https://wodolei.ru/catalog/vanni/Roca/malibu/
Слова моего друга начали сбываться! Боже, неужели это может быть явью!? Всю жизнь, сталкиваясь с материалистичностью мира, мне никак не верилось, что такое возможно в нашей техногенной жизни. Как мне хотелось лечь спать и проснуться, забыв все, что произошло.
* * *
Мы сидели в тени вечнозеленых деревьев на деревянной лавочке. Ярко светило южное испанское солнце. Под его лучами воздух прогрелся даже в тени. Стояла такая теплынь, какая бывает в наших широтах порой только летом. Рядом с местом, где происходили импровизированные русские поминки, тянулся недавно побеленный невысокий забор, отгораживающий маленькое кладбище от этого скверика. Кладбище, возле которого мы расположились, считалось просто христианским и на нем хоронили не только католиков, но и представителей всех других христианских религий. Я видел могилы и католиков, и протестантов и православных. Все необходимое для поминок мы купили после погребения в маленьком супермаркете, который торговал в десяти шагах от входа на кладбище. Подходящее место нашли сразу, оно как будто специально терялось в высоких кустах и стволах деревьев. Устроились мы удобно и не обращали ни на кого внимания, впрочем, и на нас никто не смотрел. Вика держала на коленях маленький поднос, на котором стояли одноразовые стаканчики, нарезанные лимон, сыр и ветчина. В правой руке она зажала стаканчик, доверху наполненный водкой. Рядом с ней стояла початая бутылка водки «Смирнофф». Франческа сидела слева от меня и тоже держала в руках пластиковый стаканчик, наполненный водкой наполовину. Я только что налил всем поминальный напиток.
- Давайте помянем и выпьем за хорошего человека. Пусть земля тебе будет пухом, Николя. Я благодарен судьбе, которая свела нас с тобой! Много людей мне встречалось в жизни, но ни о ком я не буду вспоминать так, как о тебе. Я благодарен тебе! Получается, что ты спас меня ценой собственной жизни. Если бы ты позволил мне утонуть, то сегодня жил, правда, мне не пришлось бы дышать и произносить эти горькие слова. Я так и не смог сказать тебе при жизни слова благодарности, ты просто не давал это сделать, да и я не знал, как выразить свои чувства языком. Я и сейчас не могу это сделать! Не придуманы еще слова, точно передающие переживания души. Кто-то сказал, что люди должны говорить не словами, а душами. Я хочу верить, что твоя душа слышит мою душу. Она, душа моя, говорит с тобой, кричит тебе, а я заикаюсь, несу бред и стараюсь не расплакаться! – я замолчал, сглотнул комок в горле и выпил. Мои спутницы сделали то же самое. Вика, не морщась и не закусывая, а Франческа заела выпитую жидкость кисло-сладким лимоном, как я ее научил.
Ритуал погребения закончился довольно быстро. Я несколько раз бывал на таких процедурах у нас в России. Мне всегда казалось, что на них всегда и все должны плакать, рыдать, выть. Произносить долгие слезливые речи. Выпивать на свежей могиле, и оставлять на ней после себя стаканы с водкой, закуской, десятки венков и букетов цветов. Но здесь же все свершилось спокойно чинно и без излишних слез и заламывания рук. Не было отпевания, к которому, как мне казалось, обязывает наша православная церковь, священник не ходил и не тряс кадилом, как я видел в кино. Скорее весь ритуал был больше похож на католическое погребение. Суровое, аскетичное, интеллигентное. Безусловно, все произошло так, как произошло, еще и потому что у Мироноффа не было своей семьи, не было близких и родных. Он, оказывается, был одинок на этом свете. Пришли только его друзья, но их оказалось очень много. Человек сорок. Они все считали себя очень близкими друзьями Мироноффа. Некоторые вместе с ним работали в госпитале, другие являлись друзьями детства. В числе его друзей были солидные, в дорогих костюмах, мужчины, знающие себе цену и скрывающие мотивы своей дружбы, были люди и попроще, те, кто костюм одевают несколько раз в жизни, по особо торжественным случаям. Среди провожающих также были и женщины, очень красивые и не очень, молодые и пожилые.
Все молчали. Изредка кто-то мог что-то шепнуть рядом стоящему, получить в ответ кивок головы и вновь потупить взор и опустить голову. Чувствовалось, что между собой присутствующие не близки, малознакомы или вообще совершенно посторонние друг другу люди и их свела вместе только смерть одного ими уважаемого человека. Видимо поэтому на нас не обратили особого внимания. Только сухие и вежливые поклоны в знак приветствия. Наше присутствие никого не интересовало, как не интересовало и присутствие других пришедших на это печальное мероприятие. Все были поглощены общим горем утраты.
Стоя возле свежевырытой могилы, я вспоминал последние дни на острове. Суету с депортацией тела, опросы полиции, слезы и стенания Вики. То, что предшествовало нашему появлению здесь.
После скоропостижной смерти Мироноффа я пролежал в госпитале еще три дня. Все мои анализы оказались в норме. Компьютерные снимки головного мозга тревог у врачей не вызывали. Головокружения стали редкими. Раны и ссадины затянулись и покрылись коростами, а синяки пожелтели. Франческа, все это время находившаяся подле, узнав мнения врачей, спросила меня:
- Милый, как ты намерен проститься с Мироноффым? Его тело послезавтра отправляют на родину. Где и когда ты хочешь с ним проститься? Что ты об этом думаешь?
- Я думаю, что мне надо ехать в Испанию, сопровождать Николя, и там его похоронить. Надеюсь, Вика думает также.
- Да, я с ней разговаривала. Она собирается лететь в Испанию, но одна, она считает, что ты пока слаб и тебе этого делать не стоит.
- Тебе же врачи сказали, что состояние мое нормализовалось, и держать меня здесь не имеет смысла. Я и сам чувствую себя намного лучше и уверен, что прекрасно перенесу и полет и похороны. Пойми, я просто не смогу не сделать этого! Я, которого он спас ценою собственной жизни! Я и до случившегося мог называть его другом. А уж теперь он для меня не просто друг!
- Я понимаю тебя! Поэтому взяла отпуск и лечу с тобой! – в ее голосе я услышал твердые нотки, говорящие, что ее слова не пустые, а за ними стоит взвешенное и обдуманное решение.
- Солнышко! Зачем? Я в порядке! Тебе не стоит этого делать, – хотя мне было приятно ее решение.
- Даже не пытайся меня отговаривать! Это бесполезно! Если вдруг ты не хочешь меня больше видеть и знать, я полечу еще и из-за Николя, которого я тоже знала и уважала и желаю с ним проститься! Мы итальянцы тоже люди, понимаем и чувствуем также как и вы, русские.
- Va bene…(хорошо) я не буду тебя отговаривать, тем более, что в душе я очень хочу чтоб ты была со мной, - вздохнул я с облегчением.
- Вот и прекрасно, а сейчас собирайся, и едем. Вика ждет нас в отеле, она собрала все твои вещи. Мы заедем за ней и потом поедем в порт. Нас и тело Николя на полицейском корабле доставят на Мадейру. А завтра днем мы вылетаем в Мадрид. Я обо всем договорилась.
Уже тем же вечером мы были на Мадейре. Вика, все еще заплаканная отказалась от предложения переночевать у итальянки и остановилась в том же отеле «Пештана Карлтон», а меня Франческа привезла на такси к себе домой. Ее машина осталась на Порто-Санто. Как она мне объяснила, что ждать паром неудобно, так как между вылетом самолета и прибытием парома на Мадейру было всего несколько часов и можно опоздать на самолет, поэтому она попросила свою знакомую впоследствии переправить «пежо» на Мадейру и оставить на стоянке.
Мы вошли в маленький дворик перед домом, и у меня заколотилось сердце. Сколько раз я провожал Франческу и ни разу не поднимался к ней. А вот сегодня она ведет меня к себе. Я вошел вслед за ней в светлое помещение на втором этаже. Это была маленькая двухкомнатная квартирка, площадью около пятидесяти квадратных метров. Крашенные одноцветные стены, преимущественно в белый цвет, скромная мебель, несколько черно-белых фотографий отца и матери в рамках, отсутствие каких-либо комнатных растений и животных. Впрочем, я понимал хозяйку. Ей постоянно приходилось работать и редко бывать дома.
Тем же вечером мы сидели в спальне. Франческа забралась на кровать и, укрывшись пледом, было немного прохладно, смотрела какой-то фильм по маленькому телевизору. Я, не понимал португальского языка, поэтому лежал и листал ее книжки, которые нашел в шкафу. Это были несколько книг на русском языке: Есенин, Пушкин «Повести Белкина» и Толстой «Анна Каренина», а также несколько книг на итальянском и португальском. Полистав Пушкина и Толстого, я остановился на сборнике Salvatore Quasimodo. Я раньше ничего не читал у него, и, вчитавшись мне, к моему удивлению, понравились несколько стихотворений:
SPECCHIO
Ed ecco sul tronco si rompono gemme: un verde piu nuovo dell'erba che il cuore riposa: il tronco pareva gia morto, piegato sul botro.
E tutto mi sa di miracolo; e sono quell'acqua di nube che oggi rispecchia nei fossi piu azzurro il suo pezzo di cielo, quel verde che spacca la scorza che pure stanotte non c'era.
ЗЕРКАЛО
И вот на ветвях раскалываются почки, и зелень — новее травы ласкает сердце, а ствол уж казался мертвым и словно в промоину падал.
И все принимаю за чудо, и я — та вода из тучи, что отражает в канавах небо, самый синий его кусочек, та зелень, что в почках таилась недавно — минувшей ночью.
Или еще одно довольно мелодичное стихотворение, над которым я долго бился с его переводом:
NEVE
Scende la sera: ancora ci lasciate immagini care della terra, alberi, animali, povera gente chiusa dentro i mantelli dei soldati, madri dal ventre inaridito dalle lacrime. E la neve ci illumina dai prati come luna. Oh questi morti. Battete sulla fronte, battete fino al cuore. Che urli almeno qualcuno nel silenzio, in questo cerchio bianco di sepolti.
СНЕГ
Нисходит вечер, разлучая с вами, о дорогие образы земли - животные, деревья, бедный люд, закутанный в солдатские шинели, и матери, которым нечем плакать. И, как луна, нас освещает снег с полей. О, эти мертвые. Стучитесь в сердца и души. Хоть бы кто-нибудь безмолвие нарушил воплем в этом, как саван, белом круге погребенных.
Конечно, на первый взгляд несколько непривычно звучат они для нашего слуха. Но вдумываясь и вслушиваясь, начинаешь понимать их мелодичность, ритмику, непривычную для нас философию и поэтичность образов.
- Тебе понравились стихи? – спросила меня Франческа, не отворачиваясь от экрана телевизора. Я удивился, как она смогла понять, что я читал.
- Как ни странно, да! Мне, привыкшему к лирике Пушкина, Лермонтова, Симонова, Есенина и Ахматовой, они показались сначала странными. Но в них надо вчитаться. А поняв и прочувствовав их, они покоряют своими образами и глубоким смыслом.
- Да, разность в поэзии говорит о разности наших культур. Я – представитель древней нации и цивилизации, которая покоряя народы мира, веками впитывала в себя их культуры, все их достоинства, открытия и успехи. А ты, потомок дикого и вольного племени, покорившего своим мечом часть мира моих предков. Мы с тобой как стихи поэтов наших очень разных стран. Мне сначала были непривычными Есенин и Пушкин, а вот тебе сначала Квазимодо. Но при искреннем желании понять культуру и мировоззрение того, другого, непохожего на тебя, он может открыться для тебя всеми своими гранями и засверкать как прекрасный бриллиант. Так и мы с тобой. На первый взгляд совершенно разные люди. Но с каждым днем мы становимся ближе и понятнее друг другу. Ты для меня открываешься с разных сторон и все больше и больше влюбляешь в себя. Я, патрицианка превращаюсь в рабыню какого-то обворожительного варвара! Я уже не представляю свою жизнь без тебя! А как я хочу верить в то, что и ты чувствуешь тоже, что и я! Что возьмешь меня в плен и рабство и не отпустишь на волю уже никогда!
- Поверь мне, я чувствую тоже, что и ты! Ты мечта моего взрослеющего детства и беззаботного юношества, мой идеал любви к женщине, который я искал всю свою прошедшую жизнь, но нашел его только в середине жизни и так далеко от родного края. Ты моя оставшаяся и хочу верить, что лучшая часть жизни!
- Продолжай! Воспевай меня, я люблю, когда ты так говоришь обо мне. У тебя получается очччень не плохо! Ты варвар, получивший образование, можешь доставить мне нерону наших дней минуты наслаждения и не только низменного, но и духовного.
- Каждый мужчина, поверь, каким бы он не был мужественным, сильным, холодным и непреступным или же наоборот, маменькиным сынком, тряпкой и размазней, где-то в глубине своей души мечтает о том, что встретит ту единственную, неповторимую, прекрасную, настоящую и истинную любовь! Они называют ЕЕ по-разному: Фата Моргана, вторая половинка, единственная, Звезда, Кончита, Джульетта, да мало ли еще как! Но много ли мужчин, которые честно скажут, что встретили такую единственную!? Уверен, их совсем немного, единицы! Тот, кто встретил такую, полюбил и стал любимым, - счастливчик! Я последнее время – счастлив, я присоединился к тем самым единицам. Ты – мой ангел-хранитель, оберегающий и любящий. Ты та, о которой хочется заботиться, которую я желаю в любую минуту. Та, которой хочу отдать все, что имею и даже больше! Я хочу целовать каждую клеточку, каждую частичку твоего тела, зная, что в нем заключена вся ты, твоя душа. Смотря на тебя, я испытываю «девятый вал» нежности и трепетности, который заливает, захлестывает меня с головой.
Она откинулась назад и легла головой на мои колени. Подняв руку и нащупав ею мою, она крепко ее сжала и не отпускала долгое время. Глаза любимой закрылись, а губы растянулись в блаженной улыбке. Отложив в сторону книги, я тоже закрыл глаза и вдыхал аромат ее волос. Мои пальцы утопали в красивой гриве ее волос. Я чувствовал, что она как кошка тихонько мурлыкала под моими руками, выгибая тело и выпуская коготки.
Наклонившись к ее лицу, с моих губ посыпались нежные поцелуи. Потом мои ласки стали откровеннее. Франческа скинула с себя всю одежду и плед, мы забрались под одеяло и продолжили выражать взаимную любовь уже голыми под одеялом. Как же горячи были ее поцелуи! Наши тела трепетали от несказанной страсти, а души сливались в единое целое.
На следующий день мы вылетели в Мадрид. В Испании гроб с телом Николя специальная служба доставила на кладбище, а через день было назначено погребение. Эта же служба сообщила о смерти Мироноффа всем известным его знакомым и поместила некрологи в некоторые печатные издания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
* * *
Мы сидели в тени вечнозеленых деревьев на деревянной лавочке. Ярко светило южное испанское солнце. Под его лучами воздух прогрелся даже в тени. Стояла такая теплынь, какая бывает в наших широтах порой только летом. Рядом с местом, где происходили импровизированные русские поминки, тянулся недавно побеленный невысокий забор, отгораживающий маленькое кладбище от этого скверика. Кладбище, возле которого мы расположились, считалось просто христианским и на нем хоронили не только католиков, но и представителей всех других христианских религий. Я видел могилы и католиков, и протестантов и православных. Все необходимое для поминок мы купили после погребения в маленьком супермаркете, который торговал в десяти шагах от входа на кладбище. Подходящее место нашли сразу, оно как будто специально терялось в высоких кустах и стволах деревьев. Устроились мы удобно и не обращали ни на кого внимания, впрочем, и на нас никто не смотрел. Вика держала на коленях маленький поднос, на котором стояли одноразовые стаканчики, нарезанные лимон, сыр и ветчина. В правой руке она зажала стаканчик, доверху наполненный водкой. Рядом с ней стояла початая бутылка водки «Смирнофф». Франческа сидела слева от меня и тоже держала в руках пластиковый стаканчик, наполненный водкой наполовину. Я только что налил всем поминальный напиток.
- Давайте помянем и выпьем за хорошего человека. Пусть земля тебе будет пухом, Николя. Я благодарен судьбе, которая свела нас с тобой! Много людей мне встречалось в жизни, но ни о ком я не буду вспоминать так, как о тебе. Я благодарен тебе! Получается, что ты спас меня ценой собственной жизни. Если бы ты позволил мне утонуть, то сегодня жил, правда, мне не пришлось бы дышать и произносить эти горькие слова. Я так и не смог сказать тебе при жизни слова благодарности, ты просто не давал это сделать, да и я не знал, как выразить свои чувства языком. Я и сейчас не могу это сделать! Не придуманы еще слова, точно передающие переживания души. Кто-то сказал, что люди должны говорить не словами, а душами. Я хочу верить, что твоя душа слышит мою душу. Она, душа моя, говорит с тобой, кричит тебе, а я заикаюсь, несу бред и стараюсь не расплакаться! – я замолчал, сглотнул комок в горле и выпил. Мои спутницы сделали то же самое. Вика, не морщась и не закусывая, а Франческа заела выпитую жидкость кисло-сладким лимоном, как я ее научил.
Ритуал погребения закончился довольно быстро. Я несколько раз бывал на таких процедурах у нас в России. Мне всегда казалось, что на них всегда и все должны плакать, рыдать, выть. Произносить долгие слезливые речи. Выпивать на свежей могиле, и оставлять на ней после себя стаканы с водкой, закуской, десятки венков и букетов цветов. Но здесь же все свершилось спокойно чинно и без излишних слез и заламывания рук. Не было отпевания, к которому, как мне казалось, обязывает наша православная церковь, священник не ходил и не тряс кадилом, как я видел в кино. Скорее весь ритуал был больше похож на католическое погребение. Суровое, аскетичное, интеллигентное. Безусловно, все произошло так, как произошло, еще и потому что у Мироноффа не было своей семьи, не было близких и родных. Он, оказывается, был одинок на этом свете. Пришли только его друзья, но их оказалось очень много. Человек сорок. Они все считали себя очень близкими друзьями Мироноффа. Некоторые вместе с ним работали в госпитале, другие являлись друзьями детства. В числе его друзей были солидные, в дорогих костюмах, мужчины, знающие себе цену и скрывающие мотивы своей дружбы, были люди и попроще, те, кто костюм одевают несколько раз в жизни, по особо торжественным случаям. Среди провожающих также были и женщины, очень красивые и не очень, молодые и пожилые.
Все молчали. Изредка кто-то мог что-то шепнуть рядом стоящему, получить в ответ кивок головы и вновь потупить взор и опустить голову. Чувствовалось, что между собой присутствующие не близки, малознакомы или вообще совершенно посторонние друг другу люди и их свела вместе только смерть одного ими уважаемого человека. Видимо поэтому на нас не обратили особого внимания. Только сухие и вежливые поклоны в знак приветствия. Наше присутствие никого не интересовало, как не интересовало и присутствие других пришедших на это печальное мероприятие. Все были поглощены общим горем утраты.
Стоя возле свежевырытой могилы, я вспоминал последние дни на острове. Суету с депортацией тела, опросы полиции, слезы и стенания Вики. То, что предшествовало нашему появлению здесь.
После скоропостижной смерти Мироноффа я пролежал в госпитале еще три дня. Все мои анализы оказались в норме. Компьютерные снимки головного мозга тревог у врачей не вызывали. Головокружения стали редкими. Раны и ссадины затянулись и покрылись коростами, а синяки пожелтели. Франческа, все это время находившаяся подле, узнав мнения врачей, спросила меня:
- Милый, как ты намерен проститься с Мироноффым? Его тело послезавтра отправляют на родину. Где и когда ты хочешь с ним проститься? Что ты об этом думаешь?
- Я думаю, что мне надо ехать в Испанию, сопровождать Николя, и там его похоронить. Надеюсь, Вика думает также.
- Да, я с ней разговаривала. Она собирается лететь в Испанию, но одна, она считает, что ты пока слаб и тебе этого делать не стоит.
- Тебе же врачи сказали, что состояние мое нормализовалось, и держать меня здесь не имеет смысла. Я и сам чувствую себя намного лучше и уверен, что прекрасно перенесу и полет и похороны. Пойми, я просто не смогу не сделать этого! Я, которого он спас ценою собственной жизни! Я и до случившегося мог называть его другом. А уж теперь он для меня не просто друг!
- Я понимаю тебя! Поэтому взяла отпуск и лечу с тобой! – в ее голосе я услышал твердые нотки, говорящие, что ее слова не пустые, а за ними стоит взвешенное и обдуманное решение.
- Солнышко! Зачем? Я в порядке! Тебе не стоит этого делать, – хотя мне было приятно ее решение.
- Даже не пытайся меня отговаривать! Это бесполезно! Если вдруг ты не хочешь меня больше видеть и знать, я полечу еще и из-за Николя, которого я тоже знала и уважала и желаю с ним проститься! Мы итальянцы тоже люди, понимаем и чувствуем также как и вы, русские.
- Va bene…(хорошо) я не буду тебя отговаривать, тем более, что в душе я очень хочу чтоб ты была со мной, - вздохнул я с облегчением.
- Вот и прекрасно, а сейчас собирайся, и едем. Вика ждет нас в отеле, она собрала все твои вещи. Мы заедем за ней и потом поедем в порт. Нас и тело Николя на полицейском корабле доставят на Мадейру. А завтра днем мы вылетаем в Мадрид. Я обо всем договорилась.
Уже тем же вечером мы были на Мадейре. Вика, все еще заплаканная отказалась от предложения переночевать у итальянки и остановилась в том же отеле «Пештана Карлтон», а меня Франческа привезла на такси к себе домой. Ее машина осталась на Порто-Санто. Как она мне объяснила, что ждать паром неудобно, так как между вылетом самолета и прибытием парома на Мадейру было всего несколько часов и можно опоздать на самолет, поэтому она попросила свою знакомую впоследствии переправить «пежо» на Мадейру и оставить на стоянке.
Мы вошли в маленький дворик перед домом, и у меня заколотилось сердце. Сколько раз я провожал Франческу и ни разу не поднимался к ней. А вот сегодня она ведет меня к себе. Я вошел вслед за ней в светлое помещение на втором этаже. Это была маленькая двухкомнатная квартирка, площадью около пятидесяти квадратных метров. Крашенные одноцветные стены, преимущественно в белый цвет, скромная мебель, несколько черно-белых фотографий отца и матери в рамках, отсутствие каких-либо комнатных растений и животных. Впрочем, я понимал хозяйку. Ей постоянно приходилось работать и редко бывать дома.
Тем же вечером мы сидели в спальне. Франческа забралась на кровать и, укрывшись пледом, было немного прохладно, смотрела какой-то фильм по маленькому телевизору. Я, не понимал португальского языка, поэтому лежал и листал ее книжки, которые нашел в шкафу. Это были несколько книг на русском языке: Есенин, Пушкин «Повести Белкина» и Толстой «Анна Каренина», а также несколько книг на итальянском и португальском. Полистав Пушкина и Толстого, я остановился на сборнике Salvatore Quasimodo. Я раньше ничего не читал у него, и, вчитавшись мне, к моему удивлению, понравились несколько стихотворений:
SPECCHIO
Ed ecco sul tronco si rompono gemme: un verde piu nuovo dell'erba che il cuore riposa: il tronco pareva gia morto, piegato sul botro.
E tutto mi sa di miracolo; e sono quell'acqua di nube che oggi rispecchia nei fossi piu azzurro il suo pezzo di cielo, quel verde che spacca la scorza che pure stanotte non c'era.
ЗЕРКАЛО
И вот на ветвях раскалываются почки, и зелень — новее травы ласкает сердце, а ствол уж казался мертвым и словно в промоину падал.
И все принимаю за чудо, и я — та вода из тучи, что отражает в канавах небо, самый синий его кусочек, та зелень, что в почках таилась недавно — минувшей ночью.
Или еще одно довольно мелодичное стихотворение, над которым я долго бился с его переводом:
NEVE
Scende la sera: ancora ci lasciate immagini care della terra, alberi, animali, povera gente chiusa dentro i mantelli dei soldati, madri dal ventre inaridito dalle lacrime. E la neve ci illumina dai prati come luna. Oh questi morti. Battete sulla fronte, battete fino al cuore. Che urli almeno qualcuno nel silenzio, in questo cerchio bianco di sepolti.
СНЕГ
Нисходит вечер, разлучая с вами, о дорогие образы земли - животные, деревья, бедный люд, закутанный в солдатские шинели, и матери, которым нечем плакать. И, как луна, нас освещает снег с полей. О, эти мертвые. Стучитесь в сердца и души. Хоть бы кто-нибудь безмолвие нарушил воплем в этом, как саван, белом круге погребенных.
Конечно, на первый взгляд несколько непривычно звучат они для нашего слуха. Но вдумываясь и вслушиваясь, начинаешь понимать их мелодичность, ритмику, непривычную для нас философию и поэтичность образов.
- Тебе понравились стихи? – спросила меня Франческа, не отворачиваясь от экрана телевизора. Я удивился, как она смогла понять, что я читал.
- Как ни странно, да! Мне, привыкшему к лирике Пушкина, Лермонтова, Симонова, Есенина и Ахматовой, они показались сначала странными. Но в них надо вчитаться. А поняв и прочувствовав их, они покоряют своими образами и глубоким смыслом.
- Да, разность в поэзии говорит о разности наших культур. Я – представитель древней нации и цивилизации, которая покоряя народы мира, веками впитывала в себя их культуры, все их достоинства, открытия и успехи. А ты, потомок дикого и вольного племени, покорившего своим мечом часть мира моих предков. Мы с тобой как стихи поэтов наших очень разных стран. Мне сначала были непривычными Есенин и Пушкин, а вот тебе сначала Квазимодо. Но при искреннем желании понять культуру и мировоззрение того, другого, непохожего на тебя, он может открыться для тебя всеми своими гранями и засверкать как прекрасный бриллиант. Так и мы с тобой. На первый взгляд совершенно разные люди. Но с каждым днем мы становимся ближе и понятнее друг другу. Ты для меня открываешься с разных сторон и все больше и больше влюбляешь в себя. Я, патрицианка превращаюсь в рабыню какого-то обворожительного варвара! Я уже не представляю свою жизнь без тебя! А как я хочу верить в то, что и ты чувствуешь тоже, что и я! Что возьмешь меня в плен и рабство и не отпустишь на волю уже никогда!
- Поверь мне, я чувствую тоже, что и ты! Ты мечта моего взрослеющего детства и беззаботного юношества, мой идеал любви к женщине, который я искал всю свою прошедшую жизнь, но нашел его только в середине жизни и так далеко от родного края. Ты моя оставшаяся и хочу верить, что лучшая часть жизни!
- Продолжай! Воспевай меня, я люблю, когда ты так говоришь обо мне. У тебя получается очччень не плохо! Ты варвар, получивший образование, можешь доставить мне нерону наших дней минуты наслаждения и не только низменного, но и духовного.
- Каждый мужчина, поверь, каким бы он не был мужественным, сильным, холодным и непреступным или же наоборот, маменькиным сынком, тряпкой и размазней, где-то в глубине своей души мечтает о том, что встретит ту единственную, неповторимую, прекрасную, настоящую и истинную любовь! Они называют ЕЕ по-разному: Фата Моргана, вторая половинка, единственная, Звезда, Кончита, Джульетта, да мало ли еще как! Но много ли мужчин, которые честно скажут, что встретили такую единственную!? Уверен, их совсем немного, единицы! Тот, кто встретил такую, полюбил и стал любимым, - счастливчик! Я последнее время – счастлив, я присоединился к тем самым единицам. Ты – мой ангел-хранитель, оберегающий и любящий. Ты та, о которой хочется заботиться, которую я желаю в любую минуту. Та, которой хочу отдать все, что имею и даже больше! Я хочу целовать каждую клеточку, каждую частичку твоего тела, зная, что в нем заключена вся ты, твоя душа. Смотря на тебя, я испытываю «девятый вал» нежности и трепетности, который заливает, захлестывает меня с головой.
Она откинулась назад и легла головой на мои колени. Подняв руку и нащупав ею мою, она крепко ее сжала и не отпускала долгое время. Глаза любимой закрылись, а губы растянулись в блаженной улыбке. Отложив в сторону книги, я тоже закрыл глаза и вдыхал аромат ее волос. Мои пальцы утопали в красивой гриве ее волос. Я чувствовал, что она как кошка тихонько мурлыкала под моими руками, выгибая тело и выпуская коготки.
Наклонившись к ее лицу, с моих губ посыпались нежные поцелуи. Потом мои ласки стали откровеннее. Франческа скинула с себя всю одежду и плед, мы забрались под одеяло и продолжили выражать взаимную любовь уже голыми под одеялом. Как же горячи были ее поцелуи! Наши тела трепетали от несказанной страсти, а души сливались в единое целое.
На следующий день мы вылетели в Мадрид. В Испании гроб с телом Николя специальная служба доставила на кладбище, а через день было назначено погребение. Эта же служба сообщила о смерти Мироноффа всем известным его знакомым и поместила некрологи в некоторые печатные издания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35