Мнение о том, что он был совершенно бездарным государственным деятелем, остается в силе. Но главное не в этом. Необходимо всячески подчеркивать, что ни Ленин, ни партия не несут никакой ответственности за то, что произошло в Екатеринбурге.— А кто несет ответственность? — поинтересовался Куманин.— Евреи, — снова вздохнул инструктор.— Евреи? — переспросил Куманин.— То есть, сионисты, — поправил себя инструктор, хотя было хорошо известно, что инструкторы ЦК — не цеховые агитаторы и никогда ни одного лишнего слова не говорят, а уж тем более не оговариваются.— Вам хорошо известно, — продолжал инструктор, — что наша партия вела и ведет последовательную борьбу с сионизмом. Могут меняться формы этой борьбы, но суть ее остается неизменной: разоблачение происков и преступлений сионизма всеми доступными способами и их пресечение. Это касается не только настоящего, но и прошлого. На данном этапе даже больше прошлого, чем будущего, поскольку в Политбюро разрабатывается комплекс мер по нормализации отношений с Израилем. Но это ни в коей мере не должно отражаться на принципиальных вопросах идеологии. Поэтому возникло мнение, что товарищи Троицкий, Юровский, Голощекин и даже товарищ Свердлов были не столько большевиками, сколько сионистами, проникшими в большевистские ряды со своими многочисленными соплеменниками-сообщниками, чтобы уничтожить российскую государственность и захватить власть. В настоящее время в научном отделе ЦК идет подбор соответствующих высказываний товарища Ленина по этому вопросу. Поэтому убийство семейства Романовых целесообразно считать не столько политическим, сколько ритуальным. Вы улавливаете мою мысль, товарищ Куманин?Куманин молча кивнул.— Затем, — монотонным голосом изрек инструктор, — эти же самые товарищи разожгли в России пожар гражданской войны с целью истребления русского народа, чему всячески противилась наша партия и ее вожди товарищи Ленин и Сталин. В таком ключе, но в более осторожных, выражениях, надо провести работу с монархическими и прочими организациями, которые мы пока назовем «консервативными». Желательно, чтобы через них эти идеи проникли в печать и нашли отклик у творческой интеллигенции, которой не безразлична судьба родины и социализма. Это все, что я могу пока сказать. Но надеюсь, задача вам ясна.Майор Куманин не был убежденным антисемитом, как, скажем, те его коллеги, что боролись на широком фронте с сионизмом в составе того же 5-го Управления. В жизни он с евреями сталкивался мало, даже можно сказать, вообще не сталкивался. Так уж сложилась судьба. В то время, когда Сережа рос и мужал, среди знакомых и сослуживцев отца евреев не было и быть не могло. В школе был один еврейский мальчик, но где-то еще в классе, кажется, в пятом, уехал с родителями в Америку, и его заклеймили на собрании совета дружины. Математик, старик Фишман, никаких положительных или отрицательных эмоций у него не вызывал. А в МГИМО в те годы, когда Сергей там учился, разумеется, не было ни одного еврея ни среди студентов, ни среди преподавателей. Нельзя сказать, что евреи вообще вызывали у Куманина какие-то эмоции.И вот теперь это задание….Куманин был достаточно умен и образован, чтобы понять: партия дрогнула, начала отход с занимаемых позиций и, отвлекая от себя внимание, прикрывается дымовой завесой, избрав для этого евреев, потому что больше некого. Ну что же, он, как офицер КГБ и солдат партии, которая одна может указать ему врага на данном этапе, обязан с этим врагом бороться, нейтрализовать его или уничтожить.Сонная жизнь группы Куманина снова забурлила. Новые идеи через осведомителей полетели в массы, создавались организации не столько уже монархические, если не считать атрибутики, сколько антисемитские. Для них шилась униформа, выделялись деньги для газет и журналов соответствующего направления, читались лекции. Куманин летал в Екатеринбург, Омск и Новосибирск, где под видом историка прочел несколько лекций о последних днях царской семьи, в которых прозвучали разоблачения участников убийства, были раскрыты и их псевдонимы, которыми они прикрывали свои еврейские имена и фамилии. Его былая группа, в составе которой он некогда боролся с монархистами, выросла чуть ли не вдвое. В нее влились офицеры, ранее боровшиеся с сионистской опасностью, привнеся в деятельность подразделения новые знания и свою вулканическую энергию. Сам С. С. Куманин почти не бывал в своем кабинете на Лубянке. Он летал в разные города, пропадал в ЦК, в Союзе писателей СССР и РСФСР, мотался по редакциями всевозможных газет, консультировал историков, поучал режиссеров.Уже пошли куда-то наверх документы о внеочередном присвоении ему звания подполковников, что в неполные 33 года было совсем неплохо! Коллеги завидовали — вот пруха мужику. Кто бы мог подумать, что на бывшем царе можно сделать такую карьеру!Если кто и не приветствовал его энтузиазма, так это Куманин-старший, с которым Сергей с детства привык советоваться. Только прослышав про евреев, Степан Агафонович насторожился, не за судьбу последних, конечно, а за судьбу сына.— Поосторожнее, Сережа, — посоветовал он, — не зарывайся особо. Такое уже было в пятидесятых годах. Повторяются они. Многих работников, которые в те годы эту дымзавесу раздували, потом шлепнули без суда и следствия. А кого не шлепнули, тех без пенсии выгнали из органов. Многих посадили. Ты смотри…Сергей отмахивался: «Времена ныне не те. Я на этом деле подполковника получу и стану начальником отдела. А это уже полковничья должность. Полковником буду в тридцать пять лет, плохо, что ли? А что этим евреям, которые нашего царя убили, сделается? Мы обстановку контролируем. Никто их пальцем не тронет. Пусть спокойно в свой Израиль уезжают. Мы не такие глупые, как вы, папа. Вы тогда, в пятидесятых, чувство меры потеряли — за что и поплатились».Степан Агафонович только головой покачивал. «Что с молодежью делать? По минам идут и улыбаются. Мудрости на чужом опыте не набраться. Только — на собственной шкуре. Так, видно, устроен мир».Но в сердце отца росла тревога.В калейдоскопе событий дни летели со страшной быстротой. Прошли не очень шумные митинги по случаю семидесятой годовщины со дня расстрела царской семьи, на которых клеймили, как и было задумано, не столько Ленина и его партию, сколько затесавшихся в нее сионистов, которых, уже называли для простоты или иудомасонами, или жидосионистами, а то и просто жидами.Но кипучая энергия майора Куманина и его подчиненных дала и другие всходы. Начали раздаваться голоса о необходимости перезахоронения останков царской семьи в освященной могиле по христианскому православному обряду. Теперь Куманину приходилось выступать уже перед русскими эмигрантами первой волны, глубокими стариками, и перед их потомками, сидеть в президиумах всевозможных конгрессов соотечественников, славянского и православного братства, наставлять священнослужителей и даже самого патриарха.Между тем, пришло сообщение, что известный кинодраматург Радий Рябченко нашел останки царя и его семьи и что скоро произойдет захоронение священных останков в присутствии английской королевы, приходящейся Романовым дальней родственницей.Был конец мая 1989 года.Куманин хорошо запомнил этот день. Он сидел в спецхране «Ленинки» и штудировал брошюру о ритуальных убийствах евреями христианских младенцев, изданную в Мюнхене в 1935 году (выпускникам МГИМО полагалось знать два иностранных языка). Работа была напечатана готическим шрифтом, поэтому чтение шло медленно, и Куманин находился в состоянии некоторого раздражения. Времени было мало. Ему надо было еще успеть в Академию наук на семинар по славянской письменности и культуре. Многие историки еще яростно сопротивлялись утверждениям, что в упадке того и другого виноваты евреи, а не коммунисты. Убеждать их нужно было тонко, совсем не так, как на митингах. В этот момент Куманина позвали к телефону.— Куманин, — услышал он в трубке голос полковника Кудрявцева, ставшего к этому времени уже начальником отдела «А», — ты когда-нибудь на работе вообще появляешься? Ты где работаешь: у нас или в обществе «Память»? Завтра к девяти ноль-ноль, чтобы был на рабочем месте. Тебя генерал вызывает. — И повесил трубку.Слова «тебя генерал вызывает» ничего, конечно, не объясняли. Во-первых, какой генерал? В последнее время Куманин докладывал о проделанной работе и генералу Прилукову (начальнику КГБ Москвы и Московской области), и генералу Абрамову (начальнику «куста» идеологических отделов), и даже однажды генералу Бобкову (зампреду КГБ).Кто из них вызывает? Обычно не вызывал никто. К ним просились на прием, чтобы утрясти те или иные пробуксовывающие вопросы.Мелькнула мысль о возможном повышении. Бумага на подполковника ушли более года назад куда-то наверх, да там и потерялись. Может, наконец, вернулись, и его вызывают в связи с очередным повышением в звании? Хотелось, чтобы было так, но опыт подсказывал — к большому начальству вызывают только для дачи фитилей, а о повышении сообщают из управления кадров, причем не генералы, а отставные майоры-инспекторы, окопавшиеся там чуть ли не с ежовских времен.Сергей перебрал мысленно все свои дела за последний месяц. «Вроде все нормально, все согласовано, все в рамках полученных инструкций и указаний». Никакой отсебятины Куманин себе не позволял. Служба научила его чуждаться импровизации. Разумная инициатива возможна, но только в рамках полученного приказа. Впрочем, начальство всегда найдет, за что вставить фитиль.
IV Прибыв к девяти утра на Лубянку, Куманин с удивлением узнал, что его вызывает генерал Климов, о котором никто не мог толком сказать, чем он занимается и вообще что это за человек. Ходили слухи, что Климов начинал службу чуть ли не при Абакумове и был офицером спецгруппы, сделав карьеру на том, что мастерски ломал плоскогубцами носы сотрудникам, впавшим в немилость у грозного министра. Но более знающие утверждали, что Климов появился в центральном аппарате КГБ только при Андропове, а до этого работал где-то на юге. Сам Куманин за всю службу видел Климова не более десяти раз и ни разу ему не докладывал. Видел же, главным образом, на торжественных собраниях, где Климов подремывал в президиуме, а Куманин — в зале. Правда, лет пять назад случайно повстречался он с генералом Климовым в коридоре Управления, и тот огорошил его совершенно неожиданным вопросом: «Куманин! Ты почему до сих пор не женился?». Сергей опешил от такого вопроса, покраснел и не знал, что ответить. Генерал милостиво улыбнулся, изрек: «Женись пока молодой. У нашего брата после сорока уже не…» и пошел дальше по коридору. Куманин думал, что все это может означать, уж не звонил ли Климову его отец, недавно допекавший Сергея подобными вопросами — внуков хотел. Но Сергей дал себе слово не жениться до получения звания полковника, да и не тянуло, если честно сказать. Полностью отдавал себя работе, хотя в КГБ холостяцкая жизнь особо не поощрялась. Семья всегда была фактором, уменьшающим вероятность каких-либо взбрыкиваний сотрудников.Поэтому Куманин с некоторым волнением, но без всякой робости вошел в приемную генерала Климова, как д'Артаньян некогда в приемную Ришелье.Миловидная прапорщица наклонилась к селектору и проворковала:— Майор Куманин по вашему вызову, Виктор Иванович, — и, подняв глаза на Куманина, сказала:— Проходите.Генерал сидел без пиджака, с развязанным галстуком и читал газету, судя по шрифту и макету, — «Московские новости».При виде Куманина он жестом предложил ему сесть, но «к руке не допустил», что мысленно отметил Сергей. Когда входишь к какому-нибудь высокому начальству, очень важно, удостоит он тебя рукопожатия или нет.Хотя Климов С. Куманина рукопожатием не удостоил, но встретил приветливо, снова спросив:— Ну, что, Сергей, женился? Нет? Правильно! На нашей работе нечего семьями обзаводится. Только вдов плодить, да сирот, — и засмеялся.Начало было многообещающим. Виктор Иванович спросил, как служба, и, получив такой же стереотипный ответ: «все нормально, товарищ генерал», задал Куманину вопрос:— Так кто же все-таки царя шлепнул: большевики или евреи?Куманин смешался:— Указание же было прямое, товарищ генерал, из ЦК.— Я не про это спрашиваю, — снова засмеялся Климов, — я хочу знать, что ты сам об этом думаешь?Конечно, можно отшутиться, сказать, мол, мне, думать не положено, мое дело приказы выполнять, но у каждого младшего офицера есть шестое чувство, безошибочно подсказывающее, когда можно шутить при руководстве, а когда нет. Поэтому он сделал попытку уйти от ответа, прикрывшись длинной и туманной фразой, которой в разных вариантах часто пользовались на заре перестройки и гласности.— Мне кажется, товарищ генерал, — ответил Куманин, — что некоторые политические силы, рвущиеся к власти, хотят использовать судьбу последних Романовых в своих интересах.Климов оценил ответ майора.— Куманин, — сказал он, — вам задан конкретный вопрос: кто убил царя? А вместо ответа вы, кажется, собрались прочесть мне лекцию, наподобие тех, что читаете в «Обществе славянского братства». Так кто же убил нашего царя. Наша партия?— Царь был расстрелян по решению Уральского областного совета, — ушел в глухую оборону Куманин, — без ведома центра в связи с неизбежностью захвата Екатеринбурга белогвардейцами и невозможности эвакуации Романовых в тыл. Об этой акции екатеринбургские товарищи немедленно сообщили Ленину и Свердлову, которые…— Сразу видно выпускника МГИМО, — прервал его Климов. — У нас на Ставропольщине в сельскохозяйственном техникуме, где я когда-то учился на ветеринара, историю лучше преподавали. Ладно, продолжай.— Ввиду того, — неуверенно продолжал Сергей, — что среди екатеринбургских товарищей было много товарищей, т.е. лиц еврейской национальности, возникла историческая гипотеза, что указанные лица наряду с партийными задачами могли решать и свои узконациональные задачи…— Нет, — снова прервал его Климов, — решительно нельзя позволять оперативным работникам долго общаться с недоумками из ЦК.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54