— Он протянул другой такой же топорик Гарри и торопливо зашагал к поляне.Николас, уязвленный насмешкой, звучавшей в голосе кузена, сердито посмотрел ему вслед. Он чувствовал себя на редкость глупо и неловко.— Знаешь, Гарри, порой я так его ненавижу… Просто шею бы ему свернул!Гарри, деловито обрубавший ветки с одного из стволов, прервал свое занятие и пожал плечами:— Да и он, как мне кажется, тоже не питает к тебе приязни.— Вот возьму и вернусь в Крондор с Амосом Трас-ком. И Эбигейл заберу с собой!Гарри звонко расхохотался:— Чего бы я только не отдал, чтоб сделаться на время маленькой мушкой, влететь в кабинет его высочества принца Аруты и услыхать, что он тебе скажет, когда ты ему станешь объяснять причины такого своего поступка!Николас насупился и ничего ему на это не ответил. Он склонился над упавшим деревом и принялся рубить самый толстый сук. Когда хвороста набралось столько, что они едва смогли поднять свои вязанки, оруженосцы, сгибаясь под их тяжестью, побрели к поляне. Мартин уже развел маленький костерок из сухого мха, тонких прутьев и древесной коры. Он одобрительно улыбнулся юношам и велел им сложить часть принесенных веток над огнем.— Принесите еще три-четыре раза по столько, и у нас достанет хвороста на всю ночь. А потом можете располагаться на отдых.Николас и Гарри, взмокшие от усилий, выпачканные в земле, голодные, с болезненными мозолями на ладонях и ступнях, с трудом подавляя тягостные стоны, вновь направились к лесу. *** Часовой высунулся из окошка башни и стал вглядываться в темную даль. Занимаемый им сторожевой пост на маяке Лонгпойнт считался едва ли не важнейшим во всем герцогстве Крайди, наиболее уязвимом для вторжения именно со стороны моря. Печальное подтверждение этому было получено во время Войны Врат, когда отряд цурани численностью не более трех десятков человек, высадившись однажды ночью близ маяка, сжег едва ли не половину городских построек.В водах гавани явно происходило какое-то движение. Воин напряг зрение и тихо вскрикнул: к берегу приближалось шесть плоскодонок с дюжиной гребцов на каждой. Еще по десятку людей стояли в лодках с оружием наготове.Городу угрожала страшная опасность. Следовало немедленно поднять тревогу. Для подобных случаев часового имелся запад легковоспламеняющегося порошка, который изготовил в свое время старый Кулган, придворный чародей герцога Боуррика. Всего лишь горсти этого черно-серого порошка, брошенной в огонь, что всегда в ночную пору тлел на маяке, было достаточно, чтобы оранжевое пламя окрасилось в багровый цвет и взметнулось столбом до самой крыши. По этому знаку дозорные на башнях крепости оповестят о беде гарнизон, насчитывавший тысячу солдат. Часовому же надлежало ухватиться за язык большого колокола, привешенного к потолочной балке, и бить в набат, чтобы разбудить горожан. Но стоило ему повернуться к ящику с порошком, как из-за другого окошка высунулась чья-то рука и ловким, точным движением метнула вперед тонкую веревку с грузом на конце. Веревка обвилась вокруг горла часового. Рука резко за нее рванула, и воин с хриплым стоном повалился на пол. Шея его была сломана.Нападавший, который несколько минут удерживался на вершине башни, упираясь ногами в небольшой каменный выступ под окном, и выжидал удобной минуты, чтобы умертвить дозорного, оттолкнулся от своей опоры, перекинул тело через подоконник, спрыгнул на пол и отцепил от башмаков загнутые железные крючья, с помощью которых он, точно насекомое, взобрался на отвесную стену маяка. Не взглянув на обмякшее тело убитого им часового, он бросился вниз по винтовой лестнице и мимоходом заколол еще двоих воинов, которые встретились ему на пути. На Лонгпойнте ночами дежурили трое дозорных, а трое других несли вахту у подножия маяка, в небольшой бревенчатой хижине. Убийца открыл дверцу этой сторожки, удостоверился, что крайдийские часовые мертвы, и оглянулся в сторону каменной насыпи, что тянулась от башни к берегу. В тусклом свете маяка он различил две темные фигуры своих сообщников. Он быстро их нагнал, и все они зашагали к городу. Через мгновение их поглотила ночная мгла. Ничто не нарушало тишины, царившей на Лонгпойнте и вокруг него. За шестью длинными лодками, которые дозорному на башне удалось разглядеть в последнюю минуту своей жизни, следовала еще дюжина точно таких же судов. Гребцы плавно и беззвучно опускали весла в воду, и с каждым их взмахом лодки подходили ближе и ближе к берегу. Все происходило именно так, как и было намечено.Трое убийц между тем вышли к портовым постройкам. У берега покачивались на волнах несколько небольших суденышек. Их экипажи мирно дремали в трюмах, вахтенные матросы позевывали на шканцах, не чуя беды. Дверь одного из ближайших к берегу трактиров отворилась, и хозяин вытолкнул из нее засидевшегося посетителя-пьянчугу. Не успел поздний гость сделать и пары шагов по тротуару своими заплетавшимися ногами, как в бок ему вонзился нож одного из налетчиков. Другой тем временем разделался с хозяином. Третий заглянул в распахнутую дверь трактира и метнул нож в хозяйку, которая ожидала мужа, прислонившись к стойке. Толстуха упала наземь, обливаясь кровью, и испустила дух, так и не успев понять, что произошло.Им хотелось теперь же поджечь причал и корабли, стоявшие на якорях, перебить здесь всех, кто попадется под руку, но с этим следовало подождать. Огонь и шум подняли бы на ноги замковый гарнизон, а это преградило бы нападавшим доступ в крепость.Проходя вдоль причала, наемные убийцы заметили какое-то движение на корме одного из ближайших судов. Один из них тотчас же приготовился метнуть свой нож в столь некстати пробудившегося вахтенного матроса, но из-за борта выглянул не часовой, а один из их товарищей, одетый, как и они, во все черное. Он махнул им рукой, давая понять, что команда этого судна перебита до последнего человека, и взобрался на поручни борта. Еще мгновение, и он гигантским прыжком преодолел расстояние между судном и причалом и подбежал к сообщникам. Все вместе они стремительно зашагали вдоль берега туда, где как раз причаливали плоскодонные лодки. За высадкой экипажей на берег наблюдали еще двое профессиональных убийц в черных одеждах. Они ни словом не обменялись с вооруженными бандитами, приплывшими к берегу в плоскодонках, и подчеркнуто их избегали. То были бродяги без роду и племени, отщепенцы, способные лишь на грабежи, насилие и кровавые расправы над заведомо слабым противником. Все это они проделывали с такой кровожадной радостью и так по-любительски примитивно и грубо, что шестеро мастеров в черном, обученные всем тонкостям своего ремесла и гордившиеся этим, не могли их не презирать.Но даже эти шестеро с почтительным страхом отступили в сторону, когда из последней лодки на берег сошел высокий человек в длинном темном плаще с капюшоном, закрывавшим голову и лицо. Он молча указал рукой в сторону замка, и они заспешили к дороге, что вела через город к воротам крепости. Им предстояло устранить часовых и отворить ворота для нападавших.Человек в плаще коротким кивком подозвал к себе небольшую группу наемников. Он еще прежде отобрал их для того, чтобы первыми отправить в крепость. Они казались ему наиболее надежными и дисциплинированными среди этого разнузданного сброда. Такие станут слушаться приказов и не позволят низменным инстинктам взять верх над разумом. По крайней мере в первые, самые ответственные минуты сражения. Но он все же счел не лишним снова повторить им задание.— Не забывайтесь, не вздумайте действовать по собственному разумению. Помните, что вам надлежит делать. Если кто-то из вас нарушит мои распоряжения, я вырежу у него печень и съем ее прежде, чем он испустит дух.— В подтверждение своих слов он улыбнулся зловещей, кровожадной улыбкой, обнажившей длинные желтоватые зубы с заостренными концами — явное свидетельство того, что человек этот принадлежал к числу скашаканских каннибалов, и даже самые бесстрашные из бандитов невольно попятились, ибо поняли, что с его стороны это отнюдь не пустая угроза. Людоед снял с головы капюшон и взглянул в сторону залива, откуда к берегу приближалось множество лодок с более чем тремя сотнями головорезов. Череп его, туго обтянутый кожей, был начисто лишен растительности. Его покрывал затейливый синевато-пурпурный узор татуировок, тянувшийся до самой шеи. Надбровные дуги и нижняя челюсть уродливо выдавались вперед, а золотые амулеты оттягивали проколотые мочки ушей едва ли не до плеч. Золотое кольцо было вдето и в длинный хрящеватый нос. Он снова перевел немигающий взгляд своих холодных голубых глаз на тех бандитов, что стояли перед ним. Следовало еще раз убедиться, что они в точности выполнят задание. Тем же, кто высадится на берег последними, можно будет вести себя вольнее и не соблюдать тишины.Один из предводителей наемных разбойников почтительно приблизился к нему и доложил:— Капитан, все люди на своих местах. Прикажете им начинать?Людоед кивнул и обратился к передовому отряду:— Ступайте. Ворота будут отворены. Держитесь до подхода остальных.Он повернулся к подошедшему и негромко спросил:— Все ли уяснили себе смысл моих приказаний?— Ну конечно же! Ведь приказ предельно прост: убивать старых и недужных, а также малых детей, которые не вынесут тягот пути. Молодых же и здоровых вязать и тащить на наши суда.— А насчет девчонок ты их предупредил?— Им это не по нраву, капитан! — покачал головой его собеседник. — Они говорят, что привыкли по завершении дела забавляться с захваченными в плен девицами. Многие считают это едва ли не лучшей наградой за свои труды. — Он сдержанно усмехнулся.Каннибал схватил его за ворот камзола и притянул к себе вплотную. Обдавая его своим зловонным дыханием, он яростно прошипел:— Вазариус, только посмей у меня ослушаться приказа! Ты хорошо знаешь, что за этим последует!Предводитель бандитов изменился в лице и молча кивнул., Капитан разжал руку, и Вазариус проворно отбежал в сторону, туда, где поодаль от остальных стояли шестеро мускулистых воинов в легких кожаных доспехах. Ноги всех шестерых были обуты в сандалии, плетенные из кожаных ремешков, лица их скрывали черные маски. Казалось, что их телам, покрытым бронзовым загаром, нипочем сырой и холодный ветер, тянувший со стороны моря. Ужас, который наводили на всех эти наемники дурбинских работорговцев, едва ли не превосходил даже ту кровавую славу, что снискали себе головорезы капитана Рендера.Рендер взглянул на Вазариуса с презрительной усмешкой и процедил:— Я ведь догадываюсь, кто внушил им такие мысли. Ты слишком жаден до женской плоти, чтобы стать преуспевающим работорговцем, квегианец. Ум твой затуманивает жажда любовных утех. Но запомни следующее: если хоть одна из девчонок будет обесчещена, я убью не только насильника, но и тебя вместе с ним. Надеюсь, мысль об этом простудит твой пыл. — Он улыбнулся еще шире, снова обнажив свои длинные острые зубы. — Имей немного терпения. На свою долю прибыли ты купишь в Кеше дюжину молодых и красивых невольниц и всласть с ними натешишься.Вазариус счел за благо промолчать. Капитан махнул в его сторону рукой, давая понять, что их разговор окончен, и повернулся к бандитам, которые ждали его приказаний. Они негромко переговаривались между собой, но стоило ему сделать нетерпеливый жест, как все тотчас же смолкли и, как и их предводитель, принялись напряженно прислушиваться в ожидании сигнала о начале штурма. Тишину, объявшую город, крепость и порт, внезапно разорвали резкие крики со стороны замка. По знаку Рендера головорезы сорвались с места и с оглушительными воплями помчались к городу. Через несколько мгновений над зданиями, примыкавшими к порту, поднялись столбы дыма.Пират скрестил руки на груди и издал довольный смешок. Он знал, что не пройдет и часа, как в мирном, благополучном Крайди будет уничтожено все живое, а строения превратятся в груду пепла и обгоревших головней. Он пребывал в своей стихии и походил сейчас на придворного мастера церемоний, с гордой радостью оглядывающего бальный зал, где проходит пышный и веселый праздник, организованный его стараниями. Но Рендер недолго довольствовался ролью стороннего наблюдателя. Через минуту он выхватил меч из ножен и с пронзительным криком бросился вслед за головорезами, чтобы принять самое активное участие в грабежах, поджогах и убийствах. *** Бриана открыла глаза и с тревогой прислушалась к странному шуму, доносившемуся откуда-то снаружи. Уроженка Арменгара, города, который на протяжении всей своей истории воевал с соседями, она с юных лет привыкла днем и ночью держать оружие наготове и в случае надобности вставать в ряды защитников отечества. Шум мог означать что угодно — к примеру, неожиданное возвращение с охоты Мартина с сопровождающими, но инстинкт воительницы безошибочно подсказал герцогине, что в крепости творится неладное. Движения ее были отточены и грациозны, а мускулы, несмотря на то, что в минувшее солнцестояние ей исполнилось пятьдесят, не утратили прежней силы. Она легко соскочила с постели и вынула тяжелый меч из ножен, висевших над туалетным столиком.Из коридора послышался чей-то сдавленный крик, и Бриана, не успев даже одеться, в одной ночной сорочке, с разметавшимися по плечам русыми с сединой волосами, бросилась к выходу из своих покоев. Стоило ей приблизиться к двери в коридор, как та с треском распахнулась. Бриана отступила в сторону и воздела меч над головой. Перед ней стоял незнакомец с кривой саблей в руке. Откуда-то издали донесся грубый мужской голое, выкрикивавший команды. Со двора слышался шум битвы. Бриана не могла разглядеть лица и одежды стоявшего в дверном проеме мужчины: другой, находившийся позади него, держал в поднятой руке фонарь, и в свете его лучей ей был виден лишь темный силуэт вооруженного разбойника, но она не сомневалась, что сумеет его одолеть, если тот обратит против нее свою саблю. Герцогиня не решилась напасть на него первой, ибо не знала наверняка, что последует за этим вторжением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109