Поэтому точный расчет времени выхода из гиперпространства был чрезвычайно важен даже для одного корабля, на котором должны были быть синхронизированы два или четыре генератора гипердрайва. Проблема, стоявшая перед командующим флотом, заключалась в том, что транспортное средство, которому предстояло совершить прыжок и выйти затем в обычное пространство, представляло собой соединенные мощными гравилучами «Веспасиан», «Клавдий», «Декарт» и громадный спиралевидный корабль КРЛТ.
Крейсеры имперского класса были самыми крупными звездолетами Корпуса Мониторов, и на каждом из них было установлено по шесть генераторов гипердрайва, призванных брать на себя колоссальную массу этих гигантов при входе в гиперпространство и выходе из него. На «Декарте», корабле менее внушительных размеров, стояло только четыре таких генератора. Это означало, что для совершения одновременного прыжка через гиперпространство должны были синхронно сработать сразу шестнадцать генераторов. Проблема еще более осложнялась тем фактом, что все шестнадцать гипергенераторов должны были работать в условиях контролируемой перегрузки, поскольку создаваемая ими общая гиперпространственная оболочка должна была охватить и гигантский спиралевидный корабль КРЛТ.
«Ргабвар» ушел в гиперпространство. Конвей так сильно нервничал, что даже Приликла не мог успокоить его. Ему казалось, что все они того и гляди станут свидетелями самой страшной космической катастрофы в истории Федерации.
Планета, избранная для поселения КРЛТ, экспертам Федерации была известна уже двадцать лет и в перечне значилась как по всем параметрам подходящая для жизни чалдериан. Однако обитатели третьей планеты системы Чалдерскол – вододышащие гиганты, с виду напоминавшие крокодилов-переростков, снабженных множеством щупалец, и отличавшиеся редкостным флегматизмом в сочетании с живым интеллектом, особого энтузиазма в плане поселения на этой планете не выказали. У них уже имелись две колонизированные планеты, да и родная их планета не отличалась перенаселенностью. Поэтому, когда чалдериане узнали о проблеме поселения КРЛТ, они с готовностью отказались от своих притязаний на эту планету, тем более что она их и так не слишком сильно интересовала.
Климат на этой планете был теплый и мягкий. Один здешний материк, большей частью пустынный, обвивал экватор подобно широкому, слегка зазубренному ремню. Два сравнительно небольших океана отделяли этот материк от двух крупных полярных континентов, которые отличались буйным растительным покровом, климат там был умеренный и льдов не было вовсе.
На основании изнурительных исследований трупов КРЛТ Мерчисон и Торннастор пришли к твердому убеждению, что эта планета станет идеальным домом для КРЛТ. Более того, здесь КРЛТ не пришлось бы периодически впадать в спячку.
Место посадки – обширная пустошь на побережье огромного внутреннего моря – уже было помечено маяками. Там ждали прибытия КРЛТ. Ждали его со все возрастающим волнением и все, кто находился на борту «Ргабвара». На медицинской палубе все приникли к иллюминаторам. Почему-то всем казалось, что их волнение и ожидание обеспечат безопасную транспортировку спиралевидного корабля.
О его прибытии им, однако, сообщили мониторы, транслирующие информацию из отсека управления.
– Объект, сэр! – послышался взволнованный голос Хэслэма. – Координаты…
– Вы уверены, что это они?
– Единичный объект такого размера, сэр, не может быть чем-то иным. Да, датчики подтверждают, что это так и есть.
– Отлично, – отозвался Флетчер. Ему не удалось скрыть облегчения. – Соедините ваш радар с телескопом и дайте мне полное увеличение. Доддс, свяжитесь с астронавигаторами на «Декарте» и договоритесь о встрече. Энергетический отсек, готовность номер один.
Не слушая дальнейших переговоров членов экипажа, медики сгрудились около экрана монитора. Одного взгляда на экран им хватило для того, чтобы понять, что все их тревоги и готовность к приему большого числа пострадавших были напрасны. Сразу стало ясно, что сложнейший маневр завершился успешно.
Посередине экрана красовался спиралевидный корабль, ось которого была замещена тремя звездолетами Корпуса Мониторов. Все вместе выглядело как упражнение в немыслимой стереометрии. «Веспасиан», являвший собой подобие кормы, уже включил посадочные двигатели, и все три соединенных между собой звездолета начали разворот по горизонтальной оси, дабы воспроизвести первоначальную скорость вращения спиралевидного корабля до аварии. Наконец радостные возгласы, издаваемые медиками, перекрыл голос из отсека управления:
– …Встреча через четыре часа тринадцать минут, – сказал Хзслэм. – Предварительного маневрирования на орбите не ожидается, сэр. Они намерены сразу совершить посадку.
«Ргабвар», приняв конфигурацию сверхзвукового глайдера, кружил, облетая снижавшийся спиралевидный корабль на расстоянии три километра от него. Двигатели включались только тогда, когда возникала необходимость синхронизировать скорость снижения. Спираль медленно вращалась, освещаемая слепящим солнцем, отражавшимся от окутывавших планету облаков. Конвею казалось, что спираль ввинчивается в облака подобно гигантскому сверлу. Трех звездолетов Корпуса Мониторов почти не было видно внутри спирали, поскольку их обшивка за время маневров весьма потускнела. Видно было только пламя, вырывавшееся из сопл «Веспасиана», который нес на себе не только вес спирали, но и вес еще двух звездолетов. Колоссальный, фантастический комплекс продолжал снижение до тех пор, пока до поверхности не осталось трех километров. Тогда было включено торможение.
Пламя, рвущееся из сопл «Веспасиана», стало длиннее и ярче. Снижение замедлилось. Комплекс завис в одном метре от поверхности. Затем одновременно прекратилось вращение спирали, и стабилизаторы «Веспасиана» вонзились в расплавленную и обугленную почву.
Примерно пять секунд не происходило ровным счетом ничего, а потом, в ответ на прекращение вращения и наличие благоприятных атмосферных условий, сработали датчики и реле всех до одного отсеков спирали. Во все стороны, словно монетки, посыпались герметизирующие диски и начался выход из анабиоза коллективного существа. Конвей пытался представить себе, как это происходит, как просыпаются отдельные сегменты КРЛТ, как они потягиваются, а затем соединяются между собой – обитатели почти девятисот отсеков, для которых после аварии прошло восемьдесят семь лет. А потом он начал' волноваться: а вдруг какие-то сегменты не смогут соединиться, вдруг что-то не сработало в системе разгерметизации отсеков…
Однако групповое существо удивительно быстро покидало корабль. Головные сегменты осторожно передвигались по обугленной почве вокруг кормы «Веспасиана» к лесу на краю пустоши. За ними, подобно бесконечной гусенице, из отсеков появлялись более юные сегменты, несущие оборудование и припасы, и устремлялись вслед за старшими.
Когда наконец из последних отсеков выбрались все хвостовые сегменты, мощность гравилучей постепенно понизили, и тогда огромная спираль осела, и ее витки легли друг на друга, отчего она стала похожей на лежащий на земле моток металлизированного кабеля. Через несколько минут «Веспасиан», «Клавдий» и «Декарт» стартовали с поверхности планеты и разделились. Два крейсера вышли на орбиту, а «Декарт» вернулся и совершил посадку на побережье, в нескольких километрах от места выхода КРЛТ из корабля, чтобы затем эксперты попытались наладить официальный контакт с групповым существом. Эксперты не сомневались в том, что контакт состоится, поскольку те КРЛТ, что пережили операции, уже знали, что существа, находящиеся на борту кораблей Федерации, желают им только добра, а при том, что КРЛТ обладал объединенным разумом, такого же мнения должны были придерживаться и все прочие его сегменты.
К этому времени катер «Ргабвара» тоже совершил посадку, и его медицинская бригада вышла наружу и разместилась как можно ближе к гигантскому существу, которое величественно продвигалось мимо. В принципе они высадились на планету для того, чтобы в случае необходимости оказать КРЛТ медицинскую помощь. Но на самом деле все занимались тем, что попросту удовлетворяли свое любопытство. Перед медиками было самое необычное создание, которое им когда-либо доводилось лицезреть.
Конвей волновался, как любой хирург после операции. Взмахнув рукой, он указал на немыслимое число боковых выростов, которыми КРЛТ собирал съедобную растительность или помахивал ему, и сказал:
– По всей вероятности, один из головных сегментов уже отведал местной травки и пришел к выводу, что она съедобна. Теперь все сегменты знают о том, чем тут можно питаться. Между прочим, я пока не разглядел ни одного следа от наших операций. По идее в этих участках должна иметь место некоторая слабость мышц, и, пожалуй, определенные сенсорные нарушения, и… О Господи, это еще что такое!
Под этим Конвей имел в виду утробный, постепенно ставший оглушительным стон, пробежавший по всей длине километрового гиганта. Казалось, КРЛТ стонет от сильнейшей боли или психологического потрясения. Но как ни странно, у Приликлы этот стон не вызвал никаких опасений.
– Не надо бояться, – сказал маленький эмпат. – Этот звук отражает коллективное удовольствие, благодарность и облегчение. Это они так радуются, друг Конвей.
ЛЕКАРСТВО ОТ ЛЮБВИ
На самом краю Галактики, где звезд совсем немного и царит почти абсолютная темнота, в пространстве повисла огромная замысловатая конструкция Главного Госпиталя Двенадцатого Сектора. На трехстах восьмидесяти четырех уровнях этой громадной больницы были воспроизведены условия обитания шестидесяти девяти видов разумных существ, населявших Галактическую Федерацию, – от сверххрупких метанолюбивых созданий до странных существ, питавшихся жестким излучением. В промежутке между этими двумя крайностями помещались более или менее «обычные» кислородо-, хлоро– и вододышащие формы жизни. В небольшом отсеке на двести третьем уровне Старший врач Конвей читал лекцию троим медикам-ЭЛНТ, прибывшим в госпиталь для повышения квалификации, и ощущал необычайное смятение чувств: он страдал от сильнейшего приступа неразделенной любви.
Предметом воздыханий Конвея была одна из троих ЭЛНТ – шестилапых, покрытых прочным панцирем существ, смутно напоминавших здоровенных крабов, уроженцев четвертой планеты звездной системы Мельфа. Чем дальше, тем чаще взгляд лектора задерживался на этом создании и все более и более наполнялся любовной страстью. Половина сознания Конвея – его разумная, человеческая часть, твердила ему о том, что по уши втюриться в крабиху-переростка мог бы только законченный тупица, а вот вторая половина была полна восторгов по поводу роскошной окраски панциря этой особы. Еще чуть-чуть – и эта самая половина от страсти завыла бы на луну.
«У меня проблемы…» – с тоской подумал Конвей. Как много раз в прошлом, эта проблема началась с посещения кабинета Главного психолога О'Мары…
Майор О'Мара начал беседу с лестных высказываний, которые тому, кто не знал его, как Конвей, запросто могли бы показаться неприкрытыми оскорблениями.
– До сих пор, – сказал О'Мара, – доктор Конвей существовал в нашем госпитале на правах, я бы сказал, свободного художника и только тем и занимался, что выбирал себе эдакие миленькие, сочненькие, интересненькие случаи – динозавров, владеющих левитацией, СРТТ, у которых вместо мозга – вода, и тому подобных.
Но вся эта кричащая, мелодраматическая дребедень совершенно нетипична для работы врача, – продолжал Главный психолог, – и теперь, когда вы назначены Старшим врачом, вам пора бы это понять.
Нет-нет, вы не перестанете лечить больных, ни в коем случае, – заверил он Конвея. – Но теперь под вашей ответственностью будут одновременно пятьдесят пациентов, а не один, отдельно взятый. И если кто-то из этих пятидесяти не будет тяжелым или сложным пациентом, то их лечение вы будете передавать своим подчиненным, порой даже не взглянув на больного. Впоследствии вы, судя по всему, примете участие в одном из долгосрочных научных проектов, разрабатываемых в госпитале – эта работа не сулит вам лавров и фанфар, – и, кроме того, вы теперь будете больше заняты преподавательской деятельностью.
Все вышесказанное означает, – мрачновато закончил О'Мара, – что вам предстоит носить одну или несколько мнемограмм в течение более или менее длительных промежутков времени. Вы понимаете, что это значит?
Конвей кивнул – поскольку полагал, что понимает.
Без системы мнемограмм такая огромная многовидовая больница, какой являлся Главный Госпиталь Двенадцатого Сектора, просто не могла бы существовать. Ничей разум – ни человеческий, ни чей бы то ни было еще – не в состоянии был бы удержать колоссальный объем познаний в области физиологии, необходимый для диагностики и лечения такого числа видов пациентов. Однако полный комплект знаний по физиологии любого вида можно было получить с помощью мнемограммы. Мнемограммы представляли собой всего-навсего запись излучения головного мозга какого-либо светила медицины, принадлежавшего к тому же виду, что и пациент, которого предстояло лечить врачу, сородичем пациента не являвшемуся.
Доктору, становившемуся реципиентом такой мнемограммы, приходилось в буквальном смысле слова разделить свой разум с ее донором – личностью чужеродной во всех отношениях. Увы. В сознание реципиента переносились не только профессиональные познания донора, но все его воспоминания, привычки, жизненный опыт. Мнемограммы редактированию не поддавались.
– …До сих пор, – продолжал О'Мара, – вы получали мнемограммы ненадолго – на время проведения операций или поисков диагноза, после чего записи стирались. Даже в таких случаях ментальность может в значительной степени нарушиться, и порой мне приходилось устраивать для вас сеансы гипнотерапии, дабы напомнить вам, кто из обитателей вашего сознания, грубо говоря, в доме хозяин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36