Джордж Уайльд вышел в заднюю комнату и вернулся с бутылкой шотландского виски и несколькими рюмками:
– Сейчас это достать трудно, но я считаю, что вы заслужили рюмку за мой счет, мистер Девлин.
– Лайам, – сказал Девлин. – Зовите меня Лайам. – Он взял рюмку виски. – Он всегда такой?
– Всегда, сколько я его знаю.
– Когда я приехал, на улице была девушка на двуколке с пони. Он ею особенно интересуется?
– Считает, что у него есть шанс, – Лейкер Армсби снова захихикал. – Только она его не принимает.
– Это Молли Прайор, – сказал Уайльд. – У них с матерью ферма милях в двух по эту сторону Хобс Энда. Ведут на ней хозяйство с прошлого года, когда умер ее отец. Лейкер помогает им по нескольку часов, когда не занят в церкви.
– Сеймур тоже у них что-то делает. Тяжелую работу.
– И наверно, считает, что уже владелец? А почему он не в армии?
– Это тоже больное место. Его не взяли из-за порванной барабанной перепонки.
– И он, надо думать, считает это оскорблением своему великому мужскому достоинству, – сказал Девлин.
Уайльду стало неловко, он счел необходимым объяснить:
– Я сам схватил пулю в артиллерии у Нарвика в апреле 1940 года. Потерял коленную чашечку, так что война для меня была короткой. А ты свою получил во Франции, как я понял?
– Точно, – спокойно сказал Девлин. – Около Арра. Отбыл на носилках через Дюнкерк и ничего другого и не помню.
– И провалялся больше года по госпиталям, как мне сказала миссис Грей?
Девлин кивнул:
– Великая женщина. Я ей очень благодарен. Ее муж знал моих дома еще много лет назад. Если б не она, не получить бы мне этого места.
– Леди, – сказал Уайльд. – Настоящая леди. Никого в округе так не любят, как ее.
Лейкер Армсби сказал:
– Теперь возьмем меня. Я схватил свою первую пулю на Сомме в 1916 году. Служил в шотландском гвардейском полку.
– Ну и ну! – Девлин вытащил из кармана шиллинг, шлепнул его на стол и подмигнул Уайльду: – Поднеси ему пинту, а я поехал. Работы много.
Добравшись до прибрежной дороги, Девлин поехал по тропинке вдоль дамбы на северной стороне болота Хобс Энда к опушке сосновой рощи. Был свежий осенний день, холодный, но бодрящий, по голубому небу мчались друг за другом белые облака. Он прибавил газ, и мотоцикл с треском помчался вперед. Риск дьявольский, потому что, сделай Девлин хоть одно неверное движение, свалился бы в болото. Глупый риск, но уж такое у него было настроение, уж больно бросилось в голову чувство свободы.
Девлин снизил скорость, притормозил, чтобы свернуть на другую тропинку, и стал пробираться по сети дамб к берегу, когда из зарослей тростника ярдах в тридцати – сорока справа от него неожиданно выскочила всадница на лошади и вскарабкалась на дамбу. Это была та девушка, которую он видел в деревне на двуколке с пони, Молли Прайор. Когда он снизил скорость, она низко пригнулась к шее лошади и пустила ее галопом наперегонки параллельно с ним.
Девлин, мгновенно отреагировав, поддал газу и ринулся вперед на отчаянной скорости, разбрызгивая широким веером грязь. У девушки было преимущество в том, что дамба, по которой она мчалась, напрямую вела к соснам, а Девлину приходилось петлять с тропы на тропу, и он запутался.
Она уже приближалась к деревьям, и когда он нашел наконец открытое место, направила лошадь в болото и погнала ее через камыш кратчайшим путем. Лошадь хорошо ее слушалась и несколько мгновений спустя выскочила из болота и исчезла среди сосен. Девлин на большой скорости сошел с тропы, взметнулся на первую же песчаную дюну, пролетел немного по воздуху и опустился на белый мягкий песок.
Молли Прайор сидела у сосны, опустив подбородок на колени, и глядела на море. Одета она была так же, как в их первую встречу, с той лишь разницей, что сняла берет, открыв коротко остриженные темно-рыжие волосы. Лошадь пощипывала траву, пробивавшуюся сквозь песок.
Девлин остановил мотоцикл и бросился на землю рядом с ней:
– Прекрасный день, слава богу.
Она повернулась к нему и спокойно спросила:
– Что тебя задержало?
Девлин снял кепку, чтобы стереть пот со лба, и с удивлением взглянул на нее:
– Значит, что меня задержало? Ах ты, маленькая...
Молли улыбнулась. Более того, откинув голову, расхохоталась. Девлин тоже рассмеялся.
– Ей-богу, я буду помнить тебя до колоколов страшного суда, это уж точно.
– А что это должно означать? – Она говорила с сильным норфолкским акцентом, который был ему еще внове.
– А, так говорят там, откуда я родом.
Он взял в рот сигарету:
– Ты это употребляешь?
– Нет.
– Молодец, сигареты не дадут тебе вырасти, а тебе еще расти и расти.
– Да будет тебе известно, мне семнадцать лет, – сказала она. – В феврале будет восемнадцать.
Девлин закурил и лег, положив руки под голову, прикрыв глаза козырьком кепки.
– А какого числа?
– Двадцать второго.
– А, Рыбка, верно? Созвездие Рыбы. Нам должно быть вместе хорошо. Я Скорпион. Кстати, никогда не выходи замуж за Деву. Они с Рыбами не уживаются. Возьмем, например, Артура. У меня большое подозрение, что он Дева. Я бы на твоем месте был осторожен.
– Артур? – спросила она. – Ты говоришь об Артуре Сеймуре? Ты в своем уме?
– Я-то да, но вот он, думаю, не в своем, – ответил Девлин и продолжал: – Чистая, свежая, добродетельная и не очень страстная, что очень жаль, с моей точки зрения.
Она обернулась, чтобы посмотреть на него, и старая шинель раскрылась. Груди ее, полные и твердые, прикрывала только ситцевая блузка.
– А, девочка, у тебя будут большие неприятности с весом года через два, если ты не ограничишь себя в еде.
Глаза ее вспыхнули, она опустила их и инстинктивно натянула отвороты шинели.
– Ты, недоносок! – сказала она, с трудом произнося это слово. Но, заметив, что губы его подергиваются, нагнулась, чтобы посмотреть под козырек его кепки: – Ты смеешься надо мной!
Она сдернула с него кепку и забросила ее.
– А что мне еще с тобой делать, Моли Прайор? – он поднял, как бы защищаясь, руку: – Не надо, не отвечай!
Она оперлась спиной о дерево, засунув руки в карманы:
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Джордж Уайльд сказал мне в трактире.
– Понятно. А Артур был там?
– О да. У меня сложилось впечатление, что он смотрит на тебя как на собственность.
– Тогда пусть идет к черту! – воскликнула она, приходя вдруг в ярость. – Я не принадлежу никому.
Он посмотрел на нее и улыбнулся:
– У тебя нос вздернутый, кто-нибудь говорил тебе об этом? И когда ты злишься, уголки губ опускаются.
Он зашел слишком далеко, дотронулся до тайного больного места. Она вспыхнула и горько сказала:
– А, я уродина, мистер Девлин. Я слишком часто просиживала ночи напролет на танцах в Холте, когда никто меня не приглашал, чтобы не знать своего места. Я знаю, вы бы меня не выбросили в дождливую субботнюю ночь. Ведь лучше хоть что-нибудь, чем ничего.
Она хотела встать, но Девлин потянул ее за ногу, крепко удерживая рукой и не давая подняться:
– Ты знаешь мое имя? Откуда?
– Не воображайте. Все о вас знают. Все, что надо знать.
– Я тебе скажу что-то новое, – сказал он, опершись на локоть и наклонившись к ней. – Ты ничего обо мне не знаешь, потому что тебе неизвестно, что я предпочитаю прекрасные осенние дни под соснами дождливым субботним ночам. Но, однако, песок имеет отвратительное свойство набиваться туда, куда ему не следует. – Молли замерла. Девлин быстро поцеловал ее в губы и отодвинулся: – Теперь катись отсюда, прежде чем я дам волю своей дикой страсти.
Она схватила берет, вскочила на ноги и ухватилась за уздечку лошади. Когда обернулась и взглянула на него, лицо ее было серьезным, но только она взобралась на седло и повернула лошадь, чтобы еще раз взглянуть на него, как улыбнулась:
– Мне говорили, что все ирландцы сумасшедшие. Теперь я верю. Я буду на мессе в воскресенье вечером. А ты?
– Разве похоже, что я приду?
Лошадь переступала, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, но Молли держала ее крепко.
– Да, – сказала она серьезно. – Думаю, что так, – и пустила лошадь вскачь.
– Ну и идиот ты, Лайам, – тихо ругнул себя Девлин, выводя мотоцикл вдоль дюны между деревьями на тропинку. – Неужели ты никогда не угомонишься?
Он спокойно проехал по главной дамбе и, добравшись до сарая, поставил в него мотоцикл. Ключ от дома он нашел под камнем у двери, где и оставлял его. Войдя, поставил двустволку коридоре, прошел на кухню, расстегивая плащ, и застыл на месте. На столе он увидел кувшин молока и дюжину коричневых яиц в белой миске.
– Матушка богородица, – тихо произнес он. – Посмотри-ка на это.
Девлин нежно потрогал миску пальцем. Лицо его было бледным.
Глава 8
В Бирмингеме по городу носился холодный ветер, швыряя пригоршни дождя в окна квартиры Бена Гарвальда, расположенной над гаражом в Солтли. В шелковом халате, с шарфом на шее, с аккуратно расчесанными темными вьющимися волосами, он являл собой представительную фигуру, а сломанный нос придавал ему какое-то грубое величие. При ближайшем рассмотрении наружность его оказывалась не столь приятной: на мясистом лице с заносчивым выражением ясно проступали следы разгульного образа жизни.
Но в это утро его лицо выражало еще и досаду на весь мир. Накануне, в одиннадцать тридцать вечера, одно из его коммерческих предприятий – маленький нелегальный игорный клуб – в доме на безусловно респектабельной улице в Астоне было захвачено бирмингемской полицией. Это не грозило арестом лично Гарвальду. Для чего же тогда платил он подставному лицу, которое знало, что о нем позаботятся. Гораздо более серьезной потерей были три с половиной тысячи фунтов на игральных столах, конфискованные полицией.
Кухонная дверь широко распахнулась, и вошла молоденькая девушка лет семнадцати-восемнадцати. На ней был розовый кружевной халатик, ее крашенные перекисью волосы всклокочены, лицо покрыто пятнами, а глаза распухли от слез.
– Вам еще что-нибудь дать, мистер Гарвальд? – тихо спросила она.
– Дать? – воскликнул он. – Это здорово. Это дьявольски здорово, если принять во внимание, что ты мне вообще ни черта не давала еще.
Он говорил с ней, не оборачиваясь, и с интересом следил за человеком на мотоцикле, который въехал во двор и поставил мотоцикл около одного из грузовиков.
Девушка, которая не смогла удовлетворить некоторые весьма эксцентричные требования Гарвальда накануне ночью, сказала плачущим голосом:
– Простите, мистер Гарвальд.
Человек прошел через двор и исчез. Гарвальд повернулся к девушке:
– Ладно, одевайся и сматывайся.
Она испугалась, затряслась от страха и, как загипнотизированная, смотрела на него. Сладкое чувство власти, почти сексуальное по силе, охватило его. Он схватил ее за волосы и жестоко дернул.
– И научись делать, что тебе велят. Понятно?
Девушка убежала, в открытую входную дверь вошел младший брат Бена Рубен Гарвальд. Он был низкого роста, болезненный на вид, но черные глаза на бледном лице непрерывно двигались, ничего не упуская. Сейчас глаза его с неодобрением смотрели вслед девушке.
– Зря ты это, Бен. Этакая грязная телка. Ты можешь схватить что-нибудь.
– Для этого изобрели пенициллин, – сказал Гарвальд. – Ладно, что тебе надо?
– Там к тебе тип какой-то. Только что приехал на мотоцикле.
– Я видел. Что ему нужно?
– Не говорит. Хитрый ирландишка, воображает уж очень. – Рубен вытащил половинку пятифунтового билета. – Велел мне отдать это тебе. Сказал, что у тебя может оказаться вторая половинка, если с ним увидишься.
Гарвальд неожиданно рассмеялся и выхватил порванную пятерку из рук брата:
– Это мне нравится. Да, я обязательно этим займусь. – Он подошел к окну и начал рассматривать половинку купюры. – Похоже, настоящая. – Потом обернулся, улыбаясь: – Интересно, у него еще есть, Рубен? Посмотрим.
Рубен вышел, а Гарвальд в хорошем настроении подошел к буфету и налил себе стакан виски. Возможно, это утро в конце концов принесет не только убыток. И вообще может оказаться очень интересным. Он уселся в кресло у окна.
Дверь открылась, и Рубен ввел в комнату Девлина. Тот промок насквозь, с плаща текло, а кепку он снял и отжал над китайской фарфоровой вазой, полной луковиц.
– Посмотрели?
– Ладно, – сказал Гарвальд. – Я знаю, что вы, чертовы мики,все психи. Не тяни. Как зовут?
– Мерфи, мистер Гарвальд, – сказал Девлин, – как на духу.
– Я верю этому тоже, – сказал Гарвальд. – Ради бога, сними ты свой плащ. Испортишь этот чертов ковер. Настоящий Аксминстер. В наши дни, чтобы его достать, отдают состояние.
Девлин снял плащ и отдал его Рубену. Тот вспыхнул от злости, но тем не менее взял плащ и сложил на стуле у окна.
– Ладно, миленок, – сказал Гарвальд. – Время у меня ограничено, так что к делу.
Девлин вытер руки о пиджак и вытащил пачку сигарет.
– Мне сказали, что вы занимаетесь транспортом, – сказал он, – помимо прочего.
– Кто сказал?
– Да ходят такие разговоры.
– Итак?
– Мне нужен грузовик. Трехтонка армейского образца.
– И это все? – Гарвальд еще улыбался, но глаза насторожились.
– Нет, еще мне нужны «джип», компрессор, распылитель и два галлона краски цвета хаки.
Гарвальд громко рассмеялся:
– Ты что собираешься делать? Открывать собственный второй фронт или еще что?
Девлин вынул из нагрудного кармана большой конверт и протянул его:
– Здесь пятьсот фунтов, чтобы вы были уверены, что я не трачу зря ваше время.
Гарвальд кивнул брату, который взял конверт, открыл его и пересчитал деньги:
– Он говорит правду Бен. И притом новенькими пятерками.
Рубен отдал деньги Гарвальду. Тот взвесил конверт на руке, бросил его на кофейный столик перед собой и откинулся в кресле.
– Ладно, поговорим. На кого ты работаешь?
– На себя, – ответил Девлин.
Гарвальд, ни на мгновение ему не поверив и не скрывая этого, не стал спорить:
– У тебя, должно быть, заваривается хорошее дельце. Может, нужна помощь?
– Я сказал вам, что мне надо, мистер Гарвальд, – сказал Девлин, – одна трехтонка, «джип», компрессор и два галлона краски цвета хаки. Если вы считаете, что помочь не можете, я могу достать в другом месте.
Рубен сердито произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46