Нам много в последние годы передали из окрестных деревень. Там церкви так разворовываются, что решили — у нас будет надежнее. Значит, я иду, свет зажгла, а она за мной семенит. Я вперед немного прошла, потом оглянулась и вижу: бабушка на коленях стоит, в руках держит одну икону, что у стены стояла, целует ее, шепчет что-то и плачет. Я даже растерялась, хотела ее окликнуть, мол так себя вести нельзя, а она вдруг с этой иконой в руках повалилась на бок и упала на пол. Лежит, глаза закрыты, а икону держит на груди. Я сначала подумала, что сектантка какая-нибудь. Потом поняла — бабушка-то помирает. У меня у самой бабушка недавно умерла почти так же. Телевизор смотрела и со стула повалилась на пол… — Голос Нины прервался от волнения.— Я растерялась, — продолжала она, — телефона в хранилище нет. Бежать куда-то и оставлять помещение открытым нельзя. У нас медпункт есть, но медсестра там появляется только по особым случаям, когда интуристы приезжают. Я ей голову подняла, зову. Вижу — у нее и губы вздрагивают и веки шевелятся, живая, значит, еще. Я ей под голову несколько икон положила. Тут, спасибо, кто-то мимо по коридору прошел. Я крикнула, чтобы сюда милиционера позвали из пикета и скорую помощь вызвали из города.— Приехала «скорая»? — спросил Куманин.— Да, — Нина тяжело дышала. Тягостные воспоминания, судя по всему, ее здорово разволновали. — Приехала «скорая», и ее увезли в 1-ю горбольницу. Она там умерла вскоре, я слышала.— Умерла? — переспросил Куманин, — А как ее звали, вы помните?— Не знаю, — растерянно улыбнулась Нина, — Она не говорила, я не спрашивала. Вы в больницу зайдите. Там должны знать. Тем более, что умерла.— Так, — сказал Куманин. — Все это очень интересно. А с мальчиком тем, что случилось.— Я о нем в той суматохе совсем забыла, — созналась Нина. — Потом только узнала, что его милиция подобрала где-то на площади у автобусной остановки. Меня даже вызывали его опознать…Девушка снова замолчала.— И что же, — поинтересовался Куманин, — опознали?— Нет, — твердо сказала Нина Лазаренко, — не опознала. Милиция подобрала совсем другого. Этот рыженький, а тот, что у нас по газонам бегал, чернявенький был, как цыганенок. Куда он делся, не знаю.— Хорошо, — вздохнул Куманин. — Последний вопрос. Что это за икона была, которую старушка искала? Вы не выяснили?— Да ничего особенного, — пожала плечами Нина. — Икона как икона. Местного ростовского письма начала нынешнего века. Тогда их здесь штамповали по десятку в день. В Ростове целая артель была иконописцев, своя школа. Ростовскую икону сразу можно опознать по письму. Могу показать, если хотите.— Спасибо, — поблагодарил Куманин. — Я в этих делах плохо разбираюсь. А та икона, о которой эта бабушка говорила, Ростовской Божьей Матери в драгоценном окладе, о ней вы что-нибудь выяснили?— Да, — ответила Нина, — их было две. Одна большая — она хранится в Третьяковке, правда, уже в муляжном окладе, вторая малая — действительно когда-то хранилась здесь. Но ее давно у нас изъяли и передали в лавру Загорска.— А сохранились какие-нибудь сведения о том, как или при каких обстоятельствах эта икона у вас появилась? — спросил Куманин.— Документов на этот счет нет, — сказала девушка, — но существует легенда, что эту икону преподнесла ростовскому храму императорская семья в 1913 году, когда царь с близкими объезжал русские города. Это было во время трехсотлетнего юбилея династии Романовых.— Вот как? — удивился Куманин. — Царь бывал в этом городе?— Конечно, — подтвердила Нина. — Разве вы не знали? — Она подошла к шкафу, немного порывшись там, извлекла довольно потрепанную брошюру и подала ее Куманину.Брошюру издали в Ростове 1913 году иждивением, как было сказано, купца Ивакина. Называлась она «Осчастливливание уездного города Ростова Великого пребыванием в оном Его Императорского Величества Государя Императора Николая II и всей Его Августейшей Семьи в лето от Рождества Христова 1913-е».Куманин полистал книжечку и быстро наткнулся на фотографию, под которой стояла подпись: «Их Императорские Высочества Великие княжны Ольга и Татьяна изволят преподнести настоятелю обители Преосвященному Никодиму чудотворную икону Ростовской Божией Матери». Ниже было набрано мелким шрифтом: «фото Корнелиуса». «Молодец Корнелиус! — подумал Куманин. — Ты мне такими штуками мозги выбьешь на стенку». В виске стучало.Он посмотрел на Нину. Выражение восторженного патриотизма, которое светилось на лице девушки в начале их беседы, исчезло, уступив место печали и усталости.
IV Главный врач 1-й городской больницы Ростова Анатолий Абрамович Винкель при виде куманинского удостоверения побледнел и тяжело опустился на стул.— Опять? Письмо от брата привезли?— Уже привозили? — полюбопытствовал Куманин. — Брат в Израиле, что ли? Это большая ответственность — иметь родственников в сионистском государстве, столь враждебном нашей стране.Выяснилось, что примерно полгода назад двое сотрудников с Лубянке привозили Анатолию Абрамовичу письмо от брата из Израиля и заставили написать ответ.— Ладно, — успокоил Куманин. — Я совершенно по другому вопросу. Примерно год назад к вам в больницу была доставлена в тяжелом состоянии женщина преклонного возраста, судя по всему, с сердечным приступом. Мне бы хотелось взглянуть на историю болезни и прочие документы, связанные с ее кончиной. Она же умерла, насколько мне известно?Главврач побледнел еще пуще, видимо померещилась тень незабвенного «дела врачей» пятидесятых годов. Суетливо набрав номер внутреннего телефона, Анатолий Абрамович с весьма заметными нотками истерики в голосе обратился:— Кардиология? Татьяну Николаевну ко мне. Срочно. Что значит «на обходе»? Пусть прервет обход, раз я сказал!Через несколько минут в кабинете появилась высокая женщина в белом халате с традиционным фонендоскопом на груди.— Что случилось, Анатолий Абрамович? — спросила она недовольным голосом. — Вечно вы меня с обхода срываете?— Татьяна Николаевна, — нервно произнес главврач. — Товарищ вот из органов приехал, из Москвы…Доктор Винкель начал протирать очки, а Татьяна Николаевна недружелюбно уставилась на молчавшего Куманина.— Это по поводу той больной, — справившись с очками, продолжал главврач, — которую примерно год назад нам доставили на «скорой» из Кремля. Она, кажется, приехала с экскурсией, а потом у нас скончалась. Вы помните этот случай, Татьяна Николаевна? Товарищ интересуется, насколько я понял, почему был летальный исход?— Помню я этот случай, — подтвердила Татьяна Николаевна, — больную доставили с обширным инфарктом. Мы ее поместили в реанимацию, но ничего сделать не смогли. Слишком обширный инфаркт с поражением… Кстати, вы знаете, сколько ей было лет? — с вызовом обратилась Татьяна Николаевна к Куманину.— Сколько? — Куманин вопросительно посмотрел на нее. — Почти девяносто два, — заявила заведующая кардиологическим отделением.— А вы спрашиваете, от чего она скончалась! От старости.Голос женщины звучал резко. Родственников в Израиле у нее не было. Но она отлично знала, как представители властей любят делать врачей крайними при любом удобном случае.— Успокойтесь, товарищи, — миролюбиво предложил Куманин. — Анатолий Абрамович меня, наверное, не совсем правильно понял. Меня интересует не столько факт смерти этой старушки, сколько ее личность. Как ее фамилия и прочее. У нас, знаете ли, в розыске много людей, в том числе считающихся пропавшими без вести.— Понятно, — сказал Анатолий Абрамович и спросил у Татьяны Николаевны. — Как фамилия больной?— Не помню, — пожала плечами заведующая, — я и не знала ее фамилию. Историю болезни заполняла сестра, а свидетельство о смерти, наверное, Богомолов.— Принесите историю болезни, — приказал Анатолий Абрамович, — и вызовите ко мне Богомолова.— Я ее давно сдала в архив, — все еще раздраженно ответила Татьяна Николаевна. — Возможно, ее уже актировали.— Что значит актировали?! — взорвался Анатолий Абрамович. — Пять лет положено хранить историю болезни при летальном исходе. Пять лет, а еще и года не прошло…Это уже вопрос не ко мне, — откровенно зло выпалила Татьяна Николаевна. — Извините, товарищи, но меня ждут больные. — И женщина сделала попытку выйти из кабинета.— Простите, — вмешался Куманин, — но вам придется задержаться. Отыщите историю болезни и принесите ее сюда. Возможно, у меня возникнут к вам вопросы. И еще раз прошу успокоиться. Никто против вас лично ничего не имеет.Несмотря на это, Татьяна Николаевна, полыхая от возмущения, удалилась, весьма солидно хлопнув за собой дверью кабинета главврача.Извинившись перед Куманиным, выскочил куда-то и сам Анатолий Абрамович. Первой вернулась Татьяна Николаевна, неся найденную в архиве историю болезни. Она молча положила ее на стол перед Куманиным. Сергей взял историю болезни и почувствовал, как кровь ударила ему в голову, а в ногах появилась противная слабость. В графе «Ф.И.О. больной» стояла запись, сделанная, как обычно, быстрым и трудночитаемым медицинским почерком: «Романова Т. Н., 1897 года». Далее было записано: «Доставлена в бессознательном состоянии 28 июля 1988 года „скорой помощью“. Диагноз: инфаркт миокарда».Куманин взял себя в руки.— На основании чего заполнялись установочные данные на эту больную, — спросил он, стараясь говорить спокойно.— Не знаю, — ответила заведующая кардиологией. — Полагаю, со слов больной.— Значит, она приходила в сознание? — попытался уточнить Куманин.— Товарищ, — ответила Татьяна Николаевна, — у меня двести больных на отделении, у меня нет ни времени, ни возможностей запоминать подобные вещи. К тому же, это случилось год назад. Запись мог сделать лечащий врач или медсестра. Но и та, и другая уже уволились.Куманин хотел было записать фамилии уволившихся врача и медсестры, чтобы позднее их опросить, но в этот момент в кабинет вернулся доктор Винкель в сопровождении высокого мужчины с широким, добродушным и улыбчивым лицом. Мужчина оказался Николаем Ивановичем Богомоловым, работавшим в больнице по совместительству патологоанатомом и заведующим моргом. Все заведующие моргами, которых приходилось видеть Куманину, были, как правило, добродушными и веселыми здоровяками. Николай Иванович раскрыл перед Куманиным папочку.— Извольте убедиться, — мягко сказал он, — копия свидетельства о смерти: «Романова Татьяна Николаевна, 1897 года рождения, полных лет 91, причина смерти — инфаркт». Вскрытие не проводилось, поскольку существует положение, что таковое проводится по требованию родственников либо властей, либо по решению медицинских работников в каких-либо сложных случаях. В данном случае причина смерти была весьма очевидной. Примите во внимание возраст больной…— На основании чего записаны установочные данные больной? — снова поинтересовался Куманин.— Здесь же указано, — тем же мягким голосом ответил Николай Иванович. — На основании паспорта почившей. Здесь все записано: номер паспорта, серия, прописан постоянно по адресу: поселок Романово, Асиновского района, Томской области, 5-я Леспромхозная, д.7. Извольте убедиться.— Я заберу этот документ, — сказал Куманин.— Ради Бога, — согласился заведующий моргом, — забирайте. Только расписочку извольте написать об изъятии документика. И номер своего документика поставьте.Куманин написал расписку и, отдавая ее Богомолову, спросил:— Она умерла тут, у вас, и что дальше вы с ней делали?— Все как положено, — пояснил Николай Иванович, — уведомили милицию, послали запрос по месту жительства, чтобы родственники приехали. Ответ получили, что родственников никаких нет. Тогда, согласно положению, она была похоронена за счет государства, о чем имеется расписка. Вот, извольте.— Где вы ее похоронили? — похолодел Куманин.— Оправили в Ярославль на кремацию, — тихо, как тяжело больному, ответил Богомолов.— На кремацию в Ярославль, — прошептал Куманин. Он показал справку о смерти Богомолову:— Значит, это все, что от нее осталось?— К сожалению, — согласился Николай Иванович, — но не забывайте, молодой человек, что то же самое останется и от любого из нас. В наше время дожить до столь почтенного возраста, сами понимаете. Что вы так расстраиваетесь. Это ваша родственница?— Нет, — ответил майор пересохшими губами, — но она была мне очень нужна. — Он помолчал и добавил: — Хотя бы мертвой.Куманин встал, извинился перед врачами, поблагодарил их за содействие и вышел из кабинета. Николай Иванович Богомолов догнал его.— Минуточку, — сказал он, подходя к Куманину.Тот вопросительно посмотрел на патологоанатома.— Знаете, — улыбнулся Николай Иванович, — когда я выписывал свидетельство о смерти этой старушки, то обнаружил в ее паспорте фотографию. Не знаю почему, но я ее оставил. Не стал сдавать в милицию вместе с паспортом. Может, она вам пригодится. Возьмите.Куманин взял протянутый ему конверт и вынул небольшую фотографию — на ней изображен… Алеша Лисицын.Эффект фотография произвела весьма сильный. Куманин не сумел, видимо справится со своими эмоциями, потому что доктор Богомолов спросил:— С вами все в порядке? Может быть, вам дать чего-нибудь успокоительного?— Спасибо, — устало поблагодарил Куманин, — у меня есть седуксен. Спасибо, доктор. И еще хочу попросить вас, никому ничего не рассказывайте о моем визите. И всех предупредите. Ради вашего спокойствия. Иначе не только вы сами, но и вся больница, даже весь город могут вляпаться в очень неприятную историю. Вы меня поняли?— Конечно, — сказал доктор Богомолов, улыбаясь, — я все понимаю.Куманин вышел на улицу и сел на скамеечку у ворот больницы, чтобы слегка осмыслить все, что ему удалось узнать. Отдельные части большой головоломки постепенно сдвигались, создавая, если не полную, то, по крайней мере, весьма колоритную картину. Интересно, что скажет Климов, когда Куманин доложит ему о своей поездке в Ростов. А, может, ему вообще ничего не докладывать, а тихо помалкивать.Пока Куманин пытался привести в порядок свои мысли, возле него, взвизгнув плохо отрегулированными тормозами, остановилась серая «Волга».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54