https://wodolei.ru/catalog/dushevie_dveri/dlya-dushevyh-kabin/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

он сидит в палатке,Весь раззолоченный, глаза сверкаютТак, словно Рим предать огню хотят.Он жалость заточил в тюрьму обиды.Когда пред ним я преклонил колени,Он процедил мне: «Встань!» — и отослалМеня рукой безмолвною, а послеУведомил меня письмом о том,Что может сделать и чего не может,Поскольку связан клятвой, данной вольскам.13Итак, одна у нас надежда —Достойные его жена и мать,Которые, как слышал я, решилиМолить его о жалости к отчизне.Идем. Упросим их поторопиться.
Уходят. СЦЕНА 2 У входа в лагерь вольсков под Римом. На постах стоят часовые . К ним подходит Менений .
Первый часовой
Стой! Ты откуда взялся?
Второй часовой
Стой! Назад!
Менений
Хвалю: вы хорошо несете службу.Но я сановник, и с КориоланомУ нас дела.
Первый часовой
Откуда ты?
Менений
Из Рима.
Первый часовой
Назад! Не хочет вождь о Риме слышать.
Второй часовой
Скорей твой Рим сгорит, чем ты с вождемПоговоришь.
Менений
Любезные мои,Когда ваш вождь рассказывал при васО Риме и своих друзьях, ручаюсь,Меня упоминал он. Я — Менений.
Первый часовой
А все ж — назад! И с именем такимТебе здесь ходу нет.
Менений
Послушай, малый,Твой вождь меня любил. Я был той книгой,Где летопись велась его деяньям.Читали в ней сограждане о славеЕго бессмертной, хоть отчасти мноюПреувеличенной, затем что яДрузьям (а он меж ними первым был)Воздать по правде должное старался,Но слишком уносился вдаль порой,Как шар, который пущен по дорожкеС обманчивым наклоном и длиною,И уснащал хвалу крупицей лжи.Поэтому дай мне пройти, приятель.
Первый часовой
Честное слово, налги ты ему в похвалу столько же, сколько слов в свою собственную честь наговорил, я и тогда не пропустил бы тебя. Нет, даже если бы ложь, как целомудрие, считалась добродетелью. Поэтому — назад!
Менений
Да пойми ты, приятель: меня зовут Менений, и я всегда был сторонником твоего вождя.
Второй часовой
Вернее, лжецом, который, как ты сам уверяешь, вечно про него небылицы сочинял. Зато я обязан резать правду, раз уж состою у него на службе. Поэтому заявляю тебе: не пропущу. Назад!
Менений
Ты мне хоть скажи, обедал он или не обедал. Пока он не пообедал, я лучше с ним говорить не буду.
Первый часовой
Ты — римлянин, не так ли?
Менений
Да, как и твой вождь.
Первый часовой
Значит, ты должен был бы ненавидеть Рим, как и он. На что ты надеешься? Вы сначала вытолкали за ворота лучшего вашего защитника, отдали врагу свой собственный щит, чтоб угодить бессмысленной черни, а теперь думаете, что хныканье ваших старух, сложенные руки ваших дочерей да плаксивые мольбы выживших из ума старикашек, вроде тебя, спасут вас от его мести. Уж не собрался ли ты своим немощным дыханием задуть огонь, который вот-вот охватит ваш город? Не тут-то было! Поэтому — назад! Вернись в Рим, пусть там к казни готовятся. Вы все осуждены. Наш вождь поклялся, что пощады никому не будет.
Менений
Ты полегче! Если бы твой начальник знал, что я здесь, он бы меня принял с уважением.
Первый часовой
Поди ты. Мой начальник тебя и знать не знает.
Менений
Да я говорю не о твоем центурионе, а о самом вашем полководце.
Первый часовой
А ему-то что за дело до тебя? Назад! Кому я говорю? Уйди, не то я из тебя последние полпинты крови выпущу. Назад!
Менений
Но послушай, приятель, послушай…
Входят Кориолан и Авфидий .
Кориолан
Что тут происходит?
Менений (первому часовому) Ну, приятель, я сейчас за тебя замолвлю словечко! Ты еще увидишь, как меня здесь уважают. Знай, что какому-то паршивому часовому никогда не удастся отогнать меня от Кориолана: он же мне все равно что сын. Вот послушай, как мы с ним поговорим, и сообрази, что не миновать тебе повешения или иной казни, которая для зрителей будет попродолжительнее, а для тебя самого потяжелее. Ну смотри же: сейчас ты от страха в обморок свалишься. (Кориолану.) Пусть ежечасно совет всемогущих богов печется о твоем благоденствии и пусть они любят тебя так же крепко, как твой старый отец Менений. Сын мой, сын мой! Ты готовишь для нас пожар, но влага вот этих глаз потушит его. Римляне долго не могли упросить меня пойти к тебе, но я знал, что я один способен тронуть твое сердце, и, наконец, их вздохи выдули меня за ворота города. Взгляни, я, я заклинаю тебя — прости Рим и твоих соотечественников, с мольбою взывающих к тебе. Да растворят благие боги твой гнев в наших слезах и выплеснут его остатки на вот этого бездельника, на этого чурбана, который преградил мне дорогу к тебе.
Кориолан
Уйди!
Менений
Как! Уйди?
Кориолан
Мать, сын, жена — я больше их не знаю.Мои дела другим отныне служат.За много месть, а право на пощаду —За вольсками. Скорей я отравлюЗабвением былую нашу дружбу,Чем милосердьем покажу, как прочноМы ею были связаны! Уйди!Мой слух для ваших просьб надежней замкнут,Чем от моих солдат ворота ваши.Но так как ты был дорог мне когда-то,Возьми бумагу эту. Для тебяЯ написал ее и собиралсяТебе отправить. (Дает ему бумагу.) А теперь, Менений,Уйди, не тратя слов. — Авфидий, в РимеОн мною был любим, однако видишь…
Авфидий
Да, неизменен ты во всем.
Кориолан и Авфидий уходят.
Первый часовой
Ну, достойный муж, так, значит, твое имя Менений?
Второй часовой
Скажите, каким оно оказалось всесильным! Дорогу домой сам найдешь?
Первый часовой
И влетело же нам за то, что мы такую высокую особу не пропустили!
Второй часовой
Что-то не вижу я, чтобы мне от страха в обморок свалиться пришлось.
Менений
Нет мне дела ни до вашего вождя, ни до всего света. А уж о таких ничтожествах, как вы, мне и думать не стоит. Кто сам на себя решил руки наложить, тот убийц не испугается. Пусть ваш вождь творит свое черное дело. Вы же оставайтесь такими, какие вы есть, чтобы ваше убожество возрастало с годами. Скажу вам то же, что вы мне говорили: «Прочь с глаз моих!» (Уходит.)
Первый часовой
А ведь правду сказать — человек-то он достойный!
Второй часовой
Нет, достойный человек — это наш вождь: он вроде скалы или дуба — его никакой ветер не свалит.
Уходят. СЦЕНА 3 Палатка Кориолана. Входят Кориолан, Авфидий и другие .
Кориолан
Итак, с рассветом войско Рим обложит. (Авфидию.) Тебя, мой сотоварищ по походу,Прошу я донести сенату вольсков,Что вам я верен был.
Авфидий
Лишь в вашей пользеСтремился ты, не внял моленьям РимаИ уповавших на тебя друзейНе выслушал ни разу.
Кориолан
Тот старик,Что в Рим с разбитым сердцем мной отослан,Любил меня сильнее, чем отец, —Боготворил меня. Его посольствоПоследнею надеждой Рима было.О нашей стародавней дружбе помня,Я, хоть и встретил холодно его,Вновь предложил им мир на тех условьях,Который они отвергли раньше,Да вряд ли примут и теперь. Я сделалЛишь самые ничтожные уступки,Чтоб старика утешить (он ведь думал,Что может многого достичь). ОтнынеЯ не хочу посланцев Рима видеть,Мольбам друзей внимать.
За сценой шум.
Что там за шум?Не снова ли пытаются склонитьМеня к тому, чтоб я нарушил клятвуВ тот миг, когда принес ее? Ну нет!
Входят в траурной одежде Виргилия, Волумния , ведущая маленького Марция, Валерия и свита .
Идет моя жена! За нею следом,Ведя с собою маленького внука, —Та, что служила благородной формойДля лепки этой плоти. (Указывает на себя.) Прочь, любовь!Да распадутся узы прав природы!Пусть будет добродетелью моеюНеумолимость! Да, но как прелестныГлаза и стан моей голубки! Боги,И вы презрели б клятву ради них!Растроган я. Как все другие люди,Я создан не из камня. Предо мнойСклонилась мать моя, как будто долженОлимп сгибаться перед кротовиной.И мальчик мой глядит с такой мольбою,Что мне кричит всевластная природа:«О, сжалься!» Нет, пусть вольски Рим распашутИ взборонят весь италийский край, —Не подчинюсь я, как птенец, влеченью,Но твердость сохраню, как если б самЯ был своим творцом, родства не зная.
Виргилия
Мой муж и господин, ты не узнал нас?
Кориолан
Мои глаза теперь не те, что в Риме.
Виргилия
Так говоришь ты потому, что гореНас изменило.
Кориолан
Как плохой актер,Я сбился с роли, к своему позору.О половина лучшая моя,Прости мою жестокость, но не требуй,Чтоб римлян я простил. (Целует Виргилию.) Твой поцелуй,Как мщенье, сладок, как изгнанье, долог!Клянусь небес ревнивою царицей,Мои уста твой поцелуй прощальныйВсегда хранили в чистоте. — О боги,За болтовней я позабыл склонитьсяПред благороднейшей из матерей! (Становится на колени.) Колени, опуститесь, чтобы в прахВдавил я след почтенья так глубоко,Как ни один из сыновей.
Волумния
О, встаньИ будь благословен. Не на подушки —На камни я склоню свои колениПеред тобой, чтоб так тебя почтить,Как по ошибке дети почиталиДоныне матерей. (Становится на колени.) Кориолан
Что! На колениПред сыном, столь наказанным, ты встала?Тогда пускай до звезд подпрыгнут камниБесплодных побережий; пусть хлестнетВетвями гордых кедров дерзкий ветерПо пламенному солнцу. Все возможно,Раз невозможное сбылось.
Волумния
Мой воин,Ты создан мною. (Указывает на Валерию.) Узнаешь ее?
Кориолан
Публиколы достойная сестра,О римская луна, что чище льдинки,Морозом на святилище ДианыПовешенной!.. Валерия, привет!
Волумния (подводя к Кориолану сына) А вот и малое твое подобье,Которое с годами может статьСовсем таким, как ты.
Кориолан
Пусть бог войныС согласия Юпитера даруетТебе высокий дух, чтоб для бесславьяТы был неуязвим и в ратных буряхСтоял неколебимо, как маяк,Спасая тех, кто лик твой светлый видит.
Волумния
Встань на колени, внук.
Кориолан
Мой славный мальчик!
Волумния
Валерия, твоя жена, я, он —Мы все пришли тебя просить…
Кориолан
Умолкни!А если не просить не можешь, помни:Не отступлюсь я от того, в чем клялся.Не требуй, чтобы распустил я войскоИль с подлыми мастеровыми РимаПокончил дело миром, не тверди,Что я бесчеловечен, и не пробуйВзывать к рассудку, чтобы охладитьМой гнев и жажду мести.
Волумния
О, довольно!Ты нас предупредил, что не уступишь,А мы пришли просить о том, в чем намТы отказал заранее. Но все жеПопросим мы, чтоб в случае отказаТвое жестокосердье на тебяЛегло пятном. Поэтому послушай.
Кориолан
Авфидий, вольски, подойдите. РимлянБез вас не стану слушать я. — В чем просьба?
Волумния
Без наших слов — по лицам и по платьюТы можешь угадать, как нам жилосьСо дня изгнанья твоего. Подумай,Найдутся ль в мире женщины несчастней,Чем мы? Твой взгляд, который был бы долженНам увлажнить глаза слезою счастья,Сердца наполнить трепетом восторга,Несет нам лишь отчаянье и ужас.Ты нас — супругу, сына, мать — заставляешьСмотреть, как раздирает грудь отчизныСупруг, отец и сын. Твою враждебностьНам видеть горше, чем другим: тобоюЗакрыт нам путь к молитве — утешенью,Доступному для всех. Нельзя ж молитьсяОдновременно за твою победу,Как долг велит, и за отчизну нашу,Как долг велит. Увы! Лишимся мыИль дорогой, вскормившей нас отчизны,Или тебя, дарованного еюНа утешенье нам. Нас горе ждет,Какой бы из молитв ни вняли боги:Ведь ты или по улицам в цепяхПройдешь, как чужеземец и предатель,Или, поправ развалины отчизны,Венком увенчан будешь за отвагу,С которой пролил кровь жены и сына.Что до меня, то я, мой сын, не стану,С судьбою примирясь, покорно ждатьКонца войны. Уж если я не в силахСклонить тебя великодушным бытьК обеим сторонам, а не стремитьсяДобить одну из них, то знай, что, преждеЧем двинуться на Рим, тебе придетсяНогою наступить на чрево той,Что жизнь тебе дала.
Виргилия
И на мое,Где зачат сын, который должен имяТвое сберечь.
Мальчик
Он на меня не ступит:Я спрячусь, вырасту и драться буду.
Кориолан
Чтоб неженкой, как женщины, не стать,Глядеть не надо на детей и женщин.Я засиделся тут. (Встает.) Волумния
Ты не уйдешь.Когда б мы римлян пощадить просилиНа гибель вольскам, чей слуга ты ныне,Ты был бы вправе упрекнуть нас в том,Что честь твою мы ядом отравляем.Но молим мы тебя лишь примиритьВраждебные народы, чтобы вольскиМогли воскликнуть: «Мы явили милость!».А римляне: «Мы приняли ее!»,Чтоб обе стороны тебя встречалиПриветом общим: "Будь благословен,Ты, что принес нам мир!" Мой сын великий,Ты знаешь, счастье на войне — неверно;Но верно то, что, если Рим ты сломишь,Заслужишь ты одну награду — имя,Которому проклятья будут вторитьИ под которым летопись напишет:"Он был велик, но все его деяньяПоследнее из них свело на нет.Он родину сгубил, за что навекиПокрыт позором!" — Отвечай мне, сын!Ведь ты считал, что высший признак чести —Быть равным в милосердии богам,Чья молния, пронзая щеки неба,Становится затем секирой громаИ лишь дубы разит. Что ж ты молчишь?К лицу ли тем, кто сердцем благороден,Обиду помнить? — Нет, он глух к слезам. —Дочь, говори же с ним. — Малыш, проси.Твой лепет, может быть, его скорее,Чем наши слезы, тронет. Кто на светеОбязан большим матери, чем он?И все ж он допустил, чтоб я к немуВзывала безответно, как колодник. —О, ты всегда был с матерью неласков,Ни в чем не уступал ей, хоть она,Клохча, как одинокая наседка,Жила тобой, тебя для битв растила,Ждала, когда со славой из походаВернешься ты… Что ж, если наша просьбаНесправедлива, прогони меня;А если справедлива — ты бесчестенИ гнев богов изведаешь сполнаЗа то, что посягнул своим отказомНа право матери. — Он отвернулся!Все на колени: пристыдим его!
Все падают к ногам Кориолана .
Ведь он Кориолан, а это имяНе жалости, но гордости сродни.Склонимся перед ним в последний раз.Откажет — возвратимся, чтобы домаСреди соседей встретить смерть. — Взгляни жеНа нас, взгляни хотя б на малыша:Не знает он, о чем просить, но с намиК тебе ручонки тянет на коленях.А это довод посильнее тех,Которыми отказ ты подкрепляешь. —Идем. Довольно. Этот человекНа свет от вольской матери родился,Жена его, наверно, в Кориолах,И внук мой на него похож случайно. —Что ж ты не гонишь нас? Я помолчу,Пока наш город пламя не охватит,А уж тогда — заговорю.
Кориолан
О мать,Что сделала со мною ты! Взгляни,Разверзлось небо, и со смехом богиНа зрелище неслыханное смотрят.О мать моя! Счастливую победуДля Рима одержала ты, но знай,Что сына грозной, может быть, смертельнойОпасности подвергла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15


А-П

П-Я