— Жалко, что я сам до этого не додумался. Я мог бы давным-давно отправить его надоедать им.— Незачем тебе присматривать за Таузером. Я уверен, что если бы ты сказал Джошуа, как ненавидишь эту работу, он нашел бы кого-нибудь другого, кто смог бы заниматься этим.Арфист покачал головой:— Это не так просто.— Почему? — с близкого расстояния Саймон видел темную пыль в морщинках вокруг глаз арфиста и грязное пятно на лбу под кудрявыми волосами. Казалось, арфист потерял большую часть своей былой элегантности, но Саймон вовсе не был уверен, что это хорошо. Неряшливый Сангфугол казался чем-то противоестественным, вроде неаккуратной Рейчел или неуклюжего Джирики.— Таузер был хорошим человеком, Саймон, — арфист говорил медленно, неохотно. — Нет, это нечестно. Он остается хорошим человеком, я полагаю, но теперь он главным образом стар и глуп, да к тому же пьян, если только ему представится такая возможность. Он не злой, он просто утомительный. Но когда я только начинал работать у принца, Таузер нашел время помочь мне, хотя никто его об этом не просил. Это была только его доброта. Он учил меня песням и мелодиям, которых я не знал, рассказывал, как правильно пользоваться голосом, чтобы он не подвел меня в нужный момент. — Сангфугол пожал плечами: — Как я могу отвернуться от него только потому, что мне надоело с ним возиться?Поблизости голоса троллей стали громче, но то, что можно было принять за начало спора, оказалось песней, гортанной и отрывистой; более странную мелодию трудно было себе представить, но в ней было столько юмора, что даже ни слова не понимавший Таузер в гуще певцов радостно хихикал и хлопал в ладоши.— Посмотри на него, — несколько смущенно сказал Сангфугол, — он ничем не отличается от ребенка — и нечто подобное, возможно, ждет всех нас. Ненавидеть его — все равно что ненавидеть ребенка, который не ведает, что творит.— Но он, похоже, доводит тебя до бешенства!Арфист фыркнул.— А разве дети иногда не доводят до бешенства своих родителей? Но однажды родители сами становятся детьми, и тогда они плачут, плюются и обжигаются на кухонной плите, а их выросшие дети должны страдать. — В его смехе не было радости. — Я думал, что навсегда ушел от матери, когда покинул ее в поисках счастья. И вот — смотри, что я получил за то, что не был верен ей. — Он указал на Таузера, который пел вместе с троллями, запрокинув голову и взлаивая без слов и мелодии, словно собака в лунную ночь перед осенним равноденствием.Улыбка, вызванная этим зрелищем, быстро погасла на лице Саймона. У Сангфугола и прочих по крайней мере был выбор — оставаться с родителями или бежать от них. У сироты выбора быть не могло.— Есть еще и другая сторона. — Сангфугол повернулся, чтобы посмотреть на Джошуа, все еще поглощенного беседой с Бинабиком. — Есть люди, которые даже после смерти своих родителей не могут освободиться от них. — Взгляд, обращенный к принцу, был полон любви и, как это ни удивительно, ярости. — Иногда кажется, что он пальцем боится пошевельнуть из страха перешагнуть через тень памяти о старом короле Джоне.Саймон смотрел на длинное худощавое лицо Джошуа.— Он слишком много тревожится.— Да, даже когда в этом нет никакого смысла. — При этих словах Сангфугола вернулся невероятно важный Таузер, которого канканг его новых друзей явно поднял на качественно более высокую ступень опьянения.— Нас вот-вот атакует тысячное войско Фенгбальда, Сангфугол, — рявкнул Саймон. — По этой пустячной причине можно и потревожиться слегка. Иногда, знаешь ли, тревогу называют необходимостью принимать решения.Арфист, оправдываясь, махнул рукой.— Я знаю, и я не собираюсь критиковать его талант военачальника. Если кто-нибудь и способен выиграть эту битву, то это наш принц. Но я клянусь тебе, Саймон, иногда мне кажется, что если бы Джошуа посмотрел под ноги и увидел, сколько букашек и козявок он давит при каждом шаге, он навеки перестал бы ходить. Нельзя быть вождем, а тем более королем, если любая рана, нанесенная кому-нибудь.из твоих людей, саднит, как твоя собственная. Джошуа слишком много страдает за других, чтобы когда-нибудь быть счастливым на троне.Таузер слушал, и глаза его были живыми и внимательными.— Он сын своего отца, это уж точно.Сангфугол раздраженно помотал головой.— Опять ты говоришь ерунду, старина. Престер Джон был его полной противоположностью, как известно — кому как не тебе это знать.— Ах, — сказал Таузер с неожиданной серьезностью. — Ах. Да. — Он помолчал. Казалось, он хочет сказать что-то еще, но вместо этого старый шут резко повернулся и снова ушел.Саймон, пожав плечами, немедленно выбросил из головы странное замечание старика.— Но, Сангфугол, как может добрый король оставаться спокойный и равнодушным, когда народ его страдает? Ты думаешь, он должен забыть об этом?— Нет! Кровь Эйдона, нет! — иначе он был бы ничуть не лучше своего сумасшедшего брата. Но скажи мне, разве, порезав палец, ты уляжешься в постель и будешь лежать там, пока палец не заживет? Или ты остановишь кровь и продолжишь свое дело?Саймон обдумал это.— Ты хочешь сказать, что Джошуа ведет себя вроде того фермера из старой истории — того, который купил на рынке самую толстую, самую жирную свинью, а потом у него не хватило духу заколоть ее, так что семья фермера умерла с голоду, а свинья осталась жива?Арфист рассмеялся.— Ну да. Только я не говорю, что Джошуа должен позволить, чтобы его людей закололи, как свиней — просто иногда несчастья случаются независимо от того, как сильно добрый король хочет предотвратить их.Они сидели молча, глядя в огонь, и Саймон обдумывал сказанное его другом. Наконец, решив, что Таузера вполне можно оставить в компании кануков — старый шут учил троллей старым балладам сомнительного свойства — арфист отправился спать. Саймон сидел и слушал пение Таузера до тех пор, пока не почувствовал, что у него разболелась голова. Тогда он пошел перекинуться парой слов с Бинабиком.Тролль все еще разговаривал с Джошуа. Ситки уже практически спала. Ее голова лежала на плече Бинабика, глаза с длинными ресницами были полузакрыты. При появлении Саймона она сонно улыбнулась, но ничего не сказала. К троллям и Джошуа присоединился дородный констебль Фреозель и тощий старик, которого Саймон не знал. Спустя мгновение он понял, что это, должно быть, Хельфгрим, бывший лорд-мэр Гадринсетта, бежавший из лап Фенгбальда.Наблюдая за Хельфгримом, Саймон вспомнил, как Джулой сомневалась в нем. Старик действительно выглядел беспокойным и расстроенным, когда разговаривал с принцем, как будто боялся сказать что-то неправильное и тем самым навлечь на себя страшное наказание, Саймон тоже подумал, могут ли они доверять этому издерганному человеку, но в следующее мгновение выругал себя за бессердечность. Кто знает, какие пытки пришлось вынести бедняге Хельфгриму, что довело его до такого состояния? Разве после своего бегства из Хейхолта сам Саймон не был больше похож на дикое животное, чем на разумного человека? Кто счел бы его тогда хоть сколько-нибудь заслуживающим доверия?— А, друг Саймон! — Бинабик поднял глаза. — Питаю радость от наблюдения тебя. Я изготовляю вещь, для которой буду нуждаться в твоем помоществовании.Саймон с готовностью кивнул.— Говоря с откровенностью, — сказал Бинабик, — это сразу две вещи. Сначала я должен немного учить тебя кануку, чтобы среди битвы ты мог разговаривать с моим народом.— Конечно. — Саймону было приятно, что Бинабик вспомнил об этом. Почетное приглашение стало более реальным, когда его повторили в присутствии самого Джошуа. — Если я только получу разрешение сражаться вместе с ними. — Он посмотрел на принца.Джошуа улыбнулся.— Люди Бинабика больше помогут нам, если будут понимать, чего мы от них хотим. Кроме того, таким образом лучше будет обеспечена их собственная безопасность. Саймон, ты получил мое разрешение.— Спасибо, ваше высочество. Ну, а что еще, Бинабик?— Также мы должны предпринимать собирательство всех лодок, принадлежащих народу Нового Гадринсетта. — Бинабик улыбнулся. — Их имеет должность быть не более четырех десятков.— Лодки? Но ведь озеро замерзло! Какой от них толк?— Толк имеют не сами лодки, — ответствовал тролль, — но их некоторые части.— У Бинабика есть план, как лучше организовать оборону, — пояснил Джошуа, но лицо его выражало явное сомнение в действенности этого плана.— Это не есть просто план, — Бинабик снова улыбнулся. — Это не есть идея, которая сваливалась на меня сверху, похоже на камень. Это определенный канукский обычай, который я буду демонстрировать вам, утку, и это будет большая удачливость для вас. — Довольный собой тролль тихо рассмеялся.— Что это?— Ты будешь иметь мой подробный рассказ завтра, среди охоты на лодки.— Еще один вопрос, Саймон, — сказал Джошуа. — Я знаю, что уже спрашивал, но думаю, что к этому стоит вернуться. Как ты думаешь, есть хоть какой-нибудь шанс, что нам на помощь придут твои друзья ситхи? Это же их священное место, не так ли? Разве они не придут защищать его?— Я не знаю, Джошуа. Как я говорил, Джирики думает, что потребуется много времени, чтобы убедить его народ.— Жаль, — Джошуа провел рукой по коротко остриженным волосам. — Честно говоря, я боюсь, что даже с прибытием троллей нас просто слишком мало. Помощь справедливых была бы огромным благом для нас. Хм! Странная штука жизнь, верно? Мой отец гордился тем, что вытеснил из королевства последних ситхи — теперь его сын молится, чтобы они пришли и помогли защитить остатки этого самого королевства.Саймон грустно покачал головой. Сказать было нечего. Старый лорд-мэр, внимательно слушавший этот разговор, теперь внимательно смотрел на Саймона, как бы изучая его. Юноша попробовал понять, о чем он думает,, но ничего не получилось. Водянистые глаза старика были пусты.— Разбуди меня, когда пора будет идти, Бинабик, — сказал наконец Саймон. — Спокойной ночи всем. Спокойной ночи, принц Джошуа. — Он повернулся и направился к дверям. Пение троллей и низоземцев вокруг огня стихало, мелодии становились все медленнее и меланхоличнее. Затухающий огонь окрасил уходящие в тень стены мерцающим красным светом.Поздним утром небо было почти безоблачным, а воздух — пронзительно холодным. У лица Саймона клубилось облачко дыхания. Они с Бинабиком упражнялись в произношении нескольких важнейших слов на кануке с самого рассвета, и Саймон, набравшийся необычного для него терпения, сделал большие успехи.— Скажи «сейчас». — Бинабик поднял бровь.— Умму.Кантака, трусившая рядом с ними, подняла голову, фыркнула и коротко залаяла. Бинабик рассмеялся.— Она не имеет понимания, почему ты говоришь с ней, — объяснил он. — Она имеет привычку слушать таковые слова только от меня.— Но мне казалось, ты говорил, что у вашего народа есть особый язык, на котором вы разговариваете с вашими животными. — Саймон хлопал руками в перчатках, пытаясь предотвратить окончательное превращение пальцев в ледяные сосульки.Бинабик укоризненно посмотрел на него.— Я не говорю с Кантакой, как кануки говорят с баранами, птицами и рыбами. Мы имеем дружественность. Я говорю с ней, как говорил бы с моим другом.— Ой, — Саймон посмотрел на волчицу. — Как сказать «извини», Бинабик?— Чим на док.Саймон повернулся и погладил широкую спину волчицы.— Чим на док, Кантака. — Она жутковато улыбнулась зубастой пастью, выдохнув облачко пара.В молчании они прошли еще немного, потом Саймон спросил:— Куда мы идем?— Как я уже говаривал предыдущим вечером, мы идем, чтобы предпринимать собирательство лодок. С большей точностью, мы будем посылать имеющиеся лодки в кузницу, где Слудиг и другие будут разламывать лодки. Но каждый из них будет получать одну из этих, — он показал на пучок полосок пергамента, на каждой из которых стояла подпись Джошуа, — чтобы они имели понимание, что здесь слово принца, так что они будут получать оплату.Саймон был озадачен.— Я все равно не могу понять, что ты собираешься делать. Этим людям лодки нужны для того, чтобы ловить рыбу. Так они кормят себя и свои семьи.Бинабик покачал головой.— Не в тот момент времени, когда даже реки имеют на себе толстый слой льда. А если мы не будем одерживать эту битву, планы жителей Нового Гадринсетта будут утрачивать свою значительность.— Так ты собираешься — сказать мне, в чем состоит твой план, или нет?— С большой скоростью, Саймон. Когда мы будем оканчивать утреннюю работу, ты посетишь кузницу и получишь возможность делать выводы.Они шли дальше, к палаткам Нового Гадринсетта.— Фенгбальд, наверное, скоро начнет наступление?— Я питаю полную уверенность, — сказал Бинабик. — Большой мороз имеет должность отнимать у его людей боевой дух, даже если они получают за него королевское золото.— Но их ведь не хватит, чтобы начать осаду? Мне кажется, что даже для тысячи человек Сесуадра слишком велика.— Я обладаю согласием с твоими размышлениями, Саймон, — ответил Бинабик. — Джошуа, Фреозель и другие имели обсуждение этого момента прошлым вечером. Они имеют предположение, что Фенгбальд не делает попытки осаждать гору. Во всяком случае, я питаю глубокое сомнение, что он знает, как печальна наша приготовительность к как малочисленны наши припасения.— Что же он тогда будет делать? — Саймон попытался-думать, как Фенгбалвд, — Полагаю, он просто попытается сокрушить нас. Судя по тому, что я слышал о нем, особым терпением герцог не отличается.Тролль оценивающе взглянул на юношу; в его темных глазах загорелся огонек.— Имею предположение, что ты еще раз имеешь справедливость, Саймон. Я также наблюдаю здесь очень большую вероятность. Если ты имел возможность привести отряд разведчиков в лагерь Фенгбальда, это означивает, что он имел возможность производить то же самое. Слудиг и Хотвиг предполагают, что они даже видывали свидетельствования — следы лошадиных копытов и что-то еще. Так что он имеет знание, что здесь есть широкая дорога на гору. Мы можем иметь оборонность, хотя это и не имеет схожести со стеной замка. Сверху на Фенгбальда можно сбрасывать камни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65