- Может, и так. Потому и снесла я все легче, что ли, если уж
говорить откровенно. Я слышала от Лены, чем вы занимаетесь. Слышала, как
за сержантов писали... Только сразу охлажу вас от головокружения. Если вы
думаете, что одни вы воевали за справедливость, то о том забудьте. Я сотни
людей вам в пример приведу... Уж говорить, так говорить! Вся рать
пограничная поднялась на их защиту... Шугов - Шуговым. А честь других...
Нет, честь не замай! Такой есть русское слово. Хорошее слово.
Я сказал, что никогда себе не приписывал лавры освободителя. Да это
мне и ни к чему. Мне своего хватает.
- Сотни людей тогда не смирились. Жив был этот изверг Берия. Не
юлили, на эшафот шли ради справедливости. Наделал, конечно, Шугов дел!
Я вспомнил, как она сидела на чемоданах, когда я приезжал на границу
после побега Шугова. Я пытался увидеть ее лицо из того времени. Нет, на
нем не было слез. Она тогда еще не знала, что муж в чем-то виноват? Хотя
бы в том, что Шугов пришел именно на его участок. Павликов доверился
полковнику.
- Мы дружили, - будто улавливая, о чем я думаю, заговорила она снова.
- И я догадывалась, что на Павла Афанасьевича поставлены капканы. Теперь
говорят: он в училище что-то такое сделал! А я думаю о другом. Сделал он
не то, когда женился на Леночке. Такие красивые должны быть в гражданке, а
не в форме.
- А почему вы догадывались, что на него были расставлены капканы?
Неужели в то время вам было что-то известно?
- А Лена? Или она не рассказывала? Она рассказывала мне обо всех, кто
за ней бегал. Мне поначалу-то завидно было. Думаю, зовут тут тетенькой,
комендантшей... Я-то на заставе правила порой, как у Пушкина в
"Капитанской дочке". Мне что? Сапоги кирзовые на ноги и бегаю, порядок
навожу. А Леночка... Когда она рассказала мне о генерале, я подумала, как
он ведет себя, так это будет ее ошибкой, если она вовремя не оттолкнется!
Так и вышло.
- Вы говорите о генерале, к которому она теперь ездит?
- Да. Вы скажете: я ошиблась, видите, он не забыл Леночку! Но это же
чудовищно. По судьбам прошагал и захватил женщину.
Я стал оправдывать генерала. Если бы Леночка не захотела, она бы не
пошла.
- Я с пятерыми была и, как сучка, готова была распластаться тогда...
Чтобы вместе, за другими не поплентаться!
Она вставила украинское слово.
Я увидел ее в том времени опять.
А что? Не нашлось бы и на нее?
- Ужасно, я вижу когда его... Я все вспоминаю. Как Шугов к нам
прибежал. Как была или не была! Может, он тогда Лену-то спас! Он знал,
Шугов, она выкрутится без него тут. Так ведь и вышло. А с ним... Загремели
бы.
- Я об этом уже слышал... Но вы теперь сказали: когда видите его...
Он сюда приезжает?
- Очень редко. И то, когда меня не бывает. Он кое-что помнит... Не в
свою пользу... А приезжает... Видимо, ему кто-то звонит.
- Ну а как вы не бываете? Что у вас есть еще какая-то работа?
- Я учительницей работаю в начальных классах. Сашенька мой брал меня
учительницей. Я тогда только окончила педтехникум. Уже тогда пограничники
или медсестер брали, или учительниц.
- Вы здесь, в деревне, и учительствуете? И успеваете все по
хозяйству?
- Можно было бы в деревню уехать, там и дом дают. Но я боюсь. Не
вытяну их, детишек. С помощью Мещерских это выйдет. У них внуков-то нет.
Они вроде моих и любят. Питанием помогают... Чего рваться куда-то?
Единственно, генерал догадывается, что я знаю то, чего не знает никто...
Да и передо мной, как сказала, должник!
- Генерал только догадывается, что вы знаете что-то, что другие не
знают? Или твердо убежден в этом?
- Придет, может, время - раскроется! Но я думаю... Что и на таких
когда-нибудь найдутся мечи. - Губы ее сжались. - А то все под охраной, все
под охраной! Надоело до чертиков! - Она встала. - Езжайте отсюда, не
гневите Бога. Уж давно поди доложили, что вы тут и меня обрабатываете.

Я догадался, кто позвонил. Неразборчивый Шаруйко. Он сказал, что там,
на даче, дежурит его кореш. Именно кореш и позвонил, что я был у
Павликовой. И когда на второй день я связался с генералом Ковалевым по
телефону, он мне выговорил:
- Чего-то мне не нравится твое поведение.
- Товарищ генерал, неужели мне нельзя посетить человека, которого я
когда-то провожал с границы? Неужели вы не сочувствуете мне? Я же пишу...
Мне об этом памятно.
Ковалев буркнул, что и беда таких, как я, которые пишут... Суют везде
свой нос. А как напишут, - потом отмывайся!
Я стал его уверять, что напрасно он так говорит, если мы уж
договорились, то нельзя подозревать. Иначе я за книгу и не возьмусь.
- Вот как сразу! - захрипел он. - Я дельце твое на досуге пробежал.
Знаешь, как в армии тебе говорили? Не умеешь - научим. Ты умеешь. А не
хочешь - заставим. Заставить можем. Ты в этом не сомневайся.
Я взорвался:
- Меня один такой уже пугал. Майор из СМЕРШа...
- Железновский, что ли? - хохотнул генерал Ковалев. - Тогда майором
был, а уже пугал? А полковником - пугал? Так и майор, и полковник -
стыдобушка! Ему надо было скрутить твои рога... Одним словом, вот что! Не
смей ходить за Еленой Зиновьевной!
- У меня есть за кем ходить.
- И ходи! А сюда - не топай. Не мути воду. Книжку... Книжку напишешь!
Ты понял меня? Как миленький напишешь!
- Дулю вам! - крикнул я.
- За автомат схватишься? Как в противотанковом дивизионе? Но с
автоматом-то ходить все время не станешь. Да и нет у тебя его. И с
дежурства не принесут солдаты, чтобы ты кинулся к пирамиде и схватил
автомат... Тебя еще тогда надо было по стенке размазать!
- А вас еще тогда... Вас еще раньше. Когда вы...
- А ну - мо-олчать! - заорала трубка.
- Что будет, если не замолчу? Учтите, генерал... Я сейчас - прямо в
редакцию. И напишу, что вы тут мне наугрожали. И ваше поганое учреждение
не спасет на этот раз вас от хамства.
- А ну молчать, сукин сын!
- От того и слышу, генерал! Вы учтите, я в газетном деле - не менее
вашего вешу. Поняли? Вот и теперь напишу! Все напишу, что знаю!
Видно, Ковалев опешил, что-то бухтел, сопел. Потом:
- Ну чего ты напишешь? Что старик на полном серьезе ревнует к тебе
свою женщину?
- Да нужна мне ваша женщина! Я ходил с прошлым встретиться! Вы же не
понимаете этого! И никогда не поймете.

8
Болиды - очень яркие метеоры.
Вечные снега в високосный год.
Весна на заставе Павликова.
Помнят ли его?
Железновский в роли моего провожатого.
Эшелон с ранеными.
Генерал Ковалев - инспектирующий.
Лена, зачем ты сюда приехала?
Я закопался в бумаги, бумажки, справки, справочки. Книга об
учреждении генерала Ковалева продвигалась вперед и вперед. У нее уже были
крылышки, было брюшко, головка. Все было розового цвета, патока лилась из
каждой поры этой книги. Я ни на что не обращал внимание. Я медленно шел к
намеченной цели. Я хотел одного - чтобы книга понравилась Ковалеву. В
первую очередь ему. Еще я хотел: чтобы он открылся мне. Где-то же должен
проговориться, кто есть он?
Интересно то, что после этой злой размолвки Ковалев сам позвонил мне.
И говорил как ни в чем не бывало. "Ну что с книжкой? Ты не вороти носом.
Мне она нужна, а ты заработаешь прилично. Плюнь на то, что грозил,
разотри". Я ему стал нравиться больше такой, огрызающийся...
И я перебирал бумажки, фотографии, справки. Вячеслав Максимович
Ковалев. Бедное детство в сельской семье. Восемь детей. Он самый младший,
любимчик отца. Отец контуженный. Умерла мать. Славик был активистом: ночью
Славик приносил в дом пшеницу, просо, нередко мясо и масло. Потом о них на
селе недобро говорили, но в то уже время, к зиме последней, Славика тут не
было: он учился на летчика, и это тогда было почетно. Приезжал весь в
значках, в кожанке, лихо отплясывал дома чечетку, говорили, что - как в
кино американцы.
Уезжал из отпуска с приключениями. До этого "врезался" в
двадцатидвухлетнюю вдову Клаву, мужа которой забили ребята соседнего села
за ухарство. Говорили, молодого лейтенанта любовь так взяла в свои
шершавые руки, что он дважды падал в обморок, когда в доме говорили:
- Клавка сегодня принимала председателя артели.
Даже, на что контуженный, его отец, тряся головой, выговаривал:
- С-сучка в женском виде!
Клавка сама пришла в дом, когда ей рассказали о лейтенанте и его
такой нездешней страсти: тутошние мужики любить - любили, но тихо, без
надрыва и истерики. В доме уже, рядом с контуженным, однако неглупым и
работящим отцом Вячеслава, находилась миловидная, ладненькая, манюсенького
роста женщина, мачеха. Клавка ей и зашептала на ушко:
- Оставила бы нас поговорить с товарищем лейтенантом...
Никого в доме на тот час не было. Мачеха уважила Клавкину просьбу, но
как женщина подглядывала в окно, что они там делают. Клавка бесстыдно
сняла кофточку и прижимала свои полные груди к лицу красивого летчика...
Через много лет Вячеслав Максимович повторил подобную влюбленность. И
объектом его была уже другая женщина. Блистательно она к тому времени
расцвела. Муж привез ее, наверное, на учебу с собой не зря. Соблазн был
для таких, как генерал Ковалев, великий.
Лена потом рассказывала Павликовой: один генерал упал в обморок,
когда танцевал с ней. Генерал был этот - председателем какой-то комиссии,
которая проверяла академию, где учился ее муж. Генерал потом писал ей
письма такого свойства: к нему вернулась-де молодость, ибо в молодости
случилась с ним подобная история.
Леночка была тогда в светлом платье, ее великолепные ноги, на которые
всегда заглядывались мужчины, просвечивались через редкой красоты ткань, и
этот генерал это все видел, как во сне, и он просил Леночку, пожалуйста,
простить за такую, не мужскую слабость: Боже, упасть в обморок!
Эта комиссия генерала потом вдруг занималась немаловажным, скорее,
даже сверхважным: раскрытием диверсии в академии. И генерал Леночке
признался, когда пошел провожать ее, что дело архискверное! В то время вся
группа Павла Афанасьевича Шугова вынуждена была коротать время в наспех
оборудованных помещениях летнего лагеря. Группа была специально вывезена
туда на время проверки.
Генерал все рассказал Леночке про себя. Недавно поместил в больницу
жену, теперь временно холостякует... И не соизволит ли Леночка принять
приглашение посетить его обитель? Ведь он, между прочим, держит на
контроле это архискверное дело!
Леночка сказала: а почему бы и нет? Хочется посмотреть, как временно
живут одинокие мужчины.
- Нет, нет! Я не одинок! - возразил генерал слишком горячо. - С тех
пор, Леночка... Я скажу о банальных вещах. И скажу банально... Но с тех
самых пор, как я... упал в обморок, я стал не одинок!
Она засмеялась:
- Неужели я виновата в этом?
- Леночка, конечно, вы. Смешно, правда? Но я рядом с вами молодею.
Собственно, я начинаю понимать, почему тогда, в седую старину, пожилые
люди так украшали себя молодыми женами. Я когда теперь думаю об этом, мне
невмоготу.
Генерал открыл дверь замысловатым, неестественно длинным ключом. Она
посмотрела на него с иронией, однако он заметил, что теперь это самый
модный, самый надежный замок. Он говорил это полушутливо-полусерьезно. И
она поверила ему уже в пятикомнатной квартире-музее, где все было
настолько тщательно и с любовью подобрано, что, если бы и нашлись глубоко
разбирающиеся, со вкусом люди, они бы не смогли ни к чему придраться.
Здесь была старинная, но не пахнущая тленом мебель, а вызывающая
приглашать осмотреть ее, пальчиком одним дотронуться вначале, затем
бережно и с любовью погладить, восхититься, вобрать в себя здешнюю,
божественно сотворенную кровать, низкую, итальянского образца, сделанную
лучшей фирмой, которая пользуется всемирной славой; этажерку, куда можно,
отстегнув от ушей, удобно уместить в нише серьги; необыкновенную люстру,
ровно освещающую сказочно подобранный, квадрат к квадрату, пол... Чего тут
только еще не было!
Ее терзала одна мысль: когда он, этот пожилой красавец-генерал,
начнет приступ? И это волновало, воображение ее было вспыхивающим. Кроме
этого, она давно не жила с Павлом Афанасьевичем. Не жила с тех самых пор,
когда, после того самого вечера, он осудил ее за то, что она искусственно
взбодрила и себя, и окружающих, надев такое тонкое, пусть и красивое,
платье, через которое все можно рассмотреть. Его ревность не имела границ,
и в этот раз она решила его проучить. Но все это давалось им с трудом, и
две недели они спали порознь, а потом вдруг эта отправка группы в летние
казармы...
- Коньяк? Водочка? Вино?
Он упрашивал учтиво. Он уже переоделся. И как ни странно, без формы
он выглядел намного моложе, интереснее и значительнее. У него была гордая
седеющая голова, широкий лоб, прямой и красивый нос, полные и жадные к
любви губы. Он чуточку уже пах духами, и нежный этот запах постепенно
молодую женщину тревожил, тревожил все больше и больше.
- Кто будет хозяйничать? - спросила она.
- Как пожелаете. Я бы на вашем месте сходил в ванну, можно
освежиться. А я пока приглашу нашу домохозяйку Марью Ивановну. Она здесь,
рядом. Минута хода.
- Идет, - кивнула она головой.
"Я не хочу, - сказала она себе, уходя в ванную. - Я здесь не первая и
не последняя". Но тут же, второй, какой-то чужой и очень взвешенный голос
перебил: это архискверное дело, Боже! Ведь в самом деле - скверно, если
впутать в историю мужа... А потом... Генерал не падал в обморок от других!
Он упал рядом с тобой!
Она или шутила, или просто издевалась над ситуацией, в которой
оказалась.
Когда она вернулась из ванной, все сияло на столе, и было это
уважительное серьезное угощение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30