Для ближнего боя использовался автомат "Скорпион". Конечно, были у
нас и другие иностранные марки, но они оказались хуже наших. К тому же для
них нужен запас патронов. И ведь именно для штатного оружия подогнана
кобура, комбинезон. Словом, в применении зарубежных "образцов" больше
хлопот, чем пользы.
Хотя, признаться, я очень любил американскую винтовку М-16. Бой у нее
прицельный. Не хвалясь, скажу, что с оптикой на 100 метров попадал в круг
немногим больше пятака.
Но это что касается штатного оружия. Если же говорить о спецоружии,
его разработка и внедрение растягивались на годы. Нет, оно создавалось, но
не для нас. Мы порою с трудом пробивали себе несколько единиц. У нас ведь
как: хотите - берите партию пять тысяч штук, а сотню кто будет делать?
Кстати говоря, рядовые сотрудники НИИ всегда относились к нашим
просьбам с открытой душой: помочь, подсказать, рассчитать - пожалуйста. А
вот начальство морщило лоб: "Вы у нас не в плане..." И хоть головой об
стену.
Помню, как мучительно долго решался очень важный для нас вопрос о
создании титанового бронежилета, который позволил бы приблизиться к мине
или предполагаемой взрывчатке, заряду, рассмотреть их, а возможно, и
нейтрализовать.
Наша страна - морская держава, и потому в составе группы "А" было
создано подразделение для борьбы с подводными диверсантами и террористами.
Готовили людей на Балтике, на Кубе. Разрабатывали свои программы, кое-что
позаимствовали у кубинцев.
Конечно, с завистью смотрели на зарубежные группы подобного типа,
западногерманскую ГСГ-9, например. Но что сравнивать несравнимое? У них и
штат иной, и обеспечение. Под Бонном своя резиденция, учебная база,
которая нам и не снилась. Транспорт сверхнадежный - автобусы, скоростные
автомобили "мерседес", специально изготовленное вооружение. Интересно, что
огонь автомата шмайстер последнего выпуска, которым вооружена ГСГ-9, я
ощутил на себе, в Афганистане при штурме дворца Амина. Автомат принадлежал
одному из телохранителей Амина и оказался моим боевым трофеем.
Вот таким было наше начало...
Помните старую веселую частушку: "Поменяли хулигана на Луиса
Корвалана"? В середине семидесятых она была популярна в народе. Теперь мы
доподлинно знаем: в декабре 1976 года Советский Союз обменял известного
диссидента Владимира Буковского на генерального секретаря коммунистической
партии Чили товарища Лучо.
Обменяли их в Цюрихе. Но как - доселе неизвестно. Приехавший в Москву
через пятнадцать лет Буковский в телеинтервью обмолвился о людях, которые
сопровождали его из Владимирской тюрьмы и потом за границу, но кто они,
оставалось гадать. Ни имен, ни фамилий Буковский не знал, да и знать не
мог.
А люди были из "Альфы". Операция по обмену диссидента стала
своеобразным дебютом группы. Правда, за эти два года их несколько раз
поднимали по тревоге: студенты блокировали эфиопское посольство, устроили
демонстрацию у диппредставительства африканского государства Того.
Требовали повышения стипендий. Сначала их уговаривали, а потом заходили в
посольство, выводили на улицу, упирающихся просто брали на руки, выносили,
рассаживали в автобусы. На этом борьба с "террористами" закончилась. Еще
двое сотрудников были в командировке в Ливане, обеспечивали безопасность
посла. Но разве о таком мечтали бойцы группы антитеррора?
Хотелось настоящей боевой работы. Два года только и занимались тем,
что стреляли, бегали кроссы, водили машины, прыгали с парашютом,
действовали на учениях в качестве разведывательнодиверсионной группы.
Всякий раз, когда в подразделение наведывался генерал Бесчастнов,
терзали шефа "семерки". Тот пытался успокоить: мол, не спешите, ребята, на
ваш век работы хватит. И всякий раз повторял: главное, чтобы вы были
готовы к работе, всегда, в любое время дня и ночи. При этих словах бойцы
всегда шумели, пытаясь затащить Алексея Дмитриевича в тир, где на деле
доказывали, что стрелки они отличные. И в стойке, и с колена, и в падении
цели поражали отменно.
Бесчастнов удовлетворенно кивал, улыбался, но упрямо гнул свое. А
однажды заставил призадуматься, спросив: как они считают, умеют ли
стрелять снайперы западногерманской антитеррористической группы ГСГ-9?
Сомнений не было, группа считалась одной из лучших в мире.
- Значит, вы признаете, что их ребята стреляют так же лихо? -
усмехнулся генерал.
Получив утвердительный ответ, он задал главный вопрос: - Тогда почему
на Олимпиаде в Мюнхене два немецких снайпера, державших террористов на
прицеле, не смогли выстрелить?
Действительно, почему? Оказывается, мало уметь метко и быстро
стрелять, надо быть еще и психологически готовым. Ведь террорист тоже
человек, не робот. Значит, надо быть психологически готовым убить
человека... Того человека, который ставит себя вне закона. Жестоко? Нет,
гуманно. В высшей степени гуманно. Ибо речь идет о чудовище в человеческом
обличье, которое угрожает детям, как в Орджоникидзе, или убивает несколько
человек подряд, как в Тбилиси. И все же вопросы остаются. Искать на них
верные ответы учит старый генерал, опытный контрразведчик Бесчастнов. Ах,
как он окажется прав!
Пройдут годы, бойцы группы с улыбкой вспомнят свое нетерпение. Но это
будет потом. А сейчас им предстояло выполнить конкретное задание -
обменять Корвалана на Буковского. Никто из четверых, кому поручено
проведение операции - Ивон, Берлев, Леденев и Коломеец - за границей, в
том числе и в Цюрихе, никогда не бывали. Да и многочисленные начальники,
которые инструктировали бойцов группы "А", сами не очень представляли, как
осуществится обмен. Общие слова и призывы к постоянной бдительности,
предупреждения о возможности провокаций только нагнетали нервозность.
...Для полета в Цюрих Андропов дал свой самолет. Ту-134 ждал
Буковского и сопровождающих его сотрудников группы в Чкаловском. Накануне
Буковского забрали из Владимирской тюрьмы и перевезли в Лефортово.
Утром 17 декабря за ним приехали. Из камеры вывели бледного,
щупленького мужчину. В тусклом свете тюремных ламп лицо Буковского
напоминало серую гипсовую маску и только глаза были живые, тревожные... О
чем он думал в те минуты, диссидент, "хулиган", непроходящая головная боль
советской верхушки? Об обмене, о будущей эмиграции, о стране, которую
покидает. Она не очень приветлива была к нему - тюрьмы да лагеря, и
все-таки его Родина.
А может, размышлял о человеке, который ждал его в конце коридора с
наручниками? Может быть...
Буковский протянул руки, на запястьях щелкнули металлические обручи.
Он слегка поморщился. Берлеву стало жаль арестанта.
- Давят, что ли?
"Пожалел волк овцу", - подумал, небось, Буковский, но все-таки нехотя
кивнул:
- Давят...
Николай Васильевич достал из кармана носовой платок, разорвал
пополам, подмотал под наручники. Буковский чуть заметно усмехнулся:
- Я еще вчера понял, что вы не из милиции.
- То есть как - не из милиции? - пытался сыграть искреннее удивление
Берлев, окинув взглядом свою новую, с иголочки, милицейскую форму.
- Нет, - упрямо качнул головой Буковский, - воспитание другое. Эти за
пять лет со мной ни разу не поздоровались. А уж чтоб посочувствовать...
Голос его сорвался.
Они вышли в тюремный дворик, сели в "рафик". Берлев и Ивон рядом с
Буковским, Леденев и Коломеец - напротив. Теперь путь лежал в Чкаловское.
По дороге забрали мать и сестру Буковского, потом племянника. Мальчик
лежал в онкологическом отделении больницы, был тяжело болен, но диссидент
настаивал: племянник должен лететь с ними.
Разрешение получено, и бойцам группы "А" оставалось лишь исполнить
свою миссию: доставить Буковского в Цюрих, а оттуда забрать Корвалана.
Вылетели ближе к полудню. После пересечения границы Берлев снял с
Буковского наручники, предложил перекусить.
Они сидели друг против друга, по существу, враги - бледный человек с
гипсовым мальчишеским лицом, всю жизнь посвятивший борьбе с государством,
которое всю жизнь защищал Берлев.
Что он знал об арестанте, которого сопровождал? Почти ничего. Разве
только, что тот просидел по тюрьмам двенадцать лет, что антисоветчик и
диссидент. Чего добивался Буковский, ради какой высокой цели променял
нормальную жизнь на лагерные нары? А может, она стоит того, его идея?
Никогда прежде не было у Николая Берлева сомнений: чему учили в
школе, тому и верил, в армии - тоже верил. Дай как не верить: ему,
простому сельскому пареньку с Дона, довелось нести службу на посту N 1, у
Мавзолея Ленина и Сталина. В 59-м стоял, в 60-м. Каждый день офицеры
твердили о том, какая это высокая честь - охранять тела вождей. Но грянул
1961-й, XXII съезд партии, и оказалось, что охранял он вовсе не вождя, а
кровавого тирана. О, теперь на политзанятиях в их роте офицеры говорили
совсем другое!
И Берлев больше не верил. Не только офицерам, говорившим сначала
одно, потом другое. Он не верил никому. Вспоминал, как в их карауле
случилось ЧП: кто-то из посетителей пронес и бросил в сталинский саркофаг
булыжник. Нарушителя скрутили. Как ненавидел часовой, Николай Берлев того
человека, который посмел поднять руку на, как казалось тогда, святое! А
может, это был сын невинно расстрелянного или замученного в сталинских
лагерях?
Поэтому прежде, чем ненавидеть, он хотел понять. Правда, такое не
всегда удается. Помнится, когда пришло время перезахоронить Сталина,
поразил его не мертвый тиран, для которого Николай с товарищами по роте
рыл могилу, а живой его соратник, Анастас Микоян. Тот отказался даже войти
в Мавзолей, проститься с вчерашним кумиром. Лишь махнул рукой. Солдаты
срезали маршальские погоны, золоченые пуговицы, сняли звезду Героя,
вынесли труп и закопали. Не было ни дальних, ни близких родственников
Сталина. Присутствовали комендант Мавзолея, дежурные офицеры, да вот они -
солдаты кремлевского полка. Той же ночью имя "Сталин" на Мавзолее заложили
плитой ДСП и закрепили клеенку, под цвет мавзолейного мрамора. Теперь на
плите читалось одно имя вместо привычных двух. Солдат отпустили в казарму.
Берлев тогда ворочался всю ночь: хотелось спать и никак не уснуть.
Опять привиделся Микоян, небрежный взмах руки, словно хоронили не
человека, с кем Анастас Иванович прошел революцию, гражданскую войну и до
самой смерти был рядом, а так, никому неизвестного бродягу. Неужто только
теперь у Микояна, как у двадцатилетнего сержанта Коли Берлева, открылись
глаза? Разве он раньше ничего не знал? Или знать не хотел, боялся?
Вот и сейчас Берлеву говорили, что Буковский просто псих,
ненормальный. А завтра скажут наоборот, как тогда, в 61-м?
От раздумий его оторвал голос Ивона.
- Подлетаем, - сказал он, и в ту же секунду качнулся и вздыбился
горизонт огней за иллюминатором. Самолет заходил на посадку.
Не успели пилоты заглушить двигатели, как у трапа тормознула "скорая
помощь" - шикарный "мерседес", весь в мигающих огнях. С борта самолета
перенесли в машину больного мальчишку. "Мерседес" взвыл сиреной и рванул
на выезд из аэропорта.
Лайнер был окружен вооруженными швейцарскими полицейскими. Ивон
прикинул: человек семьдесят, не меньше.
- Многовато что-то, Дмитрий, - наклонился он к Леденеву.
- Уважают, Роберт Петрович, - мрачно пошутил тот.
- Кого? Нас или Буковского?
Леденев не ответил: к самолету через летное поле приближался огромный
автомобиль. Такие машины приходилось видеть лишь в заграничном кино.
Сверкая черными сияющими боками, он резко затормозил.
- Ну вот и Корвалан, - сказал с облегчением Ивон, узнав среди
покинувших машину генерального секретаря и его жену. Теперь оставалось
проводить Буковского. Однако тот отказался выходить из самолета.
- Это же американцы! Мы хотим в Швейцарию, а не в Америку. Я
протестую...
Корвалан с женой уже поднялся в самолет, в передний салон, а
Буковский не соглашался покидать борт.
Внизу у трапа произошло замешательство: Корвалан в самолете, а
Буковского нет. Люди, приехавшие в лимузине, выхватывают автоматы и
окружают Дмитрия Леденена: "Господин Буковский! Господин Буковский!"
Леденев отбивается, пытаясь жестами объяснить, что он не тот, за кого
его принимают.
Через командира корабля Ивон связывается с центром: Корвалана
забрали, а Буковский выходить не хочет, оба на борту, что делать? Говорят,
когда сообщили Андропову, он долго смеялся: опять "голоса" поднимут вой:
вероломный Кремль обманул доверчивых американцев.
Было приказано успокоить Буковского и передать, что все идет строго в
соответствии с договоренностью. Насилу удалось убедить. Наконец, он с
родственниками покинул борт самолета, блокада была снята, люди с оружием
исчезли. Поступил приказ: "На взлет!"
Командир экипажа сообщил: летим в Минск. Теперь заволновался
Корвалан. Поначалу думали, что беспокойство связано с изменением маршрута,
оказалось, дело в другом. Советское руководство приняло решение: после
обмена в течение суток никаких заявлений не делать. Но Корвалан возражал:
"Как же так, исчез, а куда?" Доложили в Москву. Вскоре было дано "добро" и
Корвалан с борта самолета сделал заявление для печати.
В полете Берлев передал ему фотографию из журнала "Советский экран",
где генеральный секретарь был изображен в национальной одежде, попросил
автограф. Корвалан с удивлением рассматривал фото, потом написал несколько
слов для Николая Васильевича.
В Минске они доставили Корвалана по назначенному адресу и поездом
возвратились в столицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37