— Сто тысяч франков! — Сэди была ошеломлена.
— Что ж, если нет… берите его.
И Сэди ответила со слезами в голосе:
— Нет… нет. Я вам заплачу… заплачу сейчас же. Где моя чековая книжка?
Миссис Ванситтарт лихорадочно рылась в ящиках письменного стола в стиле Людовика XV, нервно расшвыривая во все стороны бумаги.
Наконец книжка нашлась, она схватила с китайского чернильного прибора ручку и трясущимися руками выписала чек на требуемую сумму. Протянула женщине, которая внимательно проглядела его и предупредила:
— Если чек будет аннулирован, вам известно, что за этим последует.
Не сказав больше ни слова, «супруги» покинули квартиру, и только когда дверь за ними закрылась, Сэди Ванситтарт разразилась истерическими рыданиями, от которых не могла оправиться несколько минут.
Через полчаса она обнаружила, что изумруды исчезли.
Фиона с Ремоном вышли из банка под яркими утренними солнечными лучами, пробивавшимися сквозь окутавшую Париж дымку, которая предвещала ужасную жару днем.
Было еще очень рано, и хотя в банке кипела уже бурная деятельность, улицы города были еще пусты.
Во внутреннем кармане пиджака Ремона лежал хрустящий плотный пакет.
Он не мог удержать руку, которая вновь и вновь непроизвольно касалась пакета, его глаза встретились с глазами Фионы. Оба улыбались.
Они уже далеко отошли от банка и остановились возле небольшого кафе.
Официант занимался уборкой помещения, но маленькие столики возле кафе уже поджидали посетителей.
Ремон заказал два кофе с бриошами. Когда официант удалился, он протянул Фионе руку.
— Здорово сделано, дружище, — сказал он. Фиона рассмеялась.
— Я никогда в жизни так не трусила.
— Ты была просто великолепна, — возразил он. — Вещи упаковала?
— Да, — подтвердила Фиона, — и куда же мне ехать?
Ремон сморщил лоб.
— А куда ты хочешь? — спросил он. — Я думаю, нам обоим лучше оставить на время этот дивный город. Лично я сажусь в аэроплан до Амстердама, где женщины весьма интересуются как бы это сказать… зелененькими камушками.
Фиона пожала плечами.
— Мне все равно, — призналась она.
— Тогда я посоветовал бы Монте-Карло, — сказал Ремон. — Там дело всегда найдется. Примерно через неделю соберется весь высший свет с супругами, и ты сможешь легко найти работу, — продолжал он, многозначительно улыбаясь, — может быть, не такую, какую тебе хочется, но все же работу. Ну, дружочек, могу только пожелать удачи.
А теперь допивай кофе, и берем такси, потому что я должен тебе кое-что передать. Здесь это делать, на мой взгляд, опасно.
В такси он вручил ей восемь тысяч франков.
Потом постучал в стеклянную перегородку и попросил шофера высадить его на площади Согласия, а Фиону отвезти в ее отель.
Когда такси остановилось, Ремон взял ее руку и нежно поцеловал.
— Ты храбрая и милая, — сказал он. — Bon voyage, и береги себя. Когда-нибудь мы снова встретимся.
— До свидания, — отвечала Фиона.
Сквозь заднее стекло машины она смотрела, как он уходит, походка его была легкой и изящной.
Спустя час Фиона уже сидела в поезде, направлявшемся в Монте-Карло.
Она решила отправиться в путь днем не только из-за совета Ремона, который считал, что им нужно как можно скорее убраться из Парижа, но и потому, что не хотела тратить на спальное место лишних две сотни франков.
Весь долгий путь она просидела, разглядывая в окно проплывающие мимо поля, пыталась читать, но в сознании вновь и вновь оживали события прошлой ночи.
Какой легкой сегодня выглядела прошедшая ночь, умело и ловко провернутое дело! Но все-таки слово «шантаж» ее пугало, так же как и «тюрьма».
«Я — мошенница, — думала про себя Фиона. — Какой ужас! Но как волнующе! Как в детективном романе. Только счастливого конца у меня не будет».
При мысли о Джиме на глаза ее навернулись слезы. Она все еще не могла думать о нем, не испытывая боли в сердце.
Принялась гадать, чем он сейчас занимается.
Что он сказал, что почувствовал, вернувшись в пустую квартиру и обнаружив ее исчезновение? Ушла, не оставив ни единой строчки…
Она почему-то была уверена, что он поймет ее. Джим так хорошо ее знает, что не примет это ни за бессердечие, ни за невнимательность… Он часто подтрунивал над ней, что она не умеет четко выражать свои чувства…
Она вспомнила, как он приставал к ней, заставляя признаться в любви.
— Я люблю тебя, — покорно произносила Фиона, подняв на него взгляд, не оставлявший никакого сомнения в правдивости ее слов.
— Но как? — спрашивал он. — Расскажи мне, как именно?
Фиона качала головой, отказываясь витиевато выражать свою любовь, а Джим безжалостно вышучивал ее за это неумение.
Сам он подробно перечислял ее достоинства, говорил, какая она прелестная, как много для него значит, как глубоко он счастлив, находясь рядом с ней, и ей хотелось научиться отвечать ему тем же.
Ей хотелось рассказать, что, находясь рядом с ним, она тянется к нему, как к магниту, и ощущает себя частью его, полностью слитой с ним.
А словами она могла только сказать: «Я люблю тебя, Джим» — и все.
В Монте-Карло поезд пришел ночью. Он шел вдоль Карниза, через сиявшие огнями Канн и Ниццу, мчался в закатных сумерках мимо живописных романтических местечек.
Только выйдя на маленьком вокзальчике Монте-Карло, Фиона сообразила, что даже не представляет, в какой ей идти отель. Теперь, когда в ее сумочке лежало больше восьми тысяч франков, она уже не так тревожилась, как по приезде в Париж, но все же решила поберечь деньги.
Ей не хотелось хвататься за первое попавшееся предложение.
На своем плохом французском Фиона спросила стоявшего у ворот мужчину, не порекомендует ли он хороший недорогой отель.
Он быстро ее оглядел, а потом, должно быть, успокоенный ее скромным видом и бледным от утомительного переезда лицом, ответил:
— Здесь есть небольшая хорошая гостиница «Рижи», неподалеку от Зимнего казино.
Поблагодарив его, Фиона начала подниматься в гору в сопровождении носильщика, который нес ее багаж. Отель оказался маленьким, но респектабельным.
Фиона могла получить комнату за несколько франков в день или пансион за двойную цену.
Она согласилась на последнее на день-другой, пока не приспособится к новой жизни.
Она слишком устала, чтобы в тот же вечер обследовать Монте-Карло, вынула из багажа несколько необходимых вещей, улеглась в постель и заснула крепким сном без сновидений.
Когда она проснулась, в щели между ставнями лился солнечный свет, который на полу комнаты ложился в виде решетки.
«Как в тюрьме», — сказала себе Фиона.
Почуяв легкий озноб страха, она сорвалась с постели и широко распахнула ставни.
От вида, открывшегося ее глазам, у нее дух захватило. Никогда еще она не видела такого синего неба.
Далеко внизу пролегала полоска знаменитого пляжа, рядом громоздились бело-розовые корпуса новых отелей. Посреди всего этого великолепия стояло огромное белое здание, смахивающее на свадебный торт, окруженное внизу террасами. Фиона догадалась, что это, должно быть, и есть казино.
Было очень жарко, но в окно Фионы, находившееся высоко, на уровне крыш стоявших внизу домов, дул легкий ветерок.
Она быстро оделась и пошла осматривать город, она наблюдала за людьми, которые купались в плавательных бассейнах или загорали, лежа на оранжевых матрасах.
Фиона сообразила, что надо купить пляжный костюм.
Ей хватило ума обойти стороной дорогие магазины, и, пообедав в своем отеле, она, гуляя по узким улочкам города, сумела приобрести красивый шерстяной белый костюм всего за несколько франков.
Днем она искупалась, но чувствовала себя неловко среди оживленных групп людей, которые, казалось, были хорошими знакомыми.
После купания Фиона села в углу плавательного бассейна и стала разглядывать окружающих. А вскоре она заметила, что еще кое-кто занят тем же самым.
Это был пожилой мужчина, лет семидесяти, со следами былой красоты, однако теперь выглядевший больным и усталым. Седые волосы его были гладко зачесаны назад, лоб был большой, под усами виднелись полные губы. Глаза его были почти трагическими.
Казалось, что ему хочется присоединиться к молодежи, которая веселилась вокруг него, но он чувствовал себя явно плохо и производил впечатление одинокого человека.
Заметив ее взгляд, он слегка улыбнулся, точно догадавшись, что она тоже одна.
Фиона встала и медленно направилась к дому. По пути она заглянула в казино и, предъявив паспорт, получила билет в многочисленные залы.
Она понимала, что совершает чрезвычайно экстравагантный поступок, но было бы странным попасть в Монте-Карло и не зайти вечером в казино.
«В конце концов, — спорила она сама с собой, — вряд ли я получу работу, сидя в номере или прочитывая объявления. Надо повстречаться с разными людьми, и тогда, может быть, что-нибудь попадется».
Зайдя в казино, она поинтересовалась, не требуются ли танцовщицы.
Ее уведомили, что девушек вполне достаточно, но попросили оставить адрес на случай, если вдруг появится какая-то работа.
Мужчина, который ее расспрашивал, оказался весьма любезным, и Фиона узнала у него о городских танцевальных площадках, где была вероятность найти работу.
— Если вы можете подождать, — говорил он, — вакансия непременно появится. В начале сезона сюда прибывает очень много девушек. Кое-кому может повезти — может попасться выгодное место.
При этих словах он подмигнул, и Фиона хорошо поняла, о каких местах идет речь.
— Другим счастье не улыбается — они заболевают, и доктора отсылают их прочь.
И на сей раз не оставалось никакого сомнения в смысле сказанного.
— Но как бы там ни было, везет им или нет, таким образом освобождается место для следующей.
Фиона поблагодарила его, вернулась в отель, распаковала вещи и выбрала подходящее вечернее платье. Она испытывала бесконечную благодарность к Джиму, настоявшему на приобретении для нее превосходного гардероба.
Платье, на которое пал ее выбор, было белое, очень просто сшитое, но каждая линия говорила о руке замечательного портного. Платье красиво обрисовывало стройную фигуру девушки.
Обедать Фиона спустилась вниз в столовую для жильцов с пансионом, потом набросила на плечи бархатную накидку и не спеша пошла по темной улице.
Летнее казино было залито потоками света. Перед ним в море высился остров, превращенный в сценические подмостки, на которых разворачивалось представление кабаре, развлекавшее сотни обедавших. Люди сидели за столиками на длинных террасах и слушали бесчисленные джазовые оркестры.
Фиона сообразила, что пришла рано. Похоже, никто из фешенебельной публики Монте-Карло не обедал раньше десяти часов.
Слегка устыдившись, она побрела по игорным залам, где за столами наготове сидели крупье, поджидая, когда в их сети влетит первая муха.
Огромные окна открывались на террасу, она опустилась под одним из них на диванчик и стала разглядывать людей внизу.
И тут она увидела пожилого мужчину, которого приметила днем возле плавательного бассейна. Он сидел в одиночестве за угловым столиком.
Она наблюдала, как он осторожно, понемногу и привередливо ест расставленную перед ним на блюдах еду, пригубливает из стакана минеральную воду, хотя почти на всех столиках стояли бутылки шампанского.
Люди, закончив обед, перекочевывали к игорным столам в крытый сад, в гостиный зал, усаживались, оглядывали друг друга с нескрываемым любопытством.
Места за столами с рулеткой стали заполняться. Крики крупье «faites vos jeux» , звяканье рулеточных шариков, оглашаемые номера — все смешалось, вместе с плеском волн, в непривычную музыку.
Когда террасы опустели, а залы заполнились, Фионе захотелось выйти.
Ее тянуло на свежий воздух. Игорные столы, о которых она столько слышала, пока не вызвали у нее интереса.
Она ступила на почти пустую террасу и остановилась, глядя на отражавшиеся в воде огни, которые превратили колышущееся море в калейдоскоп дивных цветов, играющих на камнях, — пурпурных, зеленых и алых.
Фиона так и стояла, погруженная в свои мысли, пока ее не вернул к реальности голос, произнесший:
— Вы, кажется, тоже одна. Можно мне с вами поговорить?
Через две недели Фиона знала историю всей жизни Эндрю Акфилда, и к тому времени они уже стали большими друзьями.
Родился он на севере в сельской местности, как и его отец, он стал работать на хлопчатобумажной фабрике, которая после того, как Эндрю Акфилд взял дело в свои руки, сильно расширилась, так что пришлось нанимать уже тысячи рабочих.
Работа ему нравилась, нравилось сознавать, что он распоряжается целой армией рабочих, что гигантские машины крутятся потому, что ему этого хочется. Все это выглядело романтично, как в книгах.
Потом он женился на кузине, подчинившись беспрекословному выбору, сделанному его сестрами. Брак оказался скучным, обыкновенным и невдохновляющим.
Они никогда не были влюблены друг в друга, как он с самого начала был браком по расчету, таким и остался.
Она неплохо содержала дом и, будучи женой одного из богатейших в округе мужчин, не делала ни малейших попыток понять своего мужа или оценить его достоинства.
Он надеялся на рождение сына или дочери, но то ли сыграл свою роль характер их отношений, то ли сама природа восстала против их союза, только детей у них не было.
Стачка прядильщиков после войны, а потом спад торговли сильно отразились на его бизнесе. Одну фабрику пришлось закрыть, другие работали с половиной прежнего штата рабочих.
Эндрю Акфилд вдруг обнаружил, что ему почти нечего делать. Он всегда к чему-то стремился, что-то менял и совершенствовал.
Всю жизнь вкладывал немалые прибыли в дело ради развития и повышения доходности производства. Теперь оказалось, что это не нужно, да, собственно, и невозможно. Он не мог двигаться дальше, мог лишь сидеть и оберегать то, что осталось.
Он был очень богат, потратив только десятую часть капитала. Но беспокоило его вовсе не это. Встревожило его неожиданное открытие, что он состарился.
Казалось, только вчера он молодым юношей пришел на отцовскую фабрику, полный сил и энтузиазма, строя планы для себя и своих служащих, большинство из которых впоследствии он сумел сохранить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21