На мгновение я представил, как в тихую безлунную дождливую ночь неизвестные окружили дом пасечника и, ворвавшись, в упор расстреляли оказывающего сопротивление хозяина… Только возник вопрос, так ли все это произошло? Почему ведун не почувствовал заранее опасность? Наконец, не прочел мысли тех, кто окружил его дом? Что-что, а отклонение в ментальном поле старый чувствовал и чувствовал хорошо. И наконец, почему не ушел из окруженного дома, пользуясь телепортацией? Ему ведь это было под силу? Вопросы, одни вопросы.
— Те, кто пришел приговорить пасечника, были не простые люди, подумал вслух Сергей Борисович. — Старый умел многое, но не ушел. — Из слов, сказанных участковым, было видно, что он занят теми же мыслями, что и я, и его смущает загадка смерти «знахаря»… Мы бродили с ним по пепелищу и ощущали почти одно и то же.
— Ну что, поехали? — обратился ко мне Сергей Борисыч. — Хозяина пчелам я нашел, через день-два пасеку вывезем. Надеюсь, косолапые до неё за это время не доберутся…
Обратно в Кондинское мы возвращались на лодке старого. Казанка участкового, доверху нагруженная несгоревшим скарбом убитого, осталась на пасеке. — Когда поеду за пчелами, тогда её и заберу. На мой вопрос ответил Сергей Борисыч… — А что мне делать с лодкой нашего дедушки? Теперь она мне уже не нужна, — спросил я участкового. — А на чем ты повезешь своих собак? — посмотрел он на меня. Теперь ты у них за хозяина…
Глава 31 ДЯДЯ ЁША
До Сургута пришлось телепать не больше недели. В Ханты-Мансийск, как и в прошлый раз, я приехал на лодке. На ней же из-за собак, которых без справок о регистрации и о прививках в «метеор» взять отказались, мне пришлось добираться до самого дома. Повезло, что по дороге меня взял под борт идущий на Сургут РТ, иначе мой обратный путь мог оказаться еще труднее. Первое время от дурных мыслей меня отвлекала работа. Сначала надо было соорудить во дворе дома для собак вольеру, потом сделать для них уютные конуры, перевезти с Оби к себе во двор старикову «амурку» и написать всем письма. Но несмотря на суету, Конда из памяти не уходила: развалины сгоревшего дома, бесхозная пасека и грустные глаза прощавшегося со мною Сергея Борисовича. Участковый понимал, что прощается со мной навсегда. Обняв меня, он тихо сказал:
— Твой путь такой же, как у него, вы чем-то с ним похожи, поэтому береги себя, Юра.
— «Бережёного бог бережёт», — пожал я руку другу участковому.
Прошел месяц, второй… Поздней осенью я, заключив договор в Сургутском КЗПХ, уехал с дедовскими лайками на большой Юган на охоту. Мне не хочется описывать, что я видел и что добыл, тем более, к теме книги это и не относится. Одно хочется сказать, лучше моих черно-белых с масками, в те времена в Сургутском районе лаек не было. Собаки могли всё, даже в глубокий снег и трескучий мороз, тогда, когда другие собаки, даже кровные хантейские аборигенные ланки полностью отказывались от работы. В том году свой отпуск я провел в тайге, но охотился я не ради наживы и не ради удовольствия, как многие. Мне хотелось увидеть в деле древнейшую сибирскую породу лаек, собак наших далеких предков — русов-бореалов. И надо сказать, охотничьи качества черно-белых оказались выше всех моих ожиданий. Когда после отпуска я приехал к себе домой, то сразу понял, что в квартире был обыск. Кто-то что-то искал? Но что? Никакой запретной литературы у меня не было… Что же тогда искали? — думал я — Какой-либо компромат? Или что-то другое. И тут я вспомнил: а не письмо ли старого, которое я по совету знахаря оставил у своего надежного друга в Томске? С этой мыслью я тут же поехал на Главпочтамт и с автомата позвонил тому человеку. Выслушав меня, он тут же ответил, что у него пару недель назад в квартире тоже был обыск. Что-то искали… На мой вопрос, сохранил ли он мой конверт или нет. старый надежный друг сказал, что его подруга, не разобравшись, нечаянно сожгла его вместе с мусором в печи на даче. От услышанного из руки чуть не выпала телефонная трубка!
— Как ты мог! — захотелось крикнуть старому и надежному.— Я же тебя просил!? — но на той стороне провода, поняв, что со мною происходит, знакомый голос сказал:
— Слышишь меня? Не сердись, всякое бывает. Ты лучше приезжай, я тебе тут книг хороших припас. Да и отец-покойничек кое-что для тебя оставил…
— Ладно, приеду! — бросил я трубку. — Спасибо! Книги мне, конечно, нужны, но конверт был куда нужнее.
Прошло не менее полугода, прежде чем я оказался в Томске. Как всегда, сразу же из аэропорта я направился к тому, с кем разговаривал по телефону и кому оставил конверт старого. На душе было неуютно. — Подвел-таки! Я же тебя просил, мать твою! Неужели нельзя было спрятать конверт как следует? С такими мыслями я нажал кнопку двери в квартиру. За дверью раздались шаги. Она сразу же открылась, и на её пороге я увидел улыбающееся лицо хозяина квартиры. — Чему ты так радуешься — шевельнулось в сознании — Ты же меня подвел… Но, переступив порог, я опешил: мой друг молча приложил указательный палец к губам, протянул мне поднос, на котором лежал… конверт старого! Осторожно поставив поднос на рядом стоящий холодильник, я обнял своего друга!
— Молодец! — прошептал я ему на ухо. — Если бы ты знал, какой ты молодец!
— Я это знаю, — красноречиво ответила мне его улыбка.
Когда я вскрыл конверт, то удивился. В нем, кроме адресов, ничего не было: только одни адреса и больше ничего! Невольно я занялся их изучением. Меня удивило то, что две трети адресов уводили в Заполярье, несколько адресов на юг, и только два из них были московскими. Некоторые адреса старый подчеркнул — значит, они важнее других. Следовательно, мне надо начинать, в первую очередь, с них, рассуждал я. Теперь мне стало понятно, почему эмиссарам С.Т. так был нужен конверт хранителя…
Но как они о нем узнали? Вот вопрос? Ведун был прав. — Как он мне сказал? — Отдай на хранение надежному другу, лучше тому, который подальше… — Скорее всего, они действовали по предположению… Наверняка, о конверте ребята из когорты С.Т. ничего не знали… И для них он сгорел! Это неплохо! — подумал я. Теперь я уже знал, что делать. Впереди дорога не на один год! Что ж, пусть будет дорога, лишь бы она вела меня к истине!
В ту осень мой путь лежал на Кольский полуостров в старинный поморский русский городок Колу. Когда я вышел из вагона поезда, уже смеркалось. Накрапывал мелкий дождь. Было сыро и неприветливо. Подойдя к первому попавшему мне такси, я назвал адрес и уже через десять минут оказался у подъезда нужного мне дома. Это был двухэтажный брусовой послевоенной постройки дом с распахнутыми настежь дверями обоих своих подъездов. Я вошел в один из них и, найдя номер нужной мне квартиры, с замирающим сердцем нажал кнопку звонка, через несколько секунд за дверью раздался звук шаркающих шагов, скрипнул засов, и дверь открылась. Когда я взглянул на того, кто мне её открыл, то захотелось сразу же «дать дёру». Наверное, я ошибся адресом, — подумал я, — или старый что-то напутал? На меня, поверх толстенных очков, смотрел глазами-сливами закутанный в длинный байковый домашний халат лысеющий старый матёрый еврей! Большой крючковатый нос, смуглая кожа, седые курчавые волосы…
— Наверное, я не туда попал, извините, — начал было я свое отступление.
— Как не туда, юноша? Как раз туда, — улыбнулся своими золотыми зубами хозяин…
Меня ни с кем никто никогда не путал. Голос у еврея был низкий и приятный.
— А вы давно живете по этому адресу? — задал я пугающий меня вопрос.
— Эдак лет тридцать, а то и поболее, — улыбнулся «матерый». — А вы проходите, юноша, не стесняйтесь. Считайте, что вы у себя дома — посторонился евреище. Но я проходить не торопился. Вид хозяина квартиры с его черными пристальными влажными глазами н золотым оскалом зубов к беседе явно не располагал. Все-таки дед что-то напутал — вертелось в голове — Надо как-то делать ноги. Но как? Матерый со своей сладкой гостеприимной улыбкой явно был склонен к общению.
— Вы меня извините, но мне пора… — открыл, было, я рот.
— Интересно, куда вы от меня собрались, Юрий-Георгий-Гор? Неужели, успели в Коле обзавестись зазнобой? — Хитро прищурившись, спросил меня евреище. От его слов я не сразу же пришел в себя. — Откуда он меня знает? К тому же Гором называл меня только ведун. Я с интересом посмотрел на странного хозяина квартиры. Что-то в нем было не так. — Неплохо было бы разобраться — мелькнуло в сознании.
— Проходите, проходите, не стесняйтесь, старик мне о вас писал, и я давно вас поджидаю, — снова стал приглашать меня войти матерый. Услышав слово «старик», я даже обрадовался. — Значит все-таки по адресу — мелькнуло в голове. — Все хорошо, я на месте. Когда мы вошли и дверь, наконец, закрылась, странный еврей, улыбаясь сказал:
— Вы с дороги, Гера! Можно я вас так буду звать? — посмотрел он на меня. — Поэтому я вас сейчас накормлю и уложу спать. Говорить будем завтра.
Он провел меня на кухню и стал тут же накрывать на стол.
— Меня все зовут здесь дядей Ёшей. И вы можете меня так звать, я не обижусь. Сокращенное, от Иосиф. Фамилия моя Солганик, от слова лгать. Как вы её находите?
Я аж поперхнулся.
— Вот вы и не знаете, что сказать… А вы говорите, не стесняйтесь. Говорите всё, что думаете. Я же вам сказал, что вы у себя дома. В гостях у дяди Ёши…
Дядя Ёша быстро накрыл на стол, налил мне чай и, усевшись напротив. осклабился.
— Что? Стало не по себе, когда увидели, к кому приехали? Вот она реакция нормального русского человека на еврея! Ничего, кроме чувства отвращения. А кто виноват? Иудеи считают, что всему виною вы «гои-акумы»! Не обижайтесь, я просто их цитирую… На самом же деле во всем, что происходит, виноваты те, кто вас так называет. И по возможности обирает до нитки…
То, о чем говорил этот пожилой толстый еврей (я, наконец, его рассмотрел), в моей голове никак не укладывалось. Он ругал иудеев. Значит, он сам не иудей? Тогда кто?
— Вы, наверное, удивляетесь, Гера, что я ворчу на своих? Для меня иудеи не свои, они мне чужие, как и вам.
— Но ведь вы, как я понял, тоже еврей?! — не удивился я.
— Ну и что? Я еврей по крови, но не по религии и тем более убеждениям. Знаете, Гера, когда я тридцать лет назад впервые появился в Коле, на меня многие смотрели здесь косо. Всё чего-то ждали: Еврей переехал на Север — это неспроста, что-то он затевает! Некоторые прямо говорили: «Жидовская твоя морда!» Но я не обижался. А на что обижаться? Я как образованный человек отлично понимал, что у людей реакция на социальную болезнь, которая называется мировое еврейство… Вполне нормальная. Это всего лишь следствие, но не причина. Прошло всего 6 лет, и все вокруг меня успокоилось. Мне стали улыбаться, стали кое-что доверять. На самое главное в другом — мне стали верить! И никто, понимаешь, никто ни разу не назвал меня жидом. За мною закрепилась кличка русский еврей. А потом, чтобы не было ложки дегтя в бочке мёда, «мое — еврей» забылось. Все просто хотите, чтобы окружающие народы вас евреев любили, любите и вы их, милые. Но если, господа талмудисты, вы всех и вся ненавидите, то что же вы хотите? Причина всегда порождает следствие…
Слушая рассуждения дяди Ёши, я стал понимать, что передо мною еврей совершенно иной культуры. Совсем не иудейской. Но тогда какой? Может, он просто воинствующий атеист или чего доброго мусульманин? Я где-то слыхал, что часть евреев у нас в Средней Азии приняла ислам…
— Не стесняйтесь, Гера, — хлопотал над столом гостеприимный хозяин. — Сейчас свеженького чайку с чебрецом и с мацой. У меня она еще осталась. Как знал, что вы скоро появитесь. Вы когда-нибудь пробовали нашу настоящую еврейскую мацу?
— Я вообще никакую не пробовал, — хотелось добавить — И пробовать не желаю! — Но из уважения к Ёше промолчал.
— Это тот же хлеб из высокосортной муки и очень тонкий. — Говорил с неподдельной улыбкой дядя Ёша, раскладывая на столе какие-то тонкие былые лепешки. Старик любит мою выпечку. Я всегда к его приезду её готовил…
Слово «любит» меня удивило. Неужели дядя Ёша не знает о случившемся? — подумал я.
— До вас, наверное, еще не дошло. Нашего старика год назад убили…
— То, что произошло, я знаю. Гера, но я хорошо разбираюсь в таких людях, как он и моё еврейское правило — верить только своим глазам, естественно, и ушам тоже. Как тебе, кстати, моя маца с чебрецом?
— Она превосходная! — отозвался я. — Старик не зря её любил…
— Ну вот, я вам, тоже вижу, угодил — потирая свои маленькие холеные ручки, улыбнулся хозяин. — А теперь спать, с дороги надо отдохнуть, Гера. Вот вам комната, расстилайте кровать и ложитесь.
На душе было легко и спокойно. Дядя Ёша был, безусловно, тот человек, к которому и посылал старый, и еще мне понравилось то, что он не поверил в смерть «знахаря». Мы все поверили, а он нет. Надо же! — восхитился я матерым евреем. Может, действительно, хранитель уцелел и он это знает… Если бы это было так! — подумал я, засыпая. Когда я проснулся, было уже совсем светло. Дяди Ёши в квартире не было. На кухне я нашел для себя записку, в которой он написал, чтобы я его не дожидался, завтракал без него и изучал собранную им библиотеку. Наскоро перехватив, я занялся книгами. Художественной литературы у дяди Ёши было немного. В основном, это была классика: Шекспир, Толстой, Некрасов, Лермонтов, Гете и т.д. Зато было много книг по истории, этнографии и антропологии, особенно по антропологии. На полке стояли труды Дебеца, Алексеева, Герасимова и других неизвестных мне антропологов. Я машинально взял с полки «У колыбели истории» Алексеева и, открыв её, погрузился в чтение. Книга меня сразу же захватила, поэтому я не слышал, как скрипнула дверь и как в квартире с покупками появился дядя Ёша.
— Вы, я вижу, зря время не теряете, Гера, — услышал я его радостный голос. Вы завтракали? Вижу — молодцом! Мы сейчас ещё с вами чайку «вмажем»! Обновки по русскому обычаю следует обмывать.
— Вы что-то приобрели? — спросил я его, вставая.
— Не себе, у меня всё есть — вам…
— Как мне? — удивился я — Зачем?
— Затем, что скоро мы поедем с вами к пирамидам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77