- На какой еще работе?
- Да в баре у меня. Он мне и говорит, Глеб Дмитриевич, значит, - ты,
Денис, Мосина знаешь. Устрой мне его постоянные консультации.
- И ты, влюбленный в искусство, бескорыстно все устроил.
- Почему бескорыстно? Я для него дело делал, он - платил.
- И сколько же твоя любовь к искусству стоит?
- Он мне платил по сотне за сеанс.
- А сколько он Мине платил?
- Вот этого я не знаю. Они между собой договаривались.
- Где живет твой Глеб Дмитриевич?
- Я не знаю.
- Как это не знаешь? А картины где он показывал?
- На какой-то даче в Кратове. Что не его эта дача - сразу видно.
Запущенная, нетопленая. Если хотите, я могу показать.
- Связывался как с ним?
- Всегда он со мной связывался, а не я с ним. Он мне своего телефона
не давал.
- Он опять темнит, Рома? - устав сидеть молча, громко заявил Алик.
- Я правду говорю... - обращаясь к Казаряну, заявил Денис и вдруг
сейчас осознал, что не знает, как по имени-отчеству обращаться к своему
спасителю.
- Роман Суренович, - представился тот.
- Роман Суренович! - радостно обратился Денис. - Я вам говорю чистую
правду.
- Верю, верю, - успокоил его Казарян, а нетерпимый Алик добавил:
- К сожалению, слово "чистое" несоединимо с тобой, бармен.
Чай остывал, Казарян разлил его по чашкам. Всем налил по рюмочке, но,
поглядел на Дениса, сходил на кухню, принес стакан и налил половину.
- Выпей, расслабься, - сказал Казарян и придвинул стакан Денису.
Тот быстро выпил, закусил шоколадкой и в ответ на доброе
казаряновское отношение доложил о том, что еще забыл рассказать:
- Да! По рекомендации Покатого мы с Михаилом Самойловичем два раза
милицию консультировали. По конфискованным вещам.
- Чего, чего, чего? - живо заинтересовался Казарян. Перебив их, резко
зазвонил телефон. Алик глазами показал, чтобы Казарян снял трубку.
- Да, да, да... Леонид, пену взбивать поздно. Да, будем ждать двух
часов. Да знаю я вашу писанину! Ты бы пораньше подъехал, кое-что занятное
имеется. Не по телефону... Да ты пойми, не могу! Понял? Вот и хорошо.
Ждем. - Казарян положил трубку. Часто помигал, отряхиваясь от разговора,
ловил нить здешнего. Поймал: - И где же это милиционеры показывали вам с
Миней конфискованные вещи?
- Как - где? В милиции.
- Весьма интересное кино. А не позвонить ли мне Михаилу Самойловичу?
То-то обрадуется! - И скоренько, по памяти, набрал телефон. Ждал довольно
долго, звонков пять-шесть. Сняли трубку наконец. - Здравствуй, Миня,
здравствуй, родной! Нет сил дождаться субботы, вот и звоню. И повидаться с
тобой хочу не в субботу, а сегодня. Как не знаю, знаю. Детское, половина
одиннадцатого... Никто над тобой не издевается... И не будь столь
категоричен. Здесь, у Алика Спиридонова, мы сидим и беседуем с Денисом. С
ним, с ним самым. Он поведал мне массу увлекательных вещей, в которых ты -
не на последнем месте. А так как ваша с Денисом совместная деятельность -
вольно или не вольно, пока не знаю, - серьезнейшим образом переплелась с
отъявленной уголовщиной, боюсь, что, если мы сегодня не выясним кое-какие
обстоятельства, тебе придется общаться с правоохранительными органами... -
Казарян скучающе послушал долгое телефонное бульканье, а потом продиктовал
Алькин адрес.
Через двадцать минут прибыл Миня Мосин. Он был еще в прихожей, когда
вновь задребезжал дверной звонок. Казарян, встречавший Миню, открыл дверь
следующему посетителю. На пороге стоял капитан милиции Махов. В форме.
- Вот и верь тебе после этого, - с горечью произнес Миня.

Неведомыми путями они выбрались на Киевское шоссе.
- Который час? - спросил Алексей - машинные часы, по Алькиному
разгильдяйству, естественно, не работали, а на свои посмотреть - надо было
отвлекаться от дороги. Смирнов ответил:
- Одиннадцать.
- Опередим их?
- Если у них нет связи с оставшимися в городе, опередим.
- Что у них - радиопередатчики, что ли?
- Кто их знает - шпана серьезная, - не обнадежил его Смирнов. Теперь,
когда не трясло по буеракам, можно было и поговорить спокойно. - Кто этот
человек, Леша?
- Я же сказал вам: самый богатый человек в Москве, делец.
- Цех? Валюта? Перевал?
- Посредничество.
- И на посредничестве - самый богатый? - удивился Смирнов.
- Если бы вы знали, между кем - и кем, вы бы так не говорили.
- Так между кем и кем?
- Это вы у него спросите.
- Дело на него в моей бывшей конторе имеется?
- Если только довоенное.
- В возрасте, значит. Фамилия, имя, отчество?
- Что вам это даст? Глеб Дмитриевич Ферапонтов. Настоящее это личико
или лица - не знаю...
- Какая официальная крыша?
- Сейчас пенсионер, лет пять как на пенсию ушел, а до этого - много
лет директор клуба на Пресне.
- Где живет? - спросил Смирнов. Алексей не отвечал. - К нему же едем,
опомнись!
- На Масловке.
- Эх, черт, через всю Москву! - раздосадованный Смирнов вдруг
спохватился. - Постой, а у тебя права-то при себе?
- Нет, они у меня в бардачке моей колымаги валяются.
- Да ты что, спятил?! Скоро Внуково, сплошные посты, не хватало,
чтобы орудовцы нас минут на сорок зацепили, тормози, дальше я поведу!
Алексей остановился на широкой обочине, они вышли - каждый со своей
стороны. Тишина была на Киевском шоссе, тишина, далеко-далеко еле слышно
гудел дизельный мотор тяжеловоза, за лесом брехали собаки, а совсем рядом
внезапно зашелся соловей.
- Куда бежим, от кого спасаемся, кого за глотку берем? - спросил у
тишины Алексей.
- Поехали, - сказал Смирнов и сел на водительское место.
Москву миновали без приключений. Без двадцати двенадцать были у
Белорусского вокзала. На Масловку заезжали с Ленинградского проспекта,
повернули направо, у конца сквера развернулись и после кинотеатра
поскакали по трамвайным путям. Вильнув раза два в закоулках, машина
остановилась у респектабельного кооперативного дома. Смирнов выключил
мотор и молча сидел: ждал Лешиных действий. Леша, пристегнутый ремнем
безопасности, не шевелился - никак не мог решиться. Смирнов, повернув
голову, посмотрел на него. Леша ответил непонятным взглядом, хлопнул себя
по коленям, отстегнулся и решительно распахнул дверцу:
- Пойдемте, Александр Иванович.
Смирнов закрыл машину и пошел следом за ним.

- В девяносто девятую, - сказал Алексей консьержке, вопросительно
глянувшей на него из закутка. Первым подошел грузовой лифт и они в него
сели. До восьмого этажа Алексей успел погулять по обширной кабине. Когда
дверь расползлась, он спросил у попутчика:
- А вы к разговору готовы? С ним непросто будет.
- Готов. Звони.
Алексей подошел к двери и позвонил четырьмя звонками. Короткий, два
длинных, короткий. Довольно быстро, без вопросов в щель, дверь широко
отворилась.
- Здравствуйте, Глеб Дмитриевич, - сорвавшимся голосом поздоровался
Леша. - Я не один.
- Вижу, - откликнулся сухой, с офицерским поставом спины и шеи,
седовласый человек в домашней верблюжьей куртке. - Что ж, представь нас.
- Александр Иванович Смирнов, полковник милиции. В отставке.
- О вас, Глеб Дмитриевич, я наслышан, - перебил Лешу Смирнов, - так
что давайте сразу же приступим к делу, тем более что времени у нас в
обрез.
- И я о вас, Александр Иванович, как вы изволили выразиться,
наслышан. - Глеб Дмитриевич не поддался, не счел нужным существовать в
ритме Смирнова. - Прошу. - И свободным жестом пригласил гостей в свою
скромную двухкомнатную квартиру.
Неудобно расселись вокруг журнального столика.
- Вот такие пироги, - не выдержал паузы Алексей.
- А что, у тебя другого выхода не было? - обратился к нему Глеб
Дмитриевич.
- Не было, - признался Алексей. - Ни у меня, ни у вас.
- Тебе - верю, - успокоил его хозяин квартиры и обратился к Смирнову:
- Слушаю вас.
- Сегодня вечером, в помещении бывшего кафе "Привал странников"
милиция, не без моей наводки, обнаружила трупы людей, убитых там в ночь с
двадцать первого на двадцать второе. Пока эти трупы не были найдены,
реальная опасность для того, кто приказал это сделать, исходила только от
меня. Трижды он пытался избавиться от меня, но не удалось. По моим
прикидкам и, полагаю, по вашим тоже, он уже знает - трупы обнаружены.
Теперь для него главная и смертельная опасность - вы, единственный и
сокрушающий свидетель. Его люди сидят у меня на пятках, они уже в Москве,
и, как вы понимаете, сейчас, именно сейчас, их переориентируют на вас. У
меня все. - Насколько я вас понимаю, Александр Иванович, у вас имеется
какой-то план. - Глеб Дмитриевич спокойно и грустно смотрел на Смирнова. -
Каково мое место в вашем плане? Что я должен сделать сейчас?
- Забиться в нору, из которой вас ему не достать. В милицию я вас, по
крайней мере сегодня, сдать не могу из-за соображений, вам понятных. Мало
ли что: вызов на срочный допрос, автокатастрофа, попытка к бегству - не
мне вам объяснять. Вы его лучше знаете. Итак, нора.
- Моя? - поинтересовался Глеб Дмитриевич. - Что ж, нечто похожее на
нору имеется.
- Вы же стеклянный, вы же у них на просвет! - удивился
несообразительности Глеба Дмитриевича Смирнов. - Ваша нора - не нора, а
угол, из которого они вас без труда достанут. Вся надежда на Алексея.
Леша, у тебя должна быть глухая ямка, не может не быть! Так есть?
- Есть, Александр Иванович.
- Тогда поехали. - Глеб Дмитриевич встал. - Мне понадобится пять
минут на сборы.
- Мы ждем вас в машине, - решил Смирнов.

Смирнов и Алексей спустились на лифте. Не выходя на улицу, Смирнов
передал ключи от машины Алексею и распорядился:
- Выйдешь один, сядешь за руль и сделаешь небольшой кружочек по
переулкам. А я осторожненько посмотрю и дождусь, Глеба. Как только ты
вернешься, мы выйдем.
Все было проделано в соответствии с смирновскими указаниями. Пока
осады не было.
Леша остановился у подъезда, Смирнов с Глебом Дмитриевичем уселись, и
"Нива" побежала подальше от опасности.

На Дворцовой аллее, у стадиона "Динамо", Смирнов поменялся местами с
Алексеем и спросил:
- Куда?
- Серпуховка.
- Серпуховка так Серпуховка, - согласился Смирнов.
И опять Москва, ночная, по-провинциальному вымершая к ночи. Улица
Горького, Библиотека Ленина, Большая Полянка. Полутьма, асфальтовые
просторы, слепые дома.
- Надеетесь его побороть, Александр Иванович? - вдруг спросил Глеб
Дмитриевич.
- А зачем же я вас тогда обеспокоил? - Смирнов поднял глаза, чтобы в
зеркальце увидеть собеседника. - Оставил бы вас с ним один на один, и
разбирайтесь сами.
- Как вы вышли на это дело?
- Ну, это уж секрет фирмы, - засмеялся Смирнов.
- Тогда прошу извинить.
- Теперь куда? - спросил Смирнов у Алексея, когда они пересекли
Садовое. - Указания давай.
Алексей давал указания, а Смирнов их исполнял, вертясь в переулках.
Наконец остановились у хрущевской пятиэтажки, окруженной разросшимися
палисадными деревьями.

Не шумя, поднялись на пятый этаж. Алексей позвонил, долго не
открывали, спали, вероятно.
- Кто там? - спросил наконец испуганный женский голос.
- Я, - ограничился последней буквой алфавита Алексей, и тут же его
радостно признали за дверью:
- Леша!
Загремела задвижка, зажурчала цепочка, и дверь открылась.
- Ой! - испугалась женщина в ночной рубашке и убежала внутрь
квартиры. Алексей легко и хорошо рассмеялся, обернулся к спутникам и
сказал:
- Проходите, проходите, нас приглашают.
Милый, спокойный, московский уют, все, как надо, в комнате, куда их
провел Алексей: круглый стол посередине, громадный оранжевый абажур с
кистями над ним, по стенам - комод, диван, буфет, книжный шкаф. Заметив,
что гости заинтересованно осматриваются, Алексей решительно оправдался:
- Я ей все время предлагаю заменить эту рухлядь, но она ни в какую...
- И правильно делает, - заметил Смирнов, а Глеб Дмитриевич спросил:
- Прости, Леша, но она - кто?
- Как кто? - удивился Алексей, - Люба.
- Спасибо, теперь я знаю, как зовут хозяйку этого дома, -
поблагодарил Алексея Глеб Дмитриевич.
- Это называется - выволочка, - прокомментировал происходящее
Смирнов. - Не будь сявым, Алексей.
Вошла Люба, в хорошем платье, причесанная, даже ресницы подкрасить
успела - или всегда в боевой форме ждет Алексея? Улыбнулась, обнаружив
ямочки на щеках, сказала тихонько:
- Здравствуйте, вы уж извините меня, что так встретила вас, думала,
Леша один...
Извинилась и быстренько стала накрывать стол. Веселая в движении,
ловкая, пухленькая, Люба делала дело и улыбалась от того, что так забавно
все получилось. Такая и должна быть подруга у рискового человека - услада
воина.
Смирнов уловил момент, положил ладонь на круглое Любочкино предплечье
и сказал:
- Я скоро уйду, Любочка, и тогда вы их накормите.
- Люба, пойдем в другую комнату или на кухню, им поговорить надо, -
распорядился догадливый Алексей, и они ушли.
- Спрашивайте, Александр Иванович, - предложил Глеб Дмитриевич.
- Как вы думаете, почему он пошел на крайние меры?
- Вы, как мне кажется, и сами понимаете, почему, просто ждете
подтверждения. Пожалуйста. Вы, конечно, уже проверили по спискам умерших в
лагере? - И, дождавшись смирновского кивка, он продолжил: - И, конечно,
знаете национальный состав: два армянина, три азербайджанца, три грузина и
двое из Молдавии. Так вот...
- Вы насчитали десять, а я по спискам выявил одиннадцать...
- Одесский умер в прошлом году. Я продолжаю. Так вот, почти все они -
народ кавказский: шумливые, широкие, хлебосольные, любящие быть на людях и
покрасоваться перед людьми. Первое время, после того как они исчезли из
лагеря, они вели себя как надо, но в последнее время, надо признать,
распустились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23