По предположению яхты, в этом заключалась надежда на спасение: если каким-то образом преодолеть границы пузыря, можно оказаться вновь в прежних координатах. Яхта «Мечта», разумеется, будет безвозвратно потеряна, но жизнь человека… самое дорогое… — Мозг углублялся в область морали, но Сергей уже его не слушал.
— Сколько от меня до границ поля?
— Пять километров четыреста пятьдесят метров.
Что ж, уже кое-что. Определившись еще и в пространстве, Волков двинулся к границам, отмеченным темпоральными полями.
Коротко пролился дождь. Освеженный лес запах погасшими угольями. Все деревья знакомые, что было неудивительно — свой дом человек привык обустраивать по образу и подобию собственной мечты, за которой ясно проглядывала древняя Земля.
Звериная тропа вела его в нужном направлении, скользя под влажным пологом крон, среди цепляющихся веток кустарника. Все же он был чужим здесь, и лес замер, пропуская его, а следом вновь трещал, чирикал, свистел и влажно дышал в затылок.
Тропа нырнула в овраг. Сумрачно, влажно. Над головой переплетение лиан. Словно в гроте. Меж камней блеснул ручеек — глинистая змейка в узорах плывущих листьев, щепок и мусора. Невидимые твари, словно птицы, бились в сухих ветвях, затянутых паутиной мхов, среди покрытых корой скелетов давно усопших деревьев. Комбинезон засерел, словно покрылся грязью, и тут же, едва Сергей выбрался наверх, зацвел яркими пятнами, будто оброс листьями здешних разноцветных деревьев. Волков остановился по сигналу корабельного Мозга. Дошел. Он вглядывался вперед — ничего, тишина. Нет, что-то там было. Или, может быть, в глазах рябит? Или мутнеет? В самом деле, вон ветка впереди, листья четко вырезаны в солнечном луче, а по краям — нерезкий контур, словно поляризация, словно мягкое наложение… И стволы, трава. Какая-то тварь высовывает коричневую меховую голову без глаз и ноздрей — пасть, уши, а сбоку тоже зыбкий контур.
Сергей нагнулся, подцепил сучок, бросил вперед. Деревяшка только взлетела и сразу упала, словно ударилась о невидимое стекло. Ясно, поле. Волков подошел ближе. На ощупь — держит, но не очень сильно. Надавил — сразу будто гранитная плита. А тварь с той стороны то спрячет, то высунет голову из-за деревьев — словно играет…
Ладно, поле как поле. Ничего страшного. Во всяком случае, пока лучше считать так. Сергей не стал терять время. Настроил эмиттеры на медленное давление и сузил угол до острого. Мозг яхты направил мощь корабельных энергетических установок в помощь капитану. После неудачи пробить поле лобовыми ударами было решено попробовать медленное давление.
Сергей помогал себе усилиями мышц: мускулы напряжены, ноги зарываются в мягкую землю, руки мертво впивались ногтями в кору деревьев. Стоял, словно расшалившийся ребенок, упершийся лбом в сену. Уже и свет в глазах померк. От напряжения побелели ногти, а в ушах звенело. Казалось, голова сейчас лопнет. Ему почудилось, что тонкий, зудящий и ритмичный звук в ушах не удары крови, что это подается чужое поле. Однако ничего не происходило.
Несколько раз, еще на Уране, Волкову с товарищами удавалось проделать подобное. Правда, тогда поля были другой природы, но какая, в сущности, разница? Суть была в том, что защитные поля, предназначенные защищать от кратковременных ударов большой мощности, не всегда могли выдержать продолжительное давление. Сейчас надежда была именно на это.
Пальцы Сергея, сдирая слой коры, скользили, перехватывали ствол дерева все дальше и дальше. В глазах — кровавые зайчики, в ушах — словно лопнуло что — зудящий вопль впился в череп — исчез. Он уже ничего не слышал. И не видел. Порог слышимости. Еще немного… ветка треснула… еще чуть-чуть…
… Когда Волков вновь пришел в себя, легкий ветерок нежно остужал ему лицо. Травинка, клонясь, щекотала висок. Яхта передала, что, несмотря на все усилия, попытка не удалась. Сергей подумал, что его активность последние дни, возможно, была самообманом, желанием спрятаться за видимым результатом пусть и бесцельных действий. Он осознал, что давно забыл, кем является для этого мира. Забыл, что он Бог, Творец и Создатель! Что лишь по его образу и подобию здесь все и было создано. Он почувствовал такую безнадежную усталость, что лишь удобнее прислонился спиной к стене поля и погрузился в размышления, как в омут. А руками незаметно для себя то зарывался в жирную землю, сминая ломкие и прохладные пластинки опавших листьев, то похлопывал, оглаживал неосязаемую преграду за спиной. Он хотел разобраться, что все-таки произошло. Но усталость сломила его, и Волков погрузился в дрему, не закрывая глаз, смотрел прямо перед собой, в лес — и не видел, а руки беспокойно гладили скользкое сухое поле, ничего не ощущая.
Лес сейчас уже не казался пустым. Ветер играл листьями, беспорядочно сминая и скручивая их. Кустарники были полны таинственных звуков. Кто-то шумел, кто-то бродил. Сергей все еще не различал сна от яви. Из-за стоявшего рядом толстого дерева глядел дурной глаз сомнения, водянистый зрачок горестного бессилия. Сломанная ветка, сотрясаемая порывами ветра, ударила веером листьев по гулкому стволу, словно рукой хлопнуло ожившее дерево, а из рощицы тонких длинных, будто сосны, стволов подул ветер. На тропе, утоптанной невиданными зверями, кишат черные зернышки муравьев. Они снуют между комьями раздавленной трухи, словно мертвые носильщики в потустороннем сне, они выползают из обглоданных костяков более крупных тварей, с лету простившихся с жизнью у невидимой границы. Рядом злорадно скрипели еще живые, мелькали тени незнакомых хищников, легко скользили по камням их когти, свистело дыхание, когда они вынюхивали запах пришельца в коре, мху, паутине. Сергей вдруг увидел себя со стороны — огромный чужой истукан с блестящими, мерно вращающимися по сторонам глазами. С тысячи разных сторон обозревая себя, он сам словно бы разделился на тысячи жизней. Одновременно видел он множество незнакомых вещей и местностей, домов, поселков, людей. Смотрел их глазами, незримо присутствуя в неведомых и знакомых телах.
В том состоянии полудремы, в котором Сергей все еще находился, быть наблюдателем, размноженным по мириадам существ, было не забавно, не интересно, но и не страшно. Это было просто, и он смирился с тем, что видел со стороны и планету, и свою яхту на орбите, и другие корабли на поверхности. Волков понял, что в этот момент впервые ощутил себя хозяином и творцом своей Вселенной, и продолжал с интересом, ничего не боясь, ощущать себя в каждой точке мира и одновременно везде. Это дремотное бродяжничество Сергея и в самом деле не испугало. Он ощутил, что для него не существует границ, если только он сам не создает их для себя. Поэтому он поднялся и прошел несколько шагов к стоявшему невдалеке Мирабу Мамедову, мрачно закутавшемуся в темно-синий плащ, шелковисто поблескивающий на солнце.
Мираб стоял в тени огромного дерева, и даже просторные складки одежды не могли скрыть его огромного брюха. Сергей подошел к нему, понимая, что граница поля осталась позади, и он отстраненно подумал: «Как все просто. Как все просто, когда перестаешь ограничивать себя собственным „я“, когда перестаешь замуровывать мысль в темницу собственной уникальности». И все еще сохраняя частицу себя во всех тех сознаниях, где продолжал оставаться признательным гостем, он сказал:
— Здравствуй, Мираб!
Тот ответил сразу, без удивления и вражды:
— Здравствуй, Николай! Я тебя ждал, хотя не думал, что встреча наша произойдет так скоро.
— Я не Николай. Я Сергей Волков.
— Это я слышал. Но неужели ты думаешь, я поверю этой сказке? Пусть на нее ловятся другие, все-таки я Первосвященник Бога нашего, Отца-Создателя.
— Не понимаю, при чем здесь это?
— Пойдем, — сказал он, и они направились по тропинке сквозь лес.
День был жарким, где-то собиралась гроза. Совсем недавно здесь тоже прошел короткий дождик — деревья глянцем блестели на солнце.
— Меня насторожило то, что ты выжил на Уране. Не думал, что Бог-Отец так печется о тебе. Потом эта потеря памяти, перемена личности, необъяснимая враждебность ко мне. Я понял, что мы стоим друг друга, что мы нужны друг другу. Перед союзом двух таких людей, как мы, никто и ничто не устоит. Ради тебя я даже изменил свой план.
Они между тем вышли на берег большого озера, с противоположной стороны ограниченного холмами, поросшими высоким кустарником. С их стороны и по бокам лес подступал к самому озеру и отражался в гладкой, как простыня, воде. В воздухе летали розовые и белые птицы, а снизу их движения повторяли водяные двойники. Покой и нега странно не соответствовали напряжению их вроде бы мирной беседы.
— А что входило в твои планы?.. — Сергей приостановился, давая ему возможность быть откровенным настолько, насколько позволяли масштабы задач.
— Конечно, пост Премьер-министра Империи. Разве Кравцов способен на что-нибудь большее, чем исполнять роль марионетки? Нет, на этом месте нужна личность. Личностью был твой отец…
— Я не Орлов.
Это не важно. Я хочу сказать, что Иван Силантьевич хоть и был сильной личностью, но неправильно понимал волю Бога-Отца нашего…
— Значит, ты ее понимаешь правильно? — спросил Волков, все еще не понимая, зачем он здесь? И к чему Мирабу этот путаный разговор?
— Я ведь Первосвященник. Высший жрец Бога! Это говорит о многом.
— Это ты убил прежнего Премьер-министра?
— Нет. Официально это сделал Николай Орлов.
— А неофициально?
— Тоже он. Кто же еще?..
— Врешь, — сказал Сергей. — Я намерен вытрясти из тебя всю правду.
— Не представляю, как тебе это удастся сделать? — сказал Мамедов и тут же вновь попытался вернуться к прежней теме: — Зачем нам враждовать? Если хочешь, мы вдвоем выясним правду. Но ты вроде не понял, что я тебе предлагаю власть над миром. Полную безграничную власть. В мире нет ничего более ценного, чем Власть! Сергей тихо рассмеялся.
— Что ты с ней будешь делать? — спросил Волков у Мираба. — Отращивать брюхо? Ты просто лопнешь, нажравшись этой власти, вот и все.
— Не говори так со мной.
— Да как же мне с тобой говорить, если ты сам не понимаешь, что предлагаешь мне? Я не умею жрать, как ты, мне твоя власть и даром не нужна.
— Берегись! Мое терпение может лопнуть.
— Как и твое брюхо. Либо ты мне расскажешь все об убийце Орлова Ивана Силантьевича, либо готовься к новому перерождению.
— Ты не оставляешь мне выбора. Очень жаль, мне очень не хотелось такого исхода.
Мамедов был так уверен в себе, что в какой-то момент Сергей заподозрил ловушку. Это должна быть очень хитрая драконовская ловушка. Было что-то… он не знал что?.. Какое-то чувство, корни которого таятся в пещерах, или, может, на ветвях деревьев, или в самых древних океанах. Сквозь наползающую тучу бросало косые лучи солнце, и они казались окрашенными в цвет крови.
Ветер стих, и все вокруг будто погрузилось в покой. Затем на Волкова напал сжимающий внутренности страх, но он подавил его. Гигантская ладонь была готова опуститься с неба и раздавить его, но он не дрогнул. Ведь он был Богом-Создателем этого мира, хоть и не понимал, что это такое.
С его воображением легко отыскать зловещее предзнаменование в чем угодно. Сергей вздрогнул и подавил дрожь. Мираб внимательно всматривался в него. Волков понял, что это Мамедов посеял страх в его сердце.
— Нет! — крикнул Сергей, изо всех сил пытаясь отразить психическую атаку.
Вероятно, это удалось, потому что в лице Мираба воля и решительность чуть-чуть потускнели, давая место удивлению. В то же мгновение из подземных пределов мира нечто завыло, засверкало, засияло подобно недавним термоядерным взрывам, и, отразившись от башен неба, загрохотало в голове Сергея. Его тело пронзила вспышка красного жара. Он медленно переступил с Ноги на ногу и сквозь бирюзовые и бордовые сети посмотрел вниз на Мираба Мамедова, который медленно поднял голову к небу и шевельнул губами, шепча:
— Ты мертвец!
— Это ты будешь им! — пообещал Сергей, погружаясь во тьму.
Да, таковым был предначертанный ход событий с самого его прибытия в Мечтоград вплоть до настоящего момента.
Да, предрешенность событий была сильнее мирабовского желания или воли его, Сергея, Властителя этого мира, ибо существует что-то, чему подчиняются даже боги.
Их конфликт был жалок и мелок, и даже исход его не имел значения для тех сил, которые управляли ими сейчас.
Да. Управляли.
Соглашаясь называться Богом, Сергей считал все это игрой терминами. А если он и допускал, что за этой игрой стоит что-то реальное, то оно для Волкова было, скорее, искусственным довеском, частью его собственной измененной личности, встроенной в него Мозгом планетоида. Все, что имело отношение к его божественному началу, в действительности не затрагивало его личности. Возможно, где-то глубоко внутри Сергей действительно хотел и желал ощутить Слово, которое и есть он, этот мир, Вселенная. Вероятно, это желание было движущей силой и то, что сейчас происходило, было материализацией этого.
Теперь же, когда пришло что-то действительно потрясающее, он уже ничего точно знать не мог. Проклятие!
Все, что кипело в нем, было лишь ощущением, но не ответом. Сергей просто не знал ответа.
Они стояли, смотрели друг на друга — два врага, которыми управляли еще более древние силы. Сергей представил удивление Мираба. Тот был просто «жрецом», мотыльком, слишком близко подлетевшим к пламени жертвенника… Мираб эмпирически нащупал магию реальных сил, но до нынешнего противостояния не отделял их от собственных. Он думал, что эти силы и есть он сам. Теперь настал черед ужасу познания.
Через некоторое время, приглядевшись, Сергей заметил, что тьма, сгущающаяся вокруг, объяснялась просто — это наплывали тучи. Он уже понимал, что это означает. Земля под ногами слегка дрожала. Он понимал и причину этого.
Волков смирился, что придется преодолеть это испытание. Но зачем? Зачем это было нужно?
Сергей сразу понял, что ему никто не ответит, что ответом станет он сам, но уже потом, когда придет время ответам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48