеты-носителя была доказана с первой попытки. Муки многолетней наземной отработки были не напрасными.
Первый успешный полет американского «Спейс шаттла», из-за которого мы начали делать свою многоразовую космическую систему «Энергия»-»Буран», состоялся 12 апреля 1981 года — через десять лет после начала разработки.
От последнего пуска H1 №7 до первого пуска нового сверхтяжелого носителя прошло 15 лет! 15 ноября 1988 года блестяще совершил первый и последний полет многоразовый ракетно-космический комплекс «Энергия»-»Буран».
Для «Энергии» это был второй пуск. Многоразовый орбитальный корабль «Буран» летел впервые. В беспилотном режиме дважды обогнув земной шар, «Буран» приземлился на аэродром при сильнейшем боковом ветре с поразительной точностью. Два полета ракеты-носителя «Энергия» были поистине торжеством двигателистов и управленцев. На первом и последнем пуске многоразового ракетно-космического комплекса «Энергия»-»Буран» не было ни Глушко, ни Пилюгина.
За три первых года из этих пятнадцати, то есть с 1972 по 1975 год, можно было, используя уже имеющийся задел по ракете-носителю H1, новую партию двигателей (их было изготовлено к 1974 году около 100 штук), довести ракету-носитель до надежности, сравнимой с современными ракетами-носителями «Молния» и «Протон».
За эти же три (для надежности прибавим еще два года) — пять лет вполне по силам нашей отечественной технике было создание космических кораблей и модулей для экспедиции с целью строительства лунной базы.
Создав орбитальные станции «Салют», а затем «Мир», мы обеспечили постоянное присутствие человека в космосе на околоземной орбите. Средств, которые были вложены в многоразовую космическую систему «Энергия» — «Буран», с лихвой хватило бы на создание лунной базы. И тогда… тогда с 1980 года советские (а затем российские) космонавты постоянно находились бы не только на околоземной орбите, но и на Луне.
После 1975 года, завершив программу «Союз» — «Аполлон», американцы окончательно прекратили работы по ракетам-носителям типа «Сатурн», переключив основные силы НАСА на создание системы «Спейс шаттл».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91