Пора выслушать главных конструкторов и докладывать Политбюро.
Никто не мог упрекнуть меня в суеверии. Наоборот, часто упрекали в полном игнорировании общеизвестных народных примет. Я потешался над страхом водителей перед перебежавшей дорогу черной кошкой; не упускал случая высмеять стартовиков, до последнего дня опасавшихся появления женщины на старте; посмеивался, когда предлагали стучать костяшками пальцев по дереву для отвода неприятностей или плевать через левое плечо. Но где-то в подсознании установилась настороженность по отношению к двум датам: 13 августа 1937 года — наиболее вероятная дата гибели самолета Сигизмунда Леваневского — и 27 марта, об этом я уже писал. Сейчас напоминаю: 27 марта 1942 года — дата смерти моей матери, 27 марта 1943 года — дата гибели Григория
Бахчиванджи, 27 марта 1968 года — дата гибели Гагарина. 13 августа 1974 года могло стать датой окончательной гибели H1.
12 августа 1974 года основных руководителей НПО «Энергия» обзвонил лично Валентин Глушко и в корректной форме попросил полностью освободить следующий день, 13 августа: «К нам приедет для серьезного разговора Дмитрий Федорович».
Лично меня Глушко просил подготовиться к возможному выступлению об особенностях системы управления новой модификации «Союза» — корабля 7К-С, или по заводской номенклатуре «изделия 11Ф732».
О составе участников предстоящего сбора Глушко ничего не сказал.
В 10 утра 13 августа в большом кабинете бывшего главного, а теперь нашего генерального собрался руководящий состав НПО «Энергия» и главные конструкторы: Бармин, Пилюгин, Рязанский, Виктор Кузнецов. Приехали Афанасьев, его заместители Тюлин и Литвинов. ВПК представлял заместитель Смирнова Комиссаров. На стенах были развешены плакаты — картинки вновь предлагаемых новых ракет-носителей РЛА-120, РЛА-135 и РЛА-150. Над проектами этих ракет-носителей небольшая группа проектантов трудилась под личным неусыпным контролем Глушко последние два месяца.
Устинов приехал вместе с Сербиным и Строгоновым. До появления Устинова мы не рассаживались, а толпились, разговаривая на неслужебные темы. Он вошел, как обычно, быстрым, энергичным шагом. Увидев меня, протянул руку и, крепко пожав, спросил:
— Ну, как, «старая гвардия»?
— Держимся, — ответил я.
— Надо не держаться, а идти вперед.
Совещание Устинов открыл сам.
— Я очень рад, что снова нахожусь в этом коллективе и в этом историческом кабинете, где работал Сергей Павлович Королев. На днях на Политбюро был серьезный разговор о наших космических проблемах. Политбюро поставило задачу дать объективную оценку тому, что мы не осуществили высадку советских космонавтов на Луну. На Политбюро было сказано, что, учитывая успешные высадки американцев, задача освоения Луны для нас становится особо принципиальной. Какие бы другие задачи мы не решали, эта останется основной генеральной задачей, но в новом качестве. Сегодня хотелось бы поговорить, посоветоваться по всему комплексу задач. Он у вас очень широк. Как организовать работу так, чтобы не растягивать ее на десятилетия, не передавать эту работу нашим внукам. Пусть они пойдут много дальше нас. Нам самим решать, что мы в ближайшие годы будем делать.
Я бы никоим образом не свертывал работы по «Союзам». Эти корабли, как беспилотные, так и пилотируемые, должны остаться в вашем коллективе. Это ваша работа, и ее нельзя бросать. Система «Салют» — «Союз» очень перспективна. Не вздумайте ее бросать. Надо обязательно рассмотреть задачи создания специализированных модулей для этой системы. Прошу не забывать, ни в коем случае не забывать о тех работах, которые были успешно решены.
Таким было вступительное слово Устинова. Думаю, не я один из «старой гвардии» расценил такое вступление как предупреждение Глушко, чтобы не вздумал ломать и перекраивать тематику, которую заложил Королев и по которой мы добились общепризнанных успехов при Мишине.
Устинов далее продолжал:
— Как подойти к решению генеральной задачи? Можно ее решать так, что через десять лет вы опять скажете, что с Луной не получается. А нам надо, чтобы каждый год, понимаете, каждый год выходило что-то крупное.
Я знаю, что уже состоялся первый Совет главных, на котором предварительно обсуждались новые задачи. Я специально выбрал день, чтобы тоже предварительно послушать об этих задачах, которые вы собираетесь затвердить на следующем совете.
Я полагаю, мы вправе поспорить между двумя историческими советами. Только спорить надо вокруг конкретных вещей. Не уходить в следующий век. Оставьте эту работу писателям-фантастам. Если мы так будем вести дело, как вы это делали по H1, упорствуя в стремлении пускать вопреки надежности, — вот вам результат.
Афанасьев, который по своей привычке делал записи в блокноте, при этих словах поднял голову и, найдя меня взглядом, хитро прищурился. Он вспомнил наши с ним споры в ноябре 1972 года перед пуском H1 №7: «Вы с Дорофеевым на пузе ползете к кнопке „пуск“. Вам бы только пустить. Я слово даю: еще одна авария — и H1 могут закрыть».
Да, министр тогда, может быть, был и прав, подумал я, поймав прищур его глаз.
Если бы тогда мы твердо сказали: «Нет, давайте ждать новых двигателей», — судьба H1 могла бы сложиться и по-другому. Впрочем, кто знает?
Устинов с упорством школьного учителя продолжал вдалбливать нам истины, которые всем были понятны, но так трудно реализуемы.
— Вы, именно вы, создатели новых космических систем, должны разработать генеральную линию и жесточайшим образом ее придерживаться. Предлагаю послушать Валентина Петровича.
Глушко сделал длинный доклад. Он говорил больше двух часов, подробно излагая свою доктрину на ближайшие годы.
Основным предложением Глушко было создание последовательного ряда тяжелых и сверхтяжелых ракет-носителей из унифицированных блоков. Всем ракетам-носителям присваивался индекс РЛА — ракетный летательный аппарат.
Самой легкой ракетой-носителем был РЛА-120. При стартовой массе 980 тонн эта ракета-носитель выводила на околоземную орбиту полезный груз массой 30 тонн, на 10 тонн больше того, на что способна челомеевская УР-500К — «Протон».
Самой мощной ракетой-носителем предлагался РЛА-150, способный вывести на орбиту полезный груз массой в 250 тонн. Глушко подошел к доске и на свободной от плакатов площади мелом написал:
«РЛА-120 — 1979 год (30 тонн на орбите).
ПОС — 1979 год».
ПОС, в отличие от ДОСа, — это не долговременная, а постоянная орбитальная станция. На период 1980 — 1981 годов предлагалась достройка ПОСа из специализированных модулей. Глушко предлагал использовать вместо УР-500К новую ракету-носитель РЛА-120 для сборки постоянной орбитальной станции.
Теперь, находясь в будущем, мы знаем, что строительство постоянной орбитальной станции фактически началось не в 1979 году, а в 1986 году. РЛА-120 так и не был создан. Станция «Мир», известная теперь всему миру, начала создаваться при жизни Глушко с помощью челомеевского «Протона» — УР-500К.
Глушко на доске написал еще две строки:
«РЛА-135 — 1980 год (100 тонн на орбите).
Экспедиция на Луну — 1981 год».
И еще ниже:
«РЛА-150 — 1982 год (250 тонн на орбите).
Полеты к Марсу — 1983 год».
— На всю программу необходимо 12 миллиардов рублей. Если нам поможете, — сказал Глушко, обращаясь непосредственно к Устинову, — можно с большой степенью уверенности утверждать: экспедиция на Марс в восьмидесятые годы — задача реальная. Но до Марса мы должны построить на Луне постоянную базу. Такой проект у нас есть, мы уверены в его реальности. Нужны надёжные носители. Решать такие задачи на базе H1 — значит потерпеть катастрофу.
К концу доклада спокойствие изменило Глушко. Он сильно покраснел и закончил его с несвойственным ему пафосом. Впервые я видел, чтобы он был так возбужден.
Устинов начал задавать вопросы.
— На вашей самой тяжелой машине 28 камер, а вы сами критикуете H1, у которой 30 камер на первой ступени.
— Ничего страшного, — отвечал Глушко. — На нашей старой «семерке» 32 камеры, и к этому все привыкли. Заметим кстати, что камера — это одно, а двигатель — совсем другое. Я предлагаю четырехкамерные двигатели. Фактически двигателей на первой ступени только семь.
Прошу обратить внимание на принципиальное отличие предлагаемой компоновки от H1. Мы предлагаем блочный принцип. Ракеты отличаются друг от друга количеством идентичных блоков на первой, а при необходимости и второй, ступени. Решающим преимуществом блочного принципа является возможность изготовления каждого блока на заводе и его транспортировка в собранном виде на полигон. В составе самой легкой одноблочной ракеты мы можем провести летную отработку двигателей и этот бесценный опыт использовать для многоблочных ракетных комплексов без риска уничтожения стартовой позиции. Каждый блок должен предварительно пройти огневые технологические испытания.
— Нужно ли выводить 250 тонн? Не слишком ли по сравнению с американцами? Они слетали на Луну и теперь своему «Сатурну» работу найти не могут. А он выводил только 140 тонн.
— Это их заботы, — ответил Глушко, — пусть у них болит голова, а мы их обойдем. И после этого они сразу сорвутся в погоню за нами. Или предложат сотрудничество.
— А на второй ступени циклин или водород?
— Пока расчеты ведем на циклин. По водороду у нас слишком мал опыт. Можем пообещать, но сорвать все сроки.
— Вы, прямо скажем, разошлись с Королевым потому, что отказались делать мощные двигатели для H1 на кислороде и керосине. А теперь, когда Королева нет, предлагаете нам согласиться на двигатели, которые категорически отвергали при жизни Королева? — этот вопрос с явно психологическим подтекстом задал Комиссаров.
— Мы разошлись с Королевым не потому, что я был принципиальным противником создания мощных двигателей на кислороде-керосине. В начале шестидесятых годов у нас не было необходимого опыта для того, чтобы создать подобные двигатели в сроки, которые предписывались постановлением правительства. С моей стороны это была бы авантюра. Мы все эти годы усиленно работали. Только теперь появилась уверенность, что создание сверхмощных кислородно-керосиновых двигателей с устойчивым горением в камере, работающих по схеме с дожиганием генераторного газа, — дело реальное. Мы выбрали оптимальную четырехкамерную схему для сверхмощного двигателя. Конструкция двигателя позволяет качать камеры для управления полетом, а не дросселировать их, как это сделано на H1 в ущерб удельному импульсу. Для управления не потребуются специальные рулевые двигатели.
— А как вы ответите на американский вызов по многоразовой космической транспортной системе — МКТС?
— Для этого делаем среднюю машину. Первый этап МКТС — космический самолет. Он должен быть создан в 1982 году. Но это при условии, что будет работать авиация. Мы сами самолета не построим. Мы обеспечим вывод самолета на РЛА-135. Их надо строить сразу два.
— Что же определяет предлагаемые вами сроки? Неожиданно в перепалку вклинился Радовский.
— Сроки будут определяться двигателистами. На всех РЛА предусмотрены кислородные двигатели, которых пока нет.
Ответа на эту реплику не последовало. Был объявлен 10-минутный перерыв. После перерыва совещание продолжилось с очень агрессивного выступления Бармина.
— Предложения Валентина Петровича, которые мы сегодня слушали, — это уже третий вариант за последние два месяца. Валентин Петрович все дальше уходит от реальностей нашего века и тянет нас в двадцать первый. Нет анализа наших прежних ошибок. Более того, ошибки повторяются. Надо начинать строить программы не с носителей, а с тех космических объектов и задач, которые нам нужны. Будем откровенны. Королев при всей его гениальности начал лунную программу не с лунных кораблей, а с носителя. Еще при жизни он разобрался, что энергетики для экспедиции на Луну не хватает. Начались доработки H1. Добавили на первую ступень шесть двигателей. Затем убедились, что и этого мало. Поняли, что надо менять проект экспедиции. Ошибку мы хотели исправить двухпусковой схемой Л3М. И совсем недавно все с этим согласились. Вместо этого нам сегодня предлагается семейство совсем новых носителей. Носитель на 250 тонн полезного груза никому не нужен. Американцы делают «Спейс шаттл» потому, что нужен только один носитель тяжелого класса, к тому же многоцелевой. С нами сегодня работают 140 организаций над проектом лунной базы. Мы можем ее создать, если не будем распылять силы на проекты нереальных носителей. 12,5 миллиардов рублей, которые называет Глушко, это вдвое меньше того, что реально требуется для такой программы. Многоблочные схемы носителей невыгодны. Выбор, который нам предлагает Валентин Петрович, ошибочен.
Королев после долгих исследований выбрал для H1 самую оптимальную схему. Он сознательно отказался от многоблочной ракеты. Для таких размеров это невыгодно. Нужно подвергнуть H1 серьезной модернизации, вместо того чтобы изобретать велосипед. Мы уже затратили 4 миллиарда рублей на H1. Мы обязаны их использовать. Ставка на двигатели тягой 1000-1200 тонн заманчива, но совершенно не реальна по срокам. Поверьте, не только я, а все мы имеем большой опыт. Для вторых и третьих ступеней предлагается циклин. Килограмм циклина стоит 50 рублей, а килограмм водорода — менее 30 рублей. Водород — это будущее нашей ракетной энергетики. Лунная программа Валентина Петровича упорно игнорирует водород и мои предложения по строительству лунной базы. Базу на Луне надо строить. Для этого строительства необходима многоразовая космическая транспортная система на базе модернизированной H1. НПО «Энергия» предлагаемую Глушко программу до конца века не одолеет. Надо создать систему, способную выводить к Луне 40 тонн действительно полезного груза и возвращать на Землю не менее 20 тонн.
Бармин встал, подошел к доске и крест на крест перечеркнул все строки с данными ракет-носителей семейства РЛА. Сверху он написал: «Модернизация H1 + многоразовая».
Сербии задал вопрос Бармину:
— А ваша модернизация H1 еще сколько лет потребует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91