А когда я Елену прямо об этом спросила, та лишь плечами пожала. Так что не скажу, не знаю. Вот помню одно: её бывшая хозяйка очень уж интересно прозывалась, ну прямо кошачье имя, не то Мися, не то Мизя. Представляете, взрослая женщина и такое имечко, я ещё понимаю, была бы молоденькой…На этот раз я не разделила возмущения пани Осташковой, ибо у меня перехватило дыхание. Меня как электрическим током ударило, и по всему телу мурашки пробежали. Мися, Мизя… Нет, невозможно такое стечение обстоятельств! Хотя… Раз Елена написала мне, это о чем-то говорит. И упоминание о какой-то бабе, которая меня ненавидит… Езус-Мария!— …Ездила к ним убираться в доме, сдаётся мне, они хорошо платили, денежки у Елены ведь водились, каждый раз что-нибудь да привозила — то детям мелочи, то подарок какой, — продолжала тараторить пани Осташкова как заведённая машина, не в силах самостоятельно остановиться. — Но точно не скажу, не знаю. А знать может Еленина подружка, была у неё такая, хотя я никогда её не видела и как зовут — не знаю, но вот была, это точно. Они с ней ещё в школе вместе учились, мы-то с Еленой в разных классах были, так что подруг её я не знала, но Елена столько раз говорила, бывало — вот, слава Богу, хоть есть с кем поговорить, а ей много подруг и не требуется, одной хватит. Как будто со мной поговорить нельзя, уж, кажется, кто ей ближе…О Елениной подружке пани Осташкову заставила вспомнить давняя обида — как же, оскорбили ближайшую родственницу в лучших чувствах. Я ухватилась за подружку как утопающий за соломинку, но она и оказалась соломинкой. Пани Осташкова ровно ничего не знала о подруге, и я должна была вновь выслушивать бесконечные жалобы на скрытность и таинственность Елены. Специально, что ли, скрывала свою единственную подругу от неё, пани Осташковой? Единственное, что удалось установить, это факт её проживания где-то неподалёку от Елениных хозяев с большим садом. Ну и сам факт существования подружки.Возвращаясь в Варшаву, я раздумывала над тем, чего бы добились полицейские, если бы вместо меня попытались пообщаться с пани Осташковой. Думаю, немногого. Мною супруг пани Осташковой пренебрёг, а вот к полиции отнёсся бы со всем уважением, а следовательно, присутствовал бы на допросе жены и сдержал её безудержное словоизвержение. Мужчина, судя по всему, серьёзный, уж он бы не допустил никаких бабьих сплетён и пересудов, никаких глупых разговорчиков. А ведь ценными были именно эти бабьи пересуды.Ах, как мне не хватает Гжегожа!Полиция и в самом деле уже на следующий день сочла нужным побеседовать со мной. Позвонил пан полковник лично и попросил разрешения нанести мне визит. Не хочет он меня с ногой таскать по этажам и кабинетам, поэтому явится ко мне домой с одним из своих сотрудников. Пожалуйста, разумеется, сколько угодно, ничего не имею против, всегда рада приятным гостям.С удовлетворением напялила парик, наконец-то не было никаких противопоказаний. Поистине нет худа без добра, конечно, лучше бы ко мне в гости пришёл Гжегож, но тогда пришлось бы обязательно или отправляться к парикмахеру, или мыть голову. Хотя какой парикмахер? Его хватает на один вечер, дольше причёска не держится, лучше уж самой постараться. Представляю, сколько бы намучилась, из-за ноги трудно наклоняться над ванной, фактически опираться можно только на одну. Над раковиной тесно, в общем, одна мука.В полиции явно что-то изменилось. Полковник стал мягче в обращении со мной, не было уже прежней официальной сухости, а вежливость какая! Ну просто вдруг полюбил меня ни с того ни с сего.Погружаясь в мягкое кресло со стаканом пива в руке, он вкрадчиво проговорил:— Надеюсь, теперь я услышу от вас всю правду. Считайте, это не официальный разговор, ну, не совсем официальный, просто мой спутник, капитан Борковский, очень хотел познакомиться с вами лично. Его чрезвычайно заинтересовали ваши необыкновенные приключения.Капитан Борковский почти годился мне в сыновья. Лет двадцать назад, когда Мизя разбивала моё личное счастье, он ещё ходил в школу и гонял с дружками футбольный мяч по заасфальтированной спортплощадке. Из него вырос очень приятный молодой человек.А полковник тоном светской беседы продолжал:— Наверняка Елена Выстраш сказала вам ещё что-то. Да, да, правильно, до нас уже дошло происшествие с груецким викарием. Ведь не без причины же вы поехали на встречу с ним?Со вчерашнего дня у меня было достаточно времени, я подготовилась к встрече с полицией и решила для себя, о чем расскажу, а о чем и умолчу. Не могла я выложить все, что думаю по поводу своих необыкновенных приключений, слишком много по этому поводу набралось домыслов и неясностей и слишком мало конкретных данных.— Вы правы, пан полковник, — ответила я, — хотя то, что услышала от Елены Выстраш, трудно назвать высказыванием. Она с трудом успела прошептать, что знает о каком-то преступлении, а исповедуется у ксёндза в Груйце. Викария не назвала, на него я вышла случайно. Вот и все.— А что сказал викарий? — гнул своё полковник.— Сказал только, что подумает, ничего конкретного. Елену он припомнил, но не уверен, на исповеди ведь человек своей фамилии не называет, однако как-то её вычислил по моим рассказам. И все. Сразу после нашего разговора в него кто-то стрелял. Сами понимаете, я не стала терзать тяжело раненного человека, не впилась в него как гарпия какая-нибудь…В приятный разговор вмешался капитан Борковский.— Что касается исповеди, — пробормотал он, — то и здоровый вряд ли бы что пани сказал.Ага, надо ковать железо, пока горячо. И я начала невинным тоном:— Если бы не проклятая нога, давно бы съездила в Лодзь и разузнала все о катастрофе. А пока, увы! Лодзинские булыжные мостовые хоть и славятся своими революционными традициями, для моей ноги совершенно неприемлемы. А очень хочется знать, как там все было на самом деле, насколько верно моё предположение. Сама ли Елена выскочила из машины или её вытолкнули? Не могла она вылететь из машины назад после лобового столкновения, это противоречило бы законам природы, не станете же вы утверждать…— Не станем, — согласился полковник. — Тадик, покажи пани…И я принялась внимательно изучать полный отчёт об автопроисшествии. Из него яснее ясного следовало, что я была права. Елена оказалась на обочине шоссе до столкновения, а не после. Возможно, вырывалась из рук водителя, тот на мгновение выпустил руль, всего на доли секунды, но в сложной дорожной ситуации это привело к катастрофе.Прежде чем сообразила, что говорю, уже вырвалось:— Похитили её! Пыталась сбежать…— И мы такого же мнения, — признался полковник. — Думаю, пани знает, почему похитили.— Фиг я знаю! А вот вы знаете — кто. Ведь её похитителей могли же видеть, им в катастрофе здорово досталось. Или так изуродованы, что лиц не разберёшь?— Считайте, не разберёшь. Водитель погиб на месте, остальные, если таковые были, сбежали. Что скажете?— О Боже, ничего! Ведь до сих пор многого не понимаю. Что они с головой вытворяли, когда и где её отрубили?Мужчины переглянулись, потом как по команде устремили взгляды куда-то за окно и только потом взглянули на меня. Полковник вздохнул.— Ну хорошо, слушайте. Все произошло совсем не так, как мы предполагали, похоже скорее на какую-то кошмарную хохму. Учтите, мы беседуем неофициально, протокола не ведём, надеюсь, вы тоже не записываете на магнитофон моих слов, и предупреждаю, в случае чего — отопрусь. Так вот…Каждое слово полковника я впитывала, как губка морскую воду. Дело обстояло следующим образом. Лодзинская катастрофа была серьёзной, жертв оказалось много, кроме Елены ещё несколько человек пострадали, были и погибшие, поэтому полиция охотно воспользовалась добровольной помощью общественности. Все пострадавшие в машину «скорой помощи» не умещались, и полиция с благодарностью приняла предложение водителя случайного «мерседеса» отвезти Елену в больницу. Он сказал, что поедет следом за машиной «скорой помощи». Водитель с одним из санитаров загрузили Елену в «мерседес» и привет! На этом контакты с водителем «мерседеса» закончились, ибо до госпиталя он не доехал. И, откровенно говоря, не очень-то и беспокоились, решили, что пострадавшая оказалась в лучшем состоянии, чем первоначально предполагалось, по дороге совсем оклемалась, и водитель, добрая душа, доставил её домой. Такое в полицейской практике не раз случалось. Поехала женщина домой залечивать свои синяки самостоятельно. Однако через несколько дней…Пронырливость детей не имеет границ. Какой-то мальчишка, катаясь на роликах, подглядел, как двое мужчин извлекли из «мерседеса» некий тяжёлый свёрток. Дело происходило на безлюдной дороге недалеко от местечка Моджев. По обе стороны дороги растёт лес. Мужчины потащили свёрток в лес и недалеко от дороги закопали, даже не очень глубоко. Мальчишка проследил за ними, а потом прямиком отправился в комиссариат полиции и сообщил о том, что видел. И уже через три часа в указанном месте были раскопаны останки женского тела без головы. Номера машины парень не запомнил, да это и не имело особого значения, наверняка был поддельный. По чистой случайности останки попали в ту же больницу, куда свозили жертв катастрофы, и их опознал санитар.— Опознал он их по одежде, — рассказывал полковник, — по такой… как бы это правильно назвать? Кожаной жилетке, что ли. Женщина, которую санитар посадил в случайный «мерседес», как раз одета была в очень красивую кожаную жилетку, санитару запомнилась, потому что о такой давно мечтала его жена, всю плешь бедняге проела. Они чуть не развелись на почве жилетки, так что для санитара это был больной вопрос, вот он и запомнил этот предмет одежды и опознал труп даже без головы. Ведь лично заталкивал пострадавшую в машину, и жилетка колола ему глаза, это он так сказал, не я, ну и теперь на безголовом трупе оказалась такая же жилетка. Вот так выяснилось, что одна из жертв катастрофы не доехала до больницы и лишилась головы. Честно скажу — поднялся шум, дошло и до нас, а тут появляетесь вы с сообщением о голове Елены Выстраш. Естественно, мы увязали эти два сообщения. Пока нам известно лишь то, что Елена Выстраш стала жертвой каких-то преступников…— Но ведь потом у неё голова опять появилась! — вскричала я. — Откуда?!— Подбросили. Прямо в морг. Вам известно, какие порядки творятся в наших больницах, или рассказать подробнее?— Нет необходимости. Значит, не будь меня, вы бы до сих пор ломали головы над безголовым трупом, извините за каламбур?— Ломали бы, вот почему мы и пришли к вам в гости. Очень, очень странное дело, таких не оставляют незавершёнными. Пока честно признаюсь — понятия не имею, каким боком это с вами связано, может, случайность. А тогда, наткнувшись на катастрофу, вы сразу же и уехали?Пришлось опять во всех подробностях описывать автомобильное происшествие на Лодзинском шоссе, причём от меня требовалась точность до секунды. А поскольку я твёрдо решила умолчать о письме Елены, было очень непросто определить своё место во всех происшествиях. Вот если бы ей немедленно отрубили голову и запихали в багажник ближайшего автомобиля, то есть мой, — это понять можно. Но ведь это сделали или на следующий день, или и вовсе через два дня после катастрофы, так почему же её сунули именно мне?!— Я уже думала об этом, — запинаясь произнесла я. — У них была возможность сделать это уже в Згожельце. Просто хотели избавиться от улики. Ведь смотрите, как получается. Труп неопознан, документов вы никаких не нашли, а голова уедет со мной за границу…— …и вы выбросите её на ближайшую заграничную помойку, — продолжил полковник.— Было такое желание, не стану скрывать.— О Господи! — с ужасом произнёс капитан Борковский.— Какое счастье, что не выбросили! Думаю, вы догадываетесь — мы подозреваем, что вы от нас что-то скрываете. Знаете, многолетний опыт научил разбираться в людях. Вас мы проверили, в принципе вы не замешаны ни в каком преступлении, ни в чем предосудительном, но ведь все ещё впереди. Могли даже и заняться преступной деятельностью, скажем, месяц назад, до нас ещё не дошло… Ну подумайте сами, ведь мы же не дураки, понимаем, вы к нам обратились не случайно и вообще могли скрыть от нас голову, а тем более ананас.— Так ведь я думала, что у меня в багажнике все ещё голова! — вырвалось вопреки воле.— А вы уверены, что в Париже она ещё у вас была?— В первый день — точно была, а потом — черт её знает… Нет, погодите, если бы не было, с чего бы они лезли ко мне в машину в Штутгарте? И вообще мне представляется следующее: самое разумное признать, что они ошиблись, то есть голову мне подбросили по ошибке, потом ошибку обнаружили и захотели получить обратно своё имущество. Впрочем… слишком много случайностей нагромоздилось, вот нога тоже говорит за себя. О Боже, тут нога, там голова, ну за что мне такое наказание с конечностями?Ногой полицейские жутко заинтересовались, выяснилось, они не знают о ней практически ничего, как-то раньше речь о ней не заходила. Теперь я восполнила упущение. Выслушали меня с громадным интересом и забросали вопросами. Пришлось поднапрячься и вспомнить — перед банком было чисто, никакого мусора там не валялось, подозрительных личностей я тоже не заметила, а солнышко на чугунной решётке под деревом заставили нарисовать и рассматривали с полицейским прищуром. Потом попросили предъявить ногу и столь же обстоятельно изучили её, клянусь, в лупу разглядывали, уж куда тщательнее, чем врач ортопед. Возможно, кое-какие выводы для себя извлекли, но мне, паразиты, ни словечка не сказали, только головами качали и сочувственно цокали.Я обиженно прокомментировала:— Понимаю, я, наверное, должна быть вам благодарна, что вы оставляете мне ногу, а не уносите с собой в качестве бесценного вещдока. Ну ладно, благодарю, и что дальше?— А ничего. Вы ещё подумайте, вот вам телефон капитана…И ушли. А я могла бы биться об какой угодно заклад, что стала для них подозреваемым номер один… * * * Гжегож, как и вчера, позвонил перед уходом с работы. Нетерпение заставило меня позабыть о всякой осторожности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35