– Гирноту твои слова не понравятся, – сказал с расстановкой Хенсор.
– Почему? Вы все принадлежите к расе господ, значит, каждый должен принимать равное участие в управлении рабами. Конечно, Гирнот останется главным, но ведь вы все главные, все вожаки. Разве не так всегда было принято у хищных птиц?
– Да, правда, – согласился Хенсор возбужденно. – Мы все можем быть главными, мы и вправду все вожаки.
Он повернулся и расправил сильные крылья, блеснувшие красным.
– Я должен рассказать об этом всем остальным.
Джон-Том вернулся в альков и стал перебирать немногие свои пожитки.
Через некоторое время он услышал снаружи шум, который все нарастал.
Улыбнувшись про себя, певец высунулся из пещеры, чтобы узнать, в чем дело.
Высоко в воздухе, в основной шахте, между солдатами – представителями расы господ разыгралась оживленная дискуссия, которая вовлекла в свой водоворот почти всех. В самом центре столпотворения мелькали очертания огромного серого орла, размахивающего в ярости крыльями.
Скоро дождем полетели перья всех цветов и размеров. Джон-Том поднял несколько и положил под подкладку своей шапки. Вопли и злые вскрики снаружи продолжались. Он подхватил дуару и по тропинке направился к тоннелю. Никто не обратил на него внимания. Все были заняты выяснением, у кого есть право быть вожаком, а у кого – нет.
По все видимости, у Гирнота возникло множество проблем с идеей коллективного руководства, а перспектива быть просто главным его не удовлетворила. Вожак, вождь должен быть один! Но его прежде послушные солдаты бурно оспаривали необходимость единоличного правления.
Джон-Том оглянулся, прежде чем завернуть за выступ, еще раз бросил взгляд на столпотворение, в результате которого обрел свободу, и заспешил по тоннелю к выходу. Он уже почти достиг его, когда сверху, из невидимого укрытия под потолком на него спланировал огромный ястреб.
Для юноши это было неожиданностью. Размах крыльев у ястреба был огромен, а в когтях он сжимал длинную палку, заостренную с обоих концов. Но Джон-Тому куда страшнее показались клюв и когти. Ими хищник мог разорвать его на части.
– Куда направляешься, музыкант?
– Да вот, хочу немного подышать воздухом, – ответил Джон-Том неуверенно. Затем он оглянулся через плечо и посмотрел на ястреба со значением. – Ты разве не хочешь принять участие в дискуссии и внести в нее свой вклад?
– Что за дискуссия? – спросил ястреб, не спуская с Джон-Тома блестящего взгляда.
– Там пытаются определить, кто может быть достойным членом расы господ, а кто не может.
– Я – стражник, и меня устраивает мое положение, – ответил ястреб.
– Но все остальные…
Тут ястреб оборвал его, направив прямо в живот острие копья и делая шаг вперед. Юноше пришлось отступить. Стражник продолжал надвигаться, оттесняя его от выхода.
– Ты хоть слышал о развернувшемся обсуждении? – Джон-Том неуклюже попытался вернуть ястреба к теме.
– Потом узнаю.
– Но теперь все будут главными, все станут вождями.
– Я только стражник. Думаю, нам лучше потолковать об этом с Гирнотом. По-моему, тебе не разрешено «немного подышать воздухом» снаружи. В пещере достаточно воздуха.
Острие копья снова уткнулось Джон-Тому в живот, заставляя отступить его еще на два шага.
Молодой человек был на грани паники. Без оружия у него не было никаких шансов одержать верх над стражником. А тем временем Гирнот может победить своих оппонентов и снова собрать в кулак распадающийся рейх. Потом, вне всякого сомнения, последуют допросы и дознание. И тогда никакие песни не спасут шкуру любимого исполнителя от медленного отделения ее от остальной плоти.
– Подожди, давай обсудим… – Джон-Том уже умолял.
– Ерунда. Нечего мне обсуждать с представителем низшей расы, потому…
Ястреб не договорил. Он медленно повернулся, и Джон-Том увидел, что сзади, из основания черепа, у него торчит нечто похожее на гусиное перо. И тут понял, что это – оперение стрелы.
Стражник упал вперед грудой мертвых перьев.
– Долго ты еще собираешься стоять, разинув рот? – заорал на юношу Мадж, вкладывая в лук новую стрелу и поглядывая на вход в тоннель. – Или мне особо просить, чтоб ты стронул с места свою поганую задницу?

Глава 8

– Мадж!
– Ах, брось! Как меня зовут, я знаю, а ты знаешь, как зовут тебя. – Выдр начал, пятясь, пробираться к выходу. – А теперь, ежели твоя дурная голова все еще не дает покоя ногам, будет хорошо, если она заставит их поработать.
Мадж вытащил Джон-Тома наружу и повел вниз по склону, густо заросшему деревьями, к кромке воды, где стоял плот. Когда Джон-Том создал его, он казался непривлекательным, однако сейчас плот выглядел красавцем – не хуже двенадцатиметровой моторной яхты. Они оттолкнулись и яростно заработали веслами.
Время от времени Джон-Том видел, как птицы поднимались изнутри полой скалы – только для того, чтобы снова нырнуть обратно.
– Видно, мне никогда не удастся утихомирить тебя, приятель, – произнес наконец Мадж.
– После всего того, что ты сказал во время нашей последней беседы, я думал, ты и беспокоиться не будешь. У тебя было великое множество предлогов, чтобы позабыть обо мне раз и навсегда.
– Ладно, дружище, назовем эту глупость любопытством, и все дела.
Ежели я еще буду размышлять об этом, то и заболеть недолго. Может, мне было интересно узнать, склюют ли тебя птицы или что-нибудь в этом роде. А возможно, я – такой же чокнутый, как и ты.
– Мне абсолютно все равно, почему ты это сделал, но я рад, что ты меня выручил.
Мадж кивнул в сторону стремительно удаляющегося острова.
– Что все-таки там произошло? Никогда в жизни не доводилось слышать такой шум и гам. Ты что, заклинал их своими магическими песенками?
– Не совсем. В некотором роде я убедил их перейти к диалогу, чтобы пресечь несправедливость и восстановить полное равенство.
– Вот оно что! Теперь понятно, почему там начался кавардак.
Бедолаги скандальные! Думаешь, они не бросятся за нами в погоню, как только разберутся с этими вопросами?
– Не сразу, даже если разберутся. Возможно, их вождь и уцелеет после этой разборки, но некоторое время он будет очень занят, восстанавливая порядок в своей организации, так что пока ему будет не до меня. Однако понаблюдать за небом в течение нескольких дней не помешает.
– Понимаю, понимаю… Нам, приятель, такие сюрпризы вроде бы ни к чему.
– Совершенно ни к чему! – Джон-Том предался размышлениям:
– Хочется надеяться, что Гирнот – орел этот, утащивший меня, – сообразит, что система, которую он создает, обречена на самоуничтожение. Надеюсь, он уяснит, что власть развращает абсолютно: алчность быстро вытесняет преданность и полностью овладевает умами прежде послушных единомышленников.
– И тем не менее для чего это он уволок тебя, кроме как чтоб сожрать?
– Ему понадобился музыкант.
– Ну и ну! Нет бы спросить у меня. Я б ему враз растолковал, что он только время зря теряет. – Выдр хмыкнул. – Какая-то дичь несусветная, вот так.
Если бы Мадж не спас Джон-Тому жизнь, то сейчас непременно полетел бы за борт.
Они гребли на юг, и чем дальше оставался остров хищных птиц, тем больше Джон-Том успокаивался. Определенно, у Гирнота и без него хлопот был полон клюв, и даже если бы он вдруг заинтересовался, куда делся его лейб-музыкант, все равно ему уже не разобраться, в какую сторону тот подался.
Дни бежали за днями, и Джон-Том решил, что с орлом они распрощались навсегда.
Однако окружающая среда не давала им расслабиться: она становилась все сложнее и неприятнее. Очаровательная тропическая страна, обещанная Клотагорбом, угрожающе наваливалась на них. Над крошечным плотиком башнями нависали деревья, чья мощная корневая система, торчащая из воды Рунипай, настолько преграждала путь, что приходилось менять выбранный курс и отклоняться то на восток, то на запад. Иногда корни выгибались так высоко, что можно было проплывать прямо под ними. На стволах деревьев поменьше росли трутовики и поганки.
А когда удавалось встретить на пути клочок суши, то он оказывался настолько заросшим кустами ежевики и терновника, что на нем не так-то просто было найти местечко для ночлега. Однако Мадж на этом настаивал – постоянные вечерние концерты из жутких визгов и стонов вынуждали его под любым предлогом избегать ночевок на воде.
Человек и выдр, прижавшись друг к другу, устраивались перед костерком, прежде чем ненадолго забыться тревожным сном. Но, несмотря на страшные ночные шумы, из болотной грязи никто не вылезал и на их жизни никто не покушался.
Все время их окружали беспросветные промозглые сумерки – всеобъемлющие и всепоглощающие. Все было совсем не так, как расписывал Клотагорб.
Густой туман, поднимавшийся над поверхностью воды, цеплялся за них день и ночь. Когда шел дождь, а это случалось частенько, жара спадала, однако тогда становилось почти невозможно определить направление движения. Это вынуждало их искать пристанища под корнями мощных деревьев. Пару недель спустя Джон-Тому стало казаться, что по утрам у него на лице появляется не щетина, а плесень.
Все здесь было либо осклизлым от мха, либо шершавым от древесных грибов. Сильная влажность грозила превратить их одежду в гнилые лохмотья. Казалось, она проникала даже в мозги, мешая соображать.
Становилось все труднее ориентироваться и узнавать самые обыкновенные вещи.
Путешественники вытащили плот на песчаную полоску – под свод, образованный переплетенными в воздухе корнями, – потеснив всяких пресноводных рачков и прочую живность, обитающую в этой влажной среде.
Костер судорожно потрескивал, язычки пламени отчаянно боролись за выживание в перенасыщенной водой атмосфере. Ночь была темным-темна.
Деревья загораживали тучи, а тучи заволакивали луну. Единственным источником света был мерцающий огонь костра.
Джон-Том не совсем заснул, когда что-то насторожило его и показалось весьма странным.
Он поднялся, хотя очень хотелось спать и глаза слипались. Рядом, завернувшись в тонкое одеяло, похрапывал Мадж, никак не реагируя на загадочный, все усиливающийся звук, разбудивший молодого человека.
Чаропевец прислушивался довольно долго, прежде чем решил накинуть плащ и отправиться на берег. Звук был какой-то неестественный, на одной ноте, похожий на капель. Юноша высунул руку, подставив ее под дождь, но быстро убрал, будто ее ужалили, потом медленно вытянул опять. Он в изумлении уставился на руку, не понимая, что происходит, и покачал головой. Необъяснимое явление упорствовало. Стало быть, Джон-Том пока еще был в своем уме.
Вода капала на вытянутую руку, но снизу вверх. Ощущение нормального дождя. Джон-Том убрал руку и лизнул дождевую каплю. Едкий, солоноватый привкус. Он успокоился. Ясно: органы чувств функционируют, как положено. Следовательно, нелады с осадками, а не с ним.
Он стоял и смотрел на дождь до тех пор, пока окончательно не проснулся, потом повернулся и пошел будить Маджа.
– У-ф-ф!.. Что, кто, в чем дело? – Выдр моргал и щурился, глядя на него снизу вверх. Физиономия Джон-Тома, должно быть, представляла собой малоприятное зрелище в свете едва мерцающего костра. – Что случилось, кореш? Ах ты, какая темнотища! Все равно что мысли мирового судьи.
– Так ведь ночь пока! Солнце еще не взошло.
– Ничего себе! – вскинулся рассерженный Мадж. – Зачем же ты разбудил меня?
– Дождь идет, Мадж.
– Слышу. Ну и что?
– Дождь идет не по правилам.
– Как это – не по правилам? Ты что, спятил?
– Мадж, дождь идет снизу вверх.
– Ясно! Крыша поехала, – пробормотал выдр. – Горе ты мое луковое!
Он выскользнул из-под одеяла и, полусонный, заковылял к краю воды, но сначала вытянул наружу лапу. Капли дождя запрыгали, ударяясь о тыльную сторону кисти, а сама ладонь осталась сухой.
– С ума можно сойти, это точно!
Джон-Том вытянул руку рядом с выдровой лапой.
– Однако что же это такое, что это все значит?
Феномен и впрямь завораживал. Юноша смотрел, как капли дождя, ударяясь о тыльную сторону ладони, проскальзывали между пальцами и устремлялись в темное небо.
– Это значит, что твой чудесник-кудесник не шутил, когда говорил нам, что эта часть света – настоящие тропики! Думаю, здесь все так насыщено влагой, что время от времени у земли возникает потребность возвратить часть воды небесам. Если подумать хорошенько, не такая уж это нелепость. Равновесие в природе, не так ли? Сверху – вниз, снизу – вверх: есть от чего прийти в изумление.
– Это я и сам вижу. Однако что же все это значит?
Мадж убрал лапу из-под дождя-вверх-тормашками, лизнул мех у запястья разок-другой, чтобы он высох, и отправился к своему временному лежбищу.
– Это значит, что здесь очень влажное место, парень.
Джон-Том еще немножко понаблюдал за дождем-шиворот-навыворот, а потом присоединился к приятелю. Свернувшись клубком под своим плащом, он лежал и все таращился на густую завесу ливня. Монотонный шум воды, устремлявшейся в поднебесье, успокаивал.
– Действительно, в этом есть своего рода справедливость. То есть я хочу сказать, тут удивительная симметрия, если угодно – поэзия погоды.
– Все так, парень! Я согласен. А теперь давай спать.
Джон-Том повернулся к нему. Силуэт выдра на фоне затухающего огня был едва виден.
– Ты слишком торопишься жить, Мадж. Иногда мне кажется, у тебя нет ни малейшего желания удивляться чудесам природы.
– Чего, чего? – Выдр на секунду разлепил сонный глаз. – Ну, ты загнул! Моросит шиворот-навыворот, только и всего. Видно, придется мне изменить свои представления о том, как мир устроен.
– Разве? Возможно, еще не все для тебя потеряно. Может, ты еще сможешь оценить по достоинству загадочность и прелесть природы, удивительные неожиданности, хранящиеся в ее кладовых. Какая несказанная прелесть в этом слегка видоизмененном явлении природы, в этом данном дожде!
– Сказать по совести, кореш, у меня другой взгляд, иная точка зрения. Я всегда считал, что мир – это большая общественная уборная. И вот, пожалуйста, сюрприз – он, оказывается, может работать и как биде.
– Он перекатился на другой бок, повозился немного и уснул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36