Раньше так хорошо было — в одной деревне и родились, и женились, а теперь тянись — ого куда. Как тому вот капитану — сегодня же мы встречать его будем. Батька-то с маткой приедут, а родня так на свадьбе и не побудет...
Автобус легко бежал по шоссе. В нем, точно в хате, весело и дружно разговаривали незнакомые до сих пор люди — добрые и сердечные, работящие и заботливые. Я смотрел на них и, как бы поддакивая Павлу, Коренькевичу, думал, что и правда, все мы из хат: и вот этот мой сосед — разговорчивый дядька, что спешит на свадьбу; и вот эта тетка, что едет в Витебск, женить племянника на дочери капитана; и вон тот солидный мужчина в шляпе, который смотрит в окно и, кажется, не принимает никакого участия в разговоре, хотя слушает все очень внимательно — это хорошо видно по его губам, что охотно отзываются и на удачную шутку, и на меткое слово; и вот эта модно одетая, раскрашенная не по годам женщина, что сидит рядом с женой гармониста и все отодвигается от бабули — то ли боится испачкаться о ее праздничные уборы, слишком долго лежавшие в сундуке, то ли просто ее пугает черная потрескавшаяся рука старухи, которой та держится за поручень; и вот эта Цытнячихина Люська, что, как испуганный
воробышек, тихонько приклеилась на краешк сиденья,— пройдет время, она станет хорошим специалистом и, возможно, вернется сюда, в азеричинскую больницу,— все, все они также из хат.
Все мы, друзья, из хат. И не беда, что наши деревни назывались по-разному — Зеленый Бор или Добревичи, Светлое или Житьково! В каждой из них и поныне стоит хата, которая терпеливо вырастила нас, поставила на крыло, великодушно и без упрека распахнула перед нами двери — будто открыла ладони, на которых взволнованно притихли мотыльки: летите!
Летите, куда тянет вас, от своей хаты — на юг или на север, на запад или на восток...













1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23