Единственный клиент, краснощекий толстячок, сидя на высоком табурете, пил зеленую мятную настойку.Мегрэ его где-то видел, лицо ему было знакомо, но не мог сразу вспомнить где. Встречал ли он его на бегах, тут же, в ресторане, или у себя в кабинете на набережной Орфевр?На Монмартре можно было встретить много людей, имевших дело с полицией.— Добрый вечер, господин комиссар. Добрый вечер, господин инспектор, — развязно приветствовал их Жюстен. — Если вы ужинать, то рановато. Что вам подать?— Пиво.— Голландское, датское, немецкое?Из заднего помещения бесшумно вышел управляющий: редкие волосы, слегка отекшее лицо, лиловатые мешки под глазами. Не выражая ни удивления, ни взволнованности, он приблизился к полицейским, подал Мегрэ мягкую руку, пожал руку Лапуэнту. Ему оставалось только надеть свой смокинг, чтобы быть в полной форме для приема клиентов.— Я ожидал, что увижу вас сегодня. Даже удивлялся, что вы не пришли раньше. Что вы обо всем этом скажете?Он выглядел измученным.— О чем?— Кто-то ведь с ним разделался. У вас есть предположение, кто мог это сделать?Итак, хотя в прессе еще ничего не говорилось о гибели Манюэля, хотя Алина оставалась весь день под наблюдением и никуда не звонила, в «Золотом бутоне» уже все было известно.Если бы полицейские района Терн и поставили кого-нибудь в известность, то это наверняка были бы репортеры. Что касается жильцов дома, то они как будто не имели никакой связи с преступной средой Монмартра.— В котором часу вы узнали об этом, Жан-Лу?Управляющего, исполнявшего также обязанности метрдотеля, полиция не могла ни в чем упрекнуть. Родом из Алье, он начал работать официантом в Виши, рано женился, имел детей. Сын его учился на медицинском факультете, а одна из дочерей вышла замуж за владельца ресторана на Елисейских полях. Он жил как буржуа, на вилле, которую построил в Шуази-ле-Руа.— Не помню, — с удивлением ответил он. — Почему вы меня об этом спрашиваете? Полагаю, это всем уже известно.— Газеты еще ничего не сообщали о преступлении.Попробуйте вспомнить. Может быть, во время обеда?— Мне кажется, да. Клиенты нам много чего рассказывают. А ты не помнишь, Жюстен?— Нет. В баре тоже об этом говорили.— Кто?Мегрэ наталкивался на закон молчания. Даже если Пернель, управляющий, не принадлежал к преступной среде и вел вполне порядочную жизнь, он тем не менее должен был молчать — этого требовала часть его клиентуры.«Золотой бутон» уже не был, как прежде, тем баром, где собирались лишь жулики, о которых Пальмари, управлявший тогда рестораном, не слишком артачась, давал Мегрэ кое-какие сведения.Теперь у ресторана была зажиточная клиентура. Его посещало много иностранцев, красивые девушки. Сходились к десяти или одиннадцати часам, так как ужин подавался до полуночи. Несколько главарей шаек сохранили свои привычки, но теперь среди них не было молодых парней, готовых на любое преступление. Они тоже жили в собственных домах, у большинства были жены и дети.— Я хотел бы знать, кто первый сообщил вам об этом.И Мегрэ, как он сам выражался, «отправился на рыбную ловлю».— Может быть, некий Массолетти?Он успел записать имена всех жильцов дома на улице Акаций.— А чем он занимается?— Автомобилями… Итальянскими автомобилями…— Не знаю такого. А ты, Жюстен?— Первый раз слышу…Чувствовалось, что оба говорят искренне.— Виньон?Глаза их даже не заблестели, оба покачали головой.— Преподаватель физкультуры по фамилии Детуш?— Такой в наших кругах неизвестен.— Тони Паскье?— Я его знаю, — вмешался Жюстен.— И я тоже, — добавил Пернель. — Иногда он посылает мне клиентов. Ведь он второй бармен в «Кларидже», не так ли? Я его не видел уже несколько месяцев.— Он не звонил вам сегодня?— Он звонит только в том случае, если ему нужно рекомендовать клиента.— А Джеймс Стюарт, англичанин? Тоже не говорил?А Фернан Барийар?При каждой фамилии они на секунду задумывались и снова качали головой.— Кто, по-вашему, был заинтересован в том, чтобы устранить Пальмари?— На него нападают не в первый раз.— Но лишь двое из покушавшихся, те, что прошили его из автомата, были потом убиты. А Пальмари больше уже не выходил из своей квартиры. Скажите, Пернель, с каких пор в «Золотом бутоне» появился новый хозяин?Бледное лицо управляющего слегка покраснело.— Пять дней назад.— И кто же теперешний владелец?Он колебался только мгновение, понимая, что Мегрэ в курсе дела и что врать бессмысленно.— Я.— У кого вы откупили ресторан?— Ну конечно же у Алины.— А когда Алина стала настоящей владелицей?— Точной даты не помню. Около двух лет назад.— Акт вашей купли засвидетельствован у нотариуса?— По всем правилам.— У какого нотариуса?— Мэтр Дегриер, бульвар Перейр.— За сколько вы купили ресторан?— Двести тысяч.— Я полагаю, новых франков?— Конечно.— Уплачено наличными?— Ассигнациями. Пришлось потратить порядочно времени, чтобы их сосчитать.— Как Алина унесла их? В чемодане?— Не знаю. Я ушел первым.— А вы знали, что дом на улице Акаций тоже принадлежит любовнице Манюэля?Жюстен и Пернель чувствовали себя все более неловко.— Здесь всегда ходят какие-то слухи. Видите ли, господин комиссар, я честный человек, как и Жюстен.У нас у обоих семьи. Поскольку наш ресторан находится на Монмартре, среди нашей клиентуры можно найти разных людей. Закон не разрешает нам выгонять их, разве только в случае, если они вдрызг пьяны, что бывает редко. Мы слышим, как они рассказывают разные истории, но предпочитаем забывать их. Не правда ли, Жюстен?— Точно.— Интересно, был ли у Алины любовник?Ни тот, ни другой и бровью не повели, не сказали ни да ни нет, что несколько удивило Мегрэ.— Она никогда не встречалась здесь с мужчинами?— Она даже не останавливалась у бара. Прямо проходила на антресоль ко мне в кабинет и проверяла счета, прежде чем унести причитающуюся ей часть, как деловая женщина.— А вас не удивляет, что такой человек, как Пальмари, кажется, перевел на ее имя все, что у него было, или, по крайней мере, добрую часть своего имущества.— Многие коммерсанты и бизнесмены, предвидя возможную конфискацию, переводят имущество на имя жены.— Пальмари не был женат, — возразил Мегрэ. — Кроме того, он был старше ее на тридцать два года.— Я тоже думал об этом. Видите ли, я полагаю, что Манюэль был и в самом деле очарован ею. Он полностью доверял ей. Он ее любил. Я мог бы поклясться, что до того, как встретить ее, он никого не любил. Он чувствовал себя обделенным в своем кресле на колесах. Она стала смыслом его жизни, единственным существом, связывающим его с внешним миром.— А она?— Насколько я могу судить, она тоже его любила.Это случается с такими девицами, как она. До него она прошла жестокую школу, мужчинам было нужно от нее только одно… они не считались с ее человеческим существом, Вы понимаете? Такие женщины потом очень высоко ценят семейную жизнь.Толстый краснолицый человек на другом конце прилавка заказал еще рюмку мятной настойки.— Сейчас, месье Луи.Мегрэ тихо спросил:— Кто этот месье Луи?— Наш клиент. Я не знаю его фамилии, но он довольно часто заходит выпить одну или две рюмки мятной настойки с водой. Полагаю, он живет в этом квартале.— В полдень он заглядывал сюда?— Он был здесь, Жюстен? — вполголоса спросил Пернель.— Кажется, да. Он спросил, нет ли у меня сведений о бегах.Месье Луи вытирал пот с лица и тупо смотрел на свою рюмку.Мегрэ вытащил из кармана записную книжку, написал несколько слов и дал их прочесть Лапуэнту.«Следуй за ним, когда он выйдет. Встретимся здесь.Если меня не будет, звони домой».— Скажите, Пернель, вас не затруднит подняться со мной на минутку на антресоль?— Сюда…У нового хозяина ресторана было плоскостопие, и он ходил, переваливаясь, словно утка, как большинство метрдотелей, достигших определенного возраста. Лестница оказалась узкой и темной. Здесь не было ничего от роскоши и комфорта, царивших в ресторане. Пернель вынул из кармана связку ключей, открыл дверь, выкрашенную коричневой краской, и они очутились в маленькой комнате, окнами выходившей во двор.На письменном столе лежали грудой счета, проспекты, стояло два телефона.— Садитесь, Пернель, и слушайте меня внимательно.Что, если мы оба будем играть в открытую?— Я всегда играл в открытую.— Вы знаете, что это не так, что вы не можете, себе этого позволить, иначе вы не стали бы хозяином «Золотого бутона». Для придания нашему разговору непринужденности, сообщу вам одно открытие, которое теперь уже не играет роли для заинтересованного когда-то лица. Когда двадцать лет назад Манюэль купил бистро, я иногда заходил сюда выпить стаканчик по утрам, в самое малолюдное время. Случалось, что Манюэль звонил мне по телефону или заходил ко мне, не афишируя это, на набережную Орфевр.— Осведомитель? — прошептал хозяин ресторана, не слишком удивленный.— Вы догадывались об этом?— Не знаю. Может быть. Полагаю, по этой причине в него и стреляли три года назад?— Возможно. Но только Манюэль был хитрец — при случае он поставлял мне сведения о мелких делишках, сам же занимался крупными делами, о которых, естественно, никогда не говорил.— Вы не хотите, чтобы я велел подать сюда бутылку шампанского?— Это почти единственный напиток, который меня не соблазняет.— Тогда пиво.— Сейчас ничего не надо.Видно было, что Пернелю нелегко.— Манюэль был хитер, — продолжал Мегрэ, глядя прямо в глаза собеседнику. — Так хитер, что я никогда не мог найти доказательств его причастности к преступлениям. Он знал, что мне известна правда, во всяком случае, хотя бы частично, и не старался изображать из себя праведника. А когда это становилось необходимым, предавал одного из своих сообщников.— Не понимаю, что вы хотите сказать…— Нет, понимаете.— Я никогда не работал с Манюэлем, разве что здесь, по специальности — метрдотелем, потом управляющим.— Но при этом уже в двенадцать часов дня вы знали, что с ним произошло. Как вы сказали, в баре и ресторане можно услышать много разных вещей.Итак, что вы думаете, Пернель, о краже ювелирных изделий?— То, что об этом пишут в газетах: молодые парни приучаются к преступному ремеслу, но, в конце концов, попадают в руки полиции.— Нет, не то…— Говорят, что во время кражи поблизости держится один из опытных грабителей, чтобы прийти на помощь новичкам в случае необходимости.— А еще?— Ничего. Клянусь вам, я больше ничего не знаю.— Ну что ж, расскажу вам кое-что еще, хотя уверен, не сообщу ничего для вас нового. Скажите, какому главному риску подвергаются воры ювелирных изделий?— Их могут застукать.— Как?— При перепродаже драгоценностей.— Хорошо! Вы начинаете подходить к главному — все дорогие камни имеют, так сказать, свое гражданское состояние и известны людям, связанным с ювелирным делом. Как только совершается кража, описание изделий рассылается не только по Франции, но и за границу. Скупщик краденого, если только воры знают таких, даст им лишь десять или пятнадцать процентов от стоимости добычи. И почти всегда, когда год или два спустя он пускает эти камни в продажу, полиция узнает их, идет по следу и находит грабителей. Согласны?— Думаю, так оно и бывает. У вас больше опыта, чем у меня.— Но вот в течение почти десяти лет драгоценности, украденные в магазинах, теряются без следа. Что тут можно предположить?— Откуда мне знать?— Да бросьте, Пернель. Тот, кто занимается вашим ремеслом в течение тридцати или сорока лет, знает все его тонкости, даже если не получает от этого прямой выгоды.— Но я не так давно работаю на Монмартре.— Первая предосторожность состоит не только в том, чтобы вынуть камни из оправы, нужно еще преобразить их, а для этой цели необходим «свой» гранильщик бриллиантов. Вы знаете таких?— Нет.— Мало кто их знает по той простой причине, что их немного не только во Франции, но и во всем мире.В Париже их не больше полусотни, живут они, как правило, в одном районе, в Маре, поблизости от улицы Фран-Буржуа, и образуют свой, очень замкнутый мирок. А кроме того, перекупщики, торговцы бриллиантами и крупные ювелиры, которые доверяют им работу, все время следят за ними.— Я об этом никогда не думал.— Бросьте шутить!В дверь постучали. Это был бармен, который протянул Мегрэ листок бумаги.— Только что принесли для вас.— Кто?— Парнишка из табачной лавочки на углу.Это была записка от Лапуэнта, написанная карандашом на листке, вырванном из записной книжки.«Он вошел в телефонную кабину. Сквозь стекло я видел, как он набирал 42—38. В последней цифре я не уверен.Потом сел в углу, читает газеты. Я остаюсь здесь».— Разрешите мне воспользоваться одним из ваших аппаратов. Собственно говоря, почему у вас две линии?— Второй аппарат местный, соединен только с рестораном.— Алло! Справочное? У телефона комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Мне нужно срочно узнать, какому абоненту принадлежит номер сорок два — тридцать восемь. Последняя цифра под вопросом. Будьте так любезны, позвоните мне сюда…— А теперь, — сказал он Пернелю, — я с удовольствием выпил бы стакан пива.— Вы уверены, что больше ничего не знаете о месье Луи?Пернель колебался, отдавая себе отчет в том, что дело принимает серьезный оборот.— Лично я его не знаю. Только вижу в баре. Случается, в отсутствие Жюстена обслуживаю его я, и мы перекидываемся несколькими словами о погоде.— Его никто не сопровождает?— Редко. Несколько раз я видел его с молоденькими мальчиками. Я даже подумал, не интересуется ли он этим…— Вы не знаете его фамилию, адрес?— Его всегда называют месье Луи, причем с явным уважением. Думаю, живет он где-нибудь поблизости, потому что никогда не приезжает на машине.Зазвонил телефон. Мегрэ снял трубку.— Комиссар Мегрэ? Кажется, я могу дать вам справку, которая вас интересует, — говорила девушка из справочного. — Абонент сорок два — тридцать восемь полгода назад временно отключил телефон из-за отъезда за границу. Владелец номера сорок два — тридцать восемь — Фернан Барийар, адрес…Комиссар знал продолжение. Речь шла о представителе фирмы, изготовляющей роскошные коробки и футляры. Он жил на той же лестничной площадке, что и Пальмари.— Благодарю вас, мадемуазель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14