Вам все ясно?Битоглаз и Тура вырвались из сильных лап охранников и, упав на четвереньки, принялись целовать подол аббатисы.Стараясь не морщиться от отвращения, она их оттолкнула:— Самким и Арула, у меня есть для вас работа. Эти двое поступают под вашу ответственность. Если понадобится помощь, обратитесь к Тругу или Кротоначальнику. Боже мой, как бы я хотела, чтобы в аббатстве опять жила барсучиха. Ладно, пора за работу, друзья. Если хотим, чтобы завтра у нас получился удачный День Названия, нам предстоит еще многое сделать!Когда все стали расходиться по своим делам, бельчонок и юная кротиха представились:— Меня зовут Самким, а это Арула.— Завсегда приятно познакомиться, молодежь. Я Битоглаз, а это мой приятель — чудила Тура. Ладненько, где мы будем хавать и дрыхнуть?Запах двух немытых тел заставил Арулу поморщиться.— Нет, нет, пока еще рано есть и спать. Обычно мы помогаем на кухне варить и жарить.Тура просветлел при упоминании о пище:— Идет, варить и жарить, это мне нравится. Самким немного побледнел. До него тоже дошел неприятный запах, исходящий от двух ласок, и он схватил их обеих за лапы:— Не так быстро, друзья. Сначала нужно принять ванну и переодеться.Битоглаз и Тура в ужасе попятились.— Ванну? Ну уж нет, чудила. Это вредно.— Битоглаз прав, молодежь. Ванна — это просто смерть для нас.Самким заговорчески подмигнул Тругу и Кротоначальнику:— Может, сводите наших друзей к пруду? Летом там замечательно. 5 Cамким и Арула сидели на траве вместе с Битоглазом и Турой, весело хихикая над их рассказами о зверствах, которые тем пришлось перенести со времени их прибытия в аббатство.— Клянусь всем, чем хотите, чудилы, не знаю, что хуже: голодать и скитаться или когда тебя топят в треклятой воде в этом, как его, батстве. Жестокая тут у вас жизнь, доложу я вам.— Можете называть это гостеприимством, но когда огромная водяная собака волочет тебя в мокрую воду, напихав сначала полный нос мыла, а в этой воде прыгает какое-то чудище, нет, это не может понравиться.— Точняк, чудила. И не будь я лаской, если не помру к ночи от простуды из-за этой воды.Тура вздрогнул и поплотнее закутался в чистую, но изрядно поношенную курточку, которую его заставил надеть Кротоначальник.Битоглаз сунул лапу в ухо, чтобы вычистить застрявшее мыло:— Ффуу! Мало этого, так они еще сожгли нашу прекрасную одежду. Я вам так скажу, это первая ванна, которую я принимал в своей жизни, но и последняя тоже. Благодарю покорно.А потом нас поставили чистить сковородки. Это было ужасно, просто невыносимо, скажу я вам. Два таких благородных господина, как мы, стоят в дурацких курточках и скребут черные сковородки и старые кастрюли. Хорошо, хоть разрешили посидеть на свежем воздухе. Я был близок к тому, чтобы броситься в грязную воду в раковине и насовсем покончить с этой несчастной жизнью.Труг подошел к собравшимся и сразу обратился к обеим ласкам:— Ладненько, приятели, перерыв окончен. Пошли обратно на каторгу, миленькие!Из груди Туры вырвался стон отчаяния.— Я и так едва жив, чудила. Эта вода действует мне на мозги. И не только на мозги, но и на лапы тоже. Пожалуйста, больше никаких горшков и сковородок!Битоглаз трепыхался в крепкой хватке Труга:— Если я умру, чудила, то, прошу тебя, поставь на моей могиле горшок и сковороду, дабы все знали, что послужило причиной моей смерти.Самким вступился за своих приятелей:— Пусть посидят еще немножко, Труг. Они и так уже похожи на два выжатых лимона. Ой, смотрите, сестра Настурция идет!Сестра Настурция была полной и очень доброй мышью, которую вся молодежь любила за ее веселый и легкий нрав. Все сразу потеснились, освобождая ей место.Самким стал упрашивать ее спеть, поскольку Настурция была знаменита своим мелодичным голосом:— Сестра, двое этих бедняг никогда не слыхали, как ты поешь. Пожалуйста, спой для них что-нибудь.Она добродушно рассмеялась:— Это не они, а ты хочешь послушать, как я пою. Бельчонок покраснел:— Сестра, мы все хотим тебя послушать. Настурция не заставила себя долго упрашивать: — Приплелся странник в холода,Устал он и шатался —Сам по себе пришел сюдаИ Мартином назвался.Воитель славный МартинПринес свой ржавый меч,Дабы Страну Цветущих МховОт гибели сберечь.Жестокий враг в ту поруВ округе страх нагнал —Он в каждый дом и норуСвой коготь запускал.Не убоявшись стали,Все звери поднялись —И с Мартином воссталиИ биться принялись.Воитель славный МартинДостал свой грозный меч,Дабы Страну Цветущих МховОт гибели сберечь.И в лес пришла свобода,И с Мартином тогдаЗдесь наступили годыПокоя и труда.Построил он аббатство,Наш Рэдволл, — потомуСвободой наше братствоОбязано ему.Воитель славный Мартин,Благодарим твой меч,Который некогда помогПокой и мир сберечь! Конец песни подхватили все вместе веселым хором. Эхо, отразившись от стен родного дома, унеслось в небеса. Битоглаз и Тура, неожиданно для самих себя, запели вместе со всеми, потом переглянулись в изумлении:— А мы-то чего? Мы даже не знаем, кто такой был этот Мартин.— Ладно, кто бы там он ни был, могу поспорить, что горшки на кухне он не чистил. Не думаю, что они ему говорили: «Эй, ты там, с верным мечом, ступай-ка почисть сковородки».Самким стал объяснять ласкам, кто такой был Мартин:— Мартин Воитель — это символ нашего аббатства. Он жил много лет назад.Битоглаз беспечно махнул лапой:— Так он, оказывается, мертвяк. Неудивительно, что никто не заставляет его чистить горшки.Труг ухватил Битоглаза за ухо:— Будь добр, отнесись к этому с уважением. Мартин — Хранитель нашего аббатства.Сокрушенно потирая занывшее ухо, Битоглаз стал жаловаться:— Откуда мне было знать? Кроме того, если кто мертвяк, то мертвяк, и дело с концом.Сестра Настурция потрепала его по спине:— Ты не понимаешь. Мартин умер много лет назад, но дух его живет в каждом камне Рэдволла и в сердце каждого из его обитателей. Может быть, сейчас мы его не видим, но это потому, что теперь настали мирные времена. А когда нашему аббатству грозит опасность, некоторые из нас его видят, и он вдохновляет их на великие подвиги.Тура почесал в голове:— А ты когда-нибудь видела своего Мартина?На минуту вдруг воцарилось молчание, и все уставились на Настурцию. Казалось, она дремлет. Ее широко открытые глаза были устремлены на красный камень стены напротив нее, и она вдруг медленно заговорила. Этих слов никто прежде не слышал. — Я лишь тень, что в саду оставляет неясный след,Прах ушедших сезонов на плитах.Лапы мои легки, словно лунный свет,В памяти я живу чертогах укрытых.В шепоте ветра можно меня услыхать,Можно увидеть в бледном рассветном луче,Если пламя беды начнет полыхать,Вспомни меня, вспомни о грозном мече.И тогда я встану рядом с тобойИ великую силу в тебя вдохну —Силу, с которой в берег бьется прибой, -Дабы встал ты с оружьем на бой за свою Страну.И будет тогда враг тобой побежден,И скажут тогда о тебе:«Воителя лапой тронут он».Жди. Я найду тебя. Доверься судьбе. В странной тишине, которая настала после этих слов, раздался тонкий голосок Думбла:— Я что-то ничего туточки не понял, сестра. Настурция заморгала, глаза ее приобрели нормальное выражение, и она вздрогнула:— То же можно сказать и про меня, Думбл. Не понимаю, что заставило меня произнести эти строки, прежде я никогда их не слышала. Это было… как будто говорил кто-то другой, а не я.Брат Остролист, который тоже сидел поблизости, быстро вскочил на ноги:— Ты могла бы еще раз прочесть это стихотворение, сестра? Подожди только, пока я схожу за пером и пергаментом. Мой долг летописца велит все это записать.Настурция покачала головой:— Странно, я не помню ни одного слова. Боюсь, все стихотворение улетучилось у меня из памяти. Странно! Как будто кто-то другой владел моим языком, да и разумом тоже.Тут подошел запыхавшийся начальствующий брат Ревунчик. В руках он держал черпак.— Пойдемте, пойдемте. День Названия уже завтра. Ни одно блюдо само не приготовится. Мойте лапы — и за дело!Послышалось несколько недовольных стонов, но почти все пошли работать охотно. Битоглаз и Тура были, разумеется, среди стонущих.— Ух, хотел бы я научить все эти сковородки самим себя мыть. 6 Чуточку раньше тем же утром мрачная пелена повисла над крепостью Саламандастрон. Мара подольше повалялась в постели и встала только перед самым завтраком. Когда она вошла в обеденный зал, то увидела Урта Полосатого, который сидел на своем обычном месте — на большом стуле между сержантом Сапвудом с одной стороны и Бычеглазом с другой. Мара вошла бочком и уселась в дальнем конце стола рядом с Пикклем, Клитч и Гоффа сидели рядом с ней с другой стороны. Сегодня завтрак проходил в мрачноватой обстановке, и молчание висело над собравшимися.Клитч наклонился к Маре, лукавые голубые глаза, которые он унаследовал от своего отца Фераго, лучились сочувствием.— У тебя неприятности, случайно, не из-за нас С Гоффой, а?— Совсем нет, Клитч. Просто я устала оттого, что со мной обращаются как с глупым несмышленышем.— Твой отец кричал на тебя? — спросил Гоффа. Пиккль очищал свою миску корочкой хлеба.— Он ей не отец.Клитч украдкой бросил взгляд на Урта:— Тогда почему Мара должна делать то, что он велит? Мы с Гоффой делаем что хотим, и никто нам не указ.Урт сидел, уставившись в свою тарелку с нетронутым завтраком. Мара даже не подошла сегодня утром к нему поздороваться.Глубокий вздох вырвался из груди барсука:— Сапвуд, видеть не могу этих двоих за моим столом. Дай им провизии на дорогу, и пусть убираются прочь из моей горы.Заяц выпрямился и отдал честь:— Я лично провожу их до дверей.Сорок бойцовых зайцев, которые постоянно жили в Саламандастроне, в молчании проводили взглядами Сапвуда, когда он шел к двум гостям.— Вы уже закончили с завтраком? — обратился он к ним.— Да, закончили.— Отлично, тогда следуйте за мной к выходу.— К выходу? — Мара умоляюще положила свою лапу на лапу Сапвуда. — Но это мои друзья, сержант!Сапвуд стоял, стараясь не встречаться с ней взглядом:— Владыка Урт сказал, что им пора идти. Не беспокойся, им дадут по мешку с провизией и отпустят в целости и сохранности. А теперь следуйте за мной, вы двое. И поживее.Гоффа и Клитч поднялись, горностай сокрушенно улыбнулся Маре:— Желаю вам счастья с вашим Уртом в Полосочку. До свидания, Мара. Может, мы еще когда-нибудь встретимся.Пока сержант вел пришельцев к выходу, Мара не смогла выдержать напряжения. Она знала, что Урт любит ее и заботится о ней, и так же относилась к нему. Но сейчас он повел себя как диктатор, управляя ее жизнью и диктуя ей, как она должна себя вести. Это было уже слишком! Не думая о том, что творит, Мара вдруг услышала собственный голос, гневно обращающийся к Урту:— Прекрасно, выгоняешь моих друзей. Это ведь твоя гора. Ты всегда поступаешь как хочешь, и каждый должен тебя слушаться!Зайцы даже подпрыгнули на своих сиденьях, когда барсук с бешеной силой стукнул лапой по столу:— Мара, ступай к себе в комнату!Но Мара и так уже вскочила с места и опрометью бросилась вон из зала, поняв, что должна сейчас сделать.— Не пойду я к себе в комнату! Я ухожу отсюда вообще и пойду с моими друзьями. Ты не сможешь остановить меня!Ветролапка, подняв лапу, хотела было остановить ее, но Урт покачал головой:— Пусть идет.Пиккль бросился за своей подругой:— Мара, подожди, слышь, я с тобой!Когда они вышли, Сапвуд вернулся на свое место. Заяц испытующе посмотрел на Урта:— Вернуть их?Барсук отвел взгляд от пустого стула Мары:— Не надо, я должен ее отпустить. Ей не нравится с нами.Тогда встал Бычеглаз:— Прошу прощения, владыка. С твоего разрешения, и даже без него, мы с сержантом пойдем за ними. Проследим, чтобы ничего не случилось. Хорошо?Урт пожал им обоим лапы:— Спасибо, друзья.Взяв из оружейной по легкому копью, Сапвуд и Бычеглаз легким размашистым шагом отправились по следу Мары и Пиккля. Барсук пошел в свою кузницу. Весь долгий день гора содрогалась от мощных ударов кузнечного молота, которым барсук выковывал горячий красный металл до толщины сухого листа.Спрятавшись между дюнами, с юга подступавшими к Саламандастрону, Клитч и Гоффа следили за приближением Мары и Пиккля.Клитч подтолкнул локтем своего напарника:— Они будут здесь с минуты на минуту, поэтому слушай. Не говори ни слова, предоставь это дело мне. Мой план должен сработать.Гоффа погладил два туго набитых мешка с провизией:— Твой отец будет другого мнения. Два мешка с едой — это не сокровища барсуков, так? — И он тут же сморщился, потому что получил удар по ребрам.— Если бы мозги были желудями, ты был бы мертвым дубом. — В голосе горностая чувствовалась злая насмешка. — Мы побывали внутри горы, все увидели своими глазами, узнали, что там находится сорок бойцовых зайцев и Урт Полосатый и что они там живут не просто так. Пусть мне оторвут хвост, если они не охраняют там сокровища. Я предложу Фераго новый ход: я приведу ему заложницу — маленькую Мару, драгоценную дочку Урта. Мы могли бы обойтись без этого зайца Пиккля, но если он ей так нужен, то пусть. Чем больше, тем лучше!Догадка засветилась в глазах Гоффы.— Клянусь лапой, ты чертовски умный малый, Клитч!Не отводя глаз от приближающихся беглецов, молодой горностай продолжал шептать:— Правильно, Гоффа, я очень умный. Я много умнее, чем Фарран, Детбраш, Мигро или любой другой из банды отца. Поэтому Фераго и позволяет мне шпионить для него. Но вот чего он не понимает, так это того, что стареет, а я остаюсь молодым.Когда Мара и Пиккль взобрались на холм, Клитч разыграл полнейшее удивление. Он повернулся к ним, его голубые глаза счастливо блеснули:— Мара, Пиккль! Что вы здесь делаете? Пиккль смешно выставил вперед свои длинные уши:— Привет, парни! Я что говорю, явились два рекрута для вашей бродячей банды!Мара согласно кивнула, ее лицо светилось радостью обретенной свободы:— Я наконец сделала это — оставила Саламандастрон навсегда! Как видите, и Пиккль ушел со мной. Он мой единственный друг.Клитч тепло пожал ее лапу:— Не единственный, теперь у тебя есть еще два преданных друга, я и Гоффа.Мара оглянулась — Саламандастрон все еще виднелся вдали, высокий и угрюмый в это утро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29