Тем не менее было достаточно поздно для того, чтобы весь Новый Гадринсетт улегся в постели. Куда же, во имя всего святого, потащил его Бинабик?Пока они спускались со скалы, несколько раз Саймону казалось, что он видит огни далеко в лесу — крошечные точки, слабее даже, чем звезды над головой — но когда он указал на них, тролль только кивнул, как будто в этом зрелище не было ничего неожиданного.К тому времени, когда они достигли места, где старая дорога снова расширялась, бледная Шедда снова исчезла на горизонте за занавесом тумана. Они спустились к основанию горы. Воды огромного озера бились о камень. Кое-где над поверхностью торчали верхушки затонувших деревьев, словно головы гигантов, спящих под темными водами.Без единого слова Бинабик спешился и повел Кантаку к одной из лодок, качавшихся у края дороги. Полусонный Саймон повел лошадь следом. Когда Бинабик зажег лампу на носу лодки, они подняли шесты и оттолкнулись от берега.— Не много путешествий мы еще сможем совершить таким образом, — тихо сказал Бинабик. — Счастье, что это скоро не будет иметь значения.— Почему не будет? — спросил Саймон, но тролль только махнул маленькой рукой. Вскоре склон затопленной долины стал уходить вниз, и шесты перестали касаться дна. Они взяли весла, лежащие на дне лодки. Это была тяжелая работа. Лед, казалось, вцеплялся в весла и корпус, словно намеревался остановить лодку и превратить ее в часть огромного монолита. Некоторое время Саймон не замечал, что Бинабик направляет баржу к северо-восточному берегу, где некогда стоял Энки э-Шаосай, и где теперь появилось странное мерцание.— Мы едем к огням, — сказал он. Голос его быстро затих, как бы поглощенный темнотой долины.— Да.— Почему? Там ситхи?— Не ситхи, нет. — Бинабик смотрел в покрытую рябью воду. Поза его выдавала, что он едва владеет собой. — Я думаю, что ты имел справедливость. Джирики не стал бы держать свое прибытие в секрете.— Тогда кто же там?— Ты увидишь.Все внимание тролля теперь было сосредоточено на дальнем берегу, который все приближался. Саймон уже видел стену возвышающихся деревьев, и внезапно вспомнил, как священники-писцы в Хейхолте почти одним движением поднимали головы, когда какое-то поручение приводило его в их обитель — большая толпа старых людей, оторванных его неуместным появлением от навеянной чтением пергаментов дремоты.Лодка царапнула по дну. Саймон и Бинабик вылезли и потащили ее к более надежному месту, а Кантака с плеском носилась вокруг них. Когда Домой уговорили сойти на берег, Бинабик снова зажег свой факел и они въехали в лес. Деревья Альдхорта росли здесь близко друг к другу, как будто сгрудившись от холода. Факел выхватывал невероятное обилие листьев бесчисленных форм и размеров, а также то, что казалось многочисленными вариантами вьюнов, мха и травы. Все это росло вместе, в беспорядочном растительном буйстве. Бинабик вел их по узкой оленьей тропе. Сапоги Саймона промокли, ногам его было холодно и становилось все холоднее. Он снова подумал, что можно делать в таком месте и в такой час.Он услышал шум раньше, чем успел что-нибудь увидеть. Воющие, беспорядочные, похожие на волынку звуки флейт, перебиваемые едва слышным барабанным боем. Саймон повернулся к Бинабику, но тролль прислушивался, кивая, и не замечал вопросительного взгляда Саймона. Вскоре они начали различать свет, мерцающий сквозь плотную стену леса. Странная музыка становилась громче, и Саймон почувствовал, что сердце его забилось сильнее. Конечно Бинабик знает, что делает, успокаивал он себя. После всех тех ужасов, которые они перенесли вместе, Саймон мог доверять своему другу. Но Бинабик, казалось, находился в таком странном смятении… Он склонил голову набок, почти так, как это делала Кантака, как будто бы в странной мелодии и барабанном бое тролль слышал что-то совершенно недоступное Саймону.Саймон был полон нервного ожидания. Он вдруг понял, что ощущает давно знакомый запах чего-то неуловимого. Сперва он был уверен, что это всего лишь запах его одежды, но едкий и живой запах нельзя было больше игнорировать.Мокрая шерсть.— Бинабик! — закричал он, и потом, поняв наконец, в чем дело, рассмеялся. Они вышли на широкую потяну. Останки старого города ситхи лежали повсюду, но теперь мертвый камень был окрашен отблесками прыгающего пламени. Жизнь вернулась, хотя и не та жизнь, которую имели в виду строители. По всей верхней части лощины разбрелось огромное стадо белоснежных баранов. Дно лощины, гае весело горели костры, точно так же было заполнено троллями. Некоторые танцевали и пели, другие играли на своих инструментах, производя развеселую музыку. Многие просто стояли в стороне и смеялись.— Сшпкинамук! — закричал Бинабик. Лицо его сияло невероятно довольной улыбкой. — Хениматук! Эа куп!Два десятка лиц… четыре десятка — шесть или больше повернулись, чтобы посмотреть на то место, где стояли Бинабик и Саймон. В одно мгновение огромная толпа бросилась к ним, протискиваясь между сердито блеющими баранами. Одна маленькая фигурка обогнала остальных и в считанные секунды добежала до распростертых рук Бинабика.Саймон был окружен щебечущими троллями. Они кричали, смеялись и дергали за его одежду, они гладили его руки; они сияли дружелюбными улыбками. Внезапно он почувствовал себя в гуще старых друзей и обнаружил, что и сам сияет в ответ, а глаза его наполнились слезами. Сильный запах масла и жира, который он так хорошо помнил, бил ему в ноздри, но сейчас этот запах казался удивительно приятным. Он ошеломленно обернулся и поискал взглядом Бинабика.— Откуда ты узнал? — закричал он.Друг его стоял неподалеку, рука его лежала на плече Ситки. Она улыбалась почти так же широко, как он, и румянец покрывал ее щеки.— Моя умница Ситкинамук послала мне одну из птиц Укекука. Мои люди уже два дня имеют здесь лагерь и постраивали лодки.— Строили ложи? — Саймон чувствовал, как его легонько подталкивает со всех сторон океан маленьких людей, вплотную окруживших его.— Чтобы пересекать озеро и оказывать помощь Джошуа, — засмеялся Бинабик. — Сто храбрых троллей Ситки приводила для помощи нам. Теперь ты будешь понимать, почему риммеры вселяют страх в своих детей, когда шепотом говаривают о долине Хухинка.Ситки на мгновение уткнулась носом ему в плечо, потом повернулась и посмотрела на Саймона.— Я читала книгу Укекука, — сказала она. Ее вестерлинг звучал странно, но вполне понятно. — Теперь я говорю больше твой язык. — Ее кивок был почти поклоном. — Приветствую тебя, Саймон.— Приветствую тебя, Ситки, — ответил он. — Рад снова видеть тебя.— Вот почему я имел желание, чтобы ты сопроводил меня. — Бинабик обвел рукой лощину. — Завтра мы будем иметь много времени, чтобы говаривать о войне. А сегодня все друзья совместны. Мы будем иметь пение и танцевание.Саймон улыбнулся радости на лице Бинабика и счастью, отразившемуся в черных глазах его невесты. Усталость Саймона растаяла.— Мне это нравится! — сказал он, и это было правдой. 3 СТРАНИЦЫ СТАРОЙ КНИГИ Когтистые руки схватили ее, пустые глаза пристально смотрели ей в лицо. Они окружали ее, серые и холодные, как лягушки, а она не могла даже вскрикнуть. Мириамель проснулась. У нее до боли перехватило горло. Не было рук, не было глаз, только кусок ткани, прикрывающий ее, да звук плещущихся волн. Она долго лежала на спине, пытаясь восстановить дыхание, потом села.Никаких рук, никаких глаз. Килпы, вполне удовлетворенные обильной трапезой на «Облаке Эдны», вряд ли потревожат шлюпку.Мириамель выскользнула из-под импровизированного навеса, который они с монахом сделали из промасленного чехла лодки, потом прищурилась, пытаясь найти хоть какой-нибудь след солнца, чтобы определить время. Ее окружал унылый, свинцовый океан, как будто огромное пространство воды было выковано легионом кузнецов. Серо-зеленое поле, простиравшееся вокруг, было совершенно однообразно, если не считать гребней волн, сверкавших в рассеянном свете.Кадрах сидел перед ней на одной из передних скамеек, зажав под мышками рукоятки весел, и разглядывал свои руки. Куски плаща, которыми он обмотал ладони, чтобы защитить их, были оборваны, искромсаны постоянным трением о ручки весел.— Бедные твои руки! — Мириамель была удивлена дрожью в своем голосе. Кадрах, удивившийся еще больше, чем она, вздрогнул.— Моя леди, — он взглянул на нее. — Все в порядке?— Нет, — сказала она, но попыталась улыбнуться. — У меня все болит, везде болит. Но посмотри на свои руки. Они ужасны!Он печально посмотрел на содранную кожу.— Боюсь, что я слишком много греб. Я еще недостаточно силен.Мириамель нахмурилась:— Ты сошел с ума. Кадрах! Ты много дней был закован в цепи! Зачем же ты работал веслами? Ты убьешь себя!Монах покачал головой:— Я греб не слишком долго, моя леди. Эти раны на руках свидетельствуют о слабости моей плоти, а не о тяжести моих трфудов.— Мне нечем их перевязать, — забеспокоилась Мириамель, потом внезапно взглянула в небо. — Какое сейчас время дня?Монаху потребовалось время, чтобы ответить на этот неожиданный вопрос.— Ну-у, ранний вечер, принцесса. Солнце только что зашло.— И ты позволил мне спать весь день? Да как ты мог!?— Вам необходимо было поспать, леди. Вы видели дурные сны, но я уверен, что вам все равно стало гораздо лучше после… — Кадрах замолчал, потом поднял скрещенные пальцы в неопределенном жесте. — В любом случае, так было лучше.Мириамель постаралась притушить свое раздражение:— Надо найти что-нибудь для твоих рук. Может быть в одном из свертков Ган Итаи? — Она старалась, чтобы ее губы не дрогнули, когда она произносила имя ниски. — Не двигай весла, если дорожишь своей жизнью.— Да, моя леди.Двигаясь осторожно, чтобы не причинить боли ноющим мышцам, Мириамель наконец достала маленький промасленный пакет полезных вещей, которые Ган Итаи вручила ей вместе с водой и пищей. Там были обещанные рыболовные крючки, кусок прочного странно темного шнура, какого Мириамель никогда не видела прежде; кроме того, там был маленький ножичек и мешочек с целой коллекцией баночек, каждая не больше большого пальца взрослого мужчины. Мириамель открывала их одну за другой, осторожно принюхиваясь.— В этой соль, я думаю, — сказала она. — Зачем соль может понадобиться в море, если можно в любой момент получить ее, выпарив воду? — Она посмотрела на Кадраха, но монах только покачал круглой головой. — В этой какой-то желтый порошок. — Она закрыла глаза и принюхалась еще раз. — Запах приятный, но не похоже, что здесь что-то съедобное. Хм. — Она открыла еще три, обнаружив в одной толченые лепестки, во второй сладкое масло и в третьей светлую мазь, от запаха которой начали слезиться глаза.— Я знаю этот запах, — сказал Кадрах. — Ложный след. Годится для припарок и тому подобного. Основное средство из арсенала сельского целителя.— Значит, это я и искала. — Мириамель отрезала несколько полос от ночной рубашки, которую носила под мужской одеждой, потом намазала мазью часть из них и туго обернула их вокруг стертых рук Кадраха. Закончив, она повязала сверху полоску сухой ткани, чтобы уберечь раны от грязи.— Вот, это должно помочь.— Вы слишком добры, леди, — тон монаха был легким, но глаза его блестели, как будто от слез. Смущенная и немного неуверенная, она не стала всматриваться.Небо, уже долгое время сиявшее самыми яркими красками, теперь быстро темнело, становясь лилово-синим. Ветер усили-лился, и они туже затянули вороты плащей. Мириамель прислонилась к борту лодки и замерла, отдаваясь мягким колебанием судна, скользящего по гребням волн.— Так что нам теперь делать? Где мы? Куда мы плывем?Кадрах все еще ощупывал свою повязку.— Ну, что до того, где мы сейчас, леди, я бы сказал, что мы где-то между островами Спент и Риза, в середине залива Ферракоса. Скорее всего мы примерно в трех лигах от берега — это несколько дней гребли, даже если работать веслами с утра до ночи.— Вот хорошая мысль, — Мириамель подползла к скамейке, на которой сидел Кадрах, и опустила весла в воду. — Мы прекрасно можем двигаться, разговаривая. Мы плывем в правильном направлении? — Она горько засмеялась. — Впрочем, как можно ответить на этот вопрос, если мы даже не знаем, куда направляемся?— По правде говоря, все должно быть в порядке, если мы будем идти, куда идем, принцесса. Я посмотрю снова, когда появятся звезды, но по солнцу я видел, что мы плывем на северо-восток, и это достаточно хорошо на данный момент. Но вы уверены, что вам стоит грести? Может быть я могу еще немного…— О Кадрах, ты, с твоими окровавленными руками? Ерунда! — Она окунула весла в воду и потянула, скользнув назад, когда одно из них выскочило из воды. — Нет, не показывай мне, — сказала она быстро. — Я научилась грести давно, еще когда была маленькая, просто я давно этого не делала. — Она нахмурилась, сосредоточенно вспоминая полузабытый взмах весла. — Мы учились в маленькой заводи на Гленивенте. Мой отец обычно брал меня с собой.Воспоминания об Элиасе, сидящем перед ней и смеющимся, когда одно из весел уплыло вниз по течению, пронзило ее. В этом отрывочном воспоминании ее отец казался едва ли старше, чем она сама была сейчас — может быть, поняла она внезапно с каким-то изумлением, он все еще оставался мальчиком, несмотря на свой возраст. Не было сомнений, что груз славы его великого и всеми любимого отца тяжело давил на него, вынуждая снова и снова совершать бесконечные подвиги доблести. Она помнила, как ее мать удерживала слезы страха, появлявшиеся после сообщений о безумствах Элиаса на поле битвы — слезы, которых рассказчики никогда не понимали. Было странно думать так о своем отце. Может быть, несмотря на всю свою храбрость, он всегда был неуверенным, до ужаса боясь остаться ребенком, вечным сыном бессмертного отца?Расстроенная, Мириамель пыталась выбросить из головы это удивительно приставучее воспоминание и сосредоточиться на древнем ритме работающих весел.— Хорошо, моя леди, у вас прекрасно получается. — Кадрах откинулся назад, его забинтованные руки и круглое лицо в быстро тускнеющем свете казались бледными, как шляпка ядовитого гриба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65