Когда Джоанна и Джон рассказали им, что случилось, они не поверили и внимательно осмотрели нож с костяной рукояткой. Джоанна радовалась, что сообразила отмыть кровь в лесном ручье. Мужчины отправились на место происшествия и нашли там тело товарища, пронзенное стрелой с желтым опереньем. Рассказ детей подтвердился. Но они не знали, что делать с телом убитого. Везти его в Дорштадт нельзя, потому что до него было две недели пути. Убитого похоронили в лесу, обозначив место грубым деревянным крестом. Джоанна произнесла над могилой молитву. Это произвело на воинов большое впечатление, потому что, как и их товарищ, латыни они не знали. Получив приказ сопровождать девочку, они поначалу отказывались брать Джона.
– Для него нет лошади, – заявил старший. – И еды тоже мало.
– Мы поедем на одной лошади, – предложила Джоанна. – И едой поделимся.
Мужчина покачал головой.
– Епископ послал нас за тобой. Насчет брата никаких указаний нам не дали.
– Мой отец договорился с вашим начальником, – солгала Джоанна. – Меня отпустили с тем условием, что я поеду в сопровождении Джона. Иначе, папа заберет меня домой… и вам придется возвращаться обратно.
Мужчина нахмурился. Пережив неудобства долгого путешествия, он не желал повторить все сначала.
Джоанна продолжала настаивать:
– Если это случится, то я расскажу епископу, что изо всех сил пыталась растолковать вам ситуацию, А вы не слушали. Думаете, ему понравится, что вся путаница произошла по вашей вине?
Мужчина растерялся. Никогда еще не слышал он такую убедительную речь от девочки. Теперь он понял, почему епископ желал ее видеть, она и в самом деле была особенная.
– Хорошо, – неохотно согласился он. – Пусть мальчик отправится с нами.
Путешествие в Дорштадт было трудным и утомительным, потому что люди епископа, желая поскорее добраться до дома, почти не делали остановок. Тяготы пути не беспокоили Джоанну. Она восхищалась бесконечно меняющимся пейзажем и новым миром, который открывался перед ней каждый день. Наконец-то она была свободна, свободна от Ингельхайма и условностей ее существования там. Джоанна разглядывала с одинаковым восхищением и, бедные маленькие деревушки, и шумные города, Джону же быстро надоела вечная нехватка пищи и отдыха. Джоанна пыталась успокоить его, но добродушная безмятежность сестры лишь усиливала мрачное настроение брата.
До дворца епископа они добрались к полудню десятого дня. Привратник недовольно взглянул на детей в грязных крестьянских лохмотьях и приказал отмыть и переодеть их перед тем, как им позволят появиться перед епископом.
Во дворце епископа были ванны с горячей водой. Для Джоанны, привыкшей мыться в холодном ручье, который протекал за их домом, это стало чрезвычайным событием. О такой роскоши она никогда не слышала. Джоанна сидела в теплой воде почти час, пока служанки скребли и оттирали ее кожу. Но спину Джоанны они мыли с особой осторожностью, сочувственно глядя на страшные шрамы. Ее волосы также тщательно промыли, заплели в длинные золотистые косы, которые уложили вокруг головы. Потом на нее надели новую тунику из зеленого полотна. Джоанне не верилось, что такая мягкая, тонкой выделки ткань сделана руками людей. Нарядив Джоанну, женщины дали ей зеркало. Посмотрев в него, Джоанна увидела перед собой незнакомое лицо. Прежде она видела свое отражение лишь в грязной воде пруда. Ее потрясла ясность изображения в зеркале. Она пристально и критично разглядывала себя.
Хорошенькой она не была, и знала это. У нее не было высокого, светлого лба, изящного подбородка, красивой фигуры с покатыми плечами, воспетой менестрелями и влюбленными. Она была румяной, крепкой девочкой, и больше походила на мальчика. Лоб не очень высокий, подбородок широкий, а плечи слишком прямые. Нет, она не прослывет красавицей. Но золотистые, как у мамы, волосы были прекрасны, и глаза тоже – глубоко посаженные, зеленые, в обрамлении густых ресниц. Пожав плечами, Джоанна отложила зеркало. Епископ вызвал ее не для того, чтобы любоваться ее красотой.
Потом привели Джона, одетого в тунику и накидку из голубого полотна. Детей отвели к дворцовому распорядителю.
– Лучше, – сказал он, осмотрев их с удовольствием. – Гораздо лучше. А теперь следуйте за мной.
Они шли по длинному коридору, на стенах которого висели огромные гобелены, причудливо вытканные золотыми и серебряными нитями. Сердце Джоанны бешено колотилось. Ей предстояло увидеть епископа!
Отвечу ли я на его вопросы? Примет ли он меня в школу? Вдруг она почувствовала себя глупой и неуверенной, попыталась вспомнить то, чему училась, но в голове было пусто. Тогда Джоанна подумала об Эскулапии, о той надежде, которую он вселил в нее, устроив эту встречу.
Они остановились перед огромными дубовыми дверями, из-за которых доносился шум голосов и звон посуды. Распорядитель дворца кивнул лакею, и тот распахнул тяжелые двери.
Джоанна и Джон вошли в комнату и в изумлении остановились. В зале было человек двести, они сидели за длинными столами, уставленными яствами. На блюдах горами лежало жареное мясо каплунов, гусей, куропаток и оленей. Гости отрывали куски мяса и, отправляя их в рот, вытирали руки об одежду. В центре самого большого стола, наполовину съеденная, красовалась огромная голова жареного кабана, политая соусом. Еще там были разные похлебки, пирожки, очищенные грецкие орехи, инжир, финики, белые и красные леденцы и много других кушаний, названия которых Джоанна не знала. Она никогда еще не видела столько еды в одном месте.
– Песню! Песню! – Кубки загремели о деревянный стол. – Ну же, Уидукинд, спой нам! – Высокого бледнолицего молодого человека начали подталкивать, и он, смеясь, встал.
– Ik gihorta dat seggen dat sih urhettum aenon muo tin, hiltibraht enti haudbrant….
Джоанну поразило, что молодой человек пел на просторечии; каноник назвал бы его произношение языческим.
– Прослышал я, как Хилдебранд и Хадубранд в бою сошлись однажды….
Мужчины встали и подхватили песнь, покачивая кубками.
– …Стрел острых дождь их поливал, но крепко так они сражались, что в щепки их щиты ломались…
«Странная песня за столом епископа». Джоанна искоса взглянула на Джона: его глаза сияли от восторга.
Радостным криком гости закончили песню и уселись на свои места, шумно придвигая скамьи к столу.
Из-за стола поднялся, хитро ухмыляясь, еще один человек.
– Прослышал я, как что-то поднялось в укромном Месте… – он замолчал в ожидании.
– Загадка! – крикнул кто-то, и люди зашумели, Приветствуя идею. – Загадка Хайдо! Да! Да! Послушаем.
Человек по имени Хайдо дождался тишины.
– Прослышал я, как что-то поднялось в укромном месте, – повторил он, – набухло, вздыбив покрывало, а барышня вцепилась ручками в него… – гости понимающе захихикали, – …прикрыв поспешно нежной кисеей. – Хайдо обвел гостей веселым взглядом. – Так что же это, спрошу я вас?
– Загляни себе между ног, – выкрикнул кто-то. – Там и найдешь ответ! – Последовал взрыв смеха и непристойные жесты. Джоанна смотрела на всех в изумлении. Неужели это резиденция епископа?
– Неверно! – рассмеявшись ответил Хайдо. – Вы все ошибаетесь!
– Тогда скажи ответ! Ответ! – люди стучали и стучали кубками по столу.
Хайдо сделал паузу, нагнетая ситуацию.
– Тесто! – победоносно объявил он и сел под раскаты хохота.
Когда шум затих, дворцовый распорядитель сказал:
– Идите за мной. – И повел детей в дальний конец зала, где на высоком помосте стоял стол, за которым на мягкой подушке сидел смеющийся епископ в роскошной одежде, запачканной жиром и вином. Он выглядел совсем не так, как представляла себе Джоанна. Это был крупный мужчина с толстой шеей, просторная туника покрывала широкие плечи и мускулистое тело. Объемистый живот и цветущее лицо выдавали в нем человека, любившего поесть и выпить. Когда они подошли ближе, епископ наклонился и поднес к губам упитанной женщины, сидевшей рядом с ним, красный леденец. Она надкусила его и что-то прошептала ему на ухо. Они оба рассмеялись.
Дворцовый распорядитель откашлялся.
– Ваше преосвященство, отряд доставил ребенка из Ингельхайма.
Епископ рассеянно посмотрел на него.
– Ребенок? Э-э, какой ребенок?
– Тот, за которым вы послали, господин. Полагаю, кандидат для школы. Рекомендованный вам гр…
– Да, да, – епископ нетерпеливо махнул рукой. – Вспомнил. – Его рука легла на плечи женщины. Он посмотрел на Джона и Джоанну. – Ну, Уидукинд, у меня двоится в глазах?
Нет, каноник прислал своего сына. Они прибыли вдвоем на стоянку и их нельзя разделить.
– Хорошо, – лицо епископа выразило любопытство. – Что вы об этом скажете? Послал за одним, а получил двоих. Будет ли император столь же щедр к этому сельскому прелату!
За столом все покатились со смеху. Раздались крики:
– Услышано! Услышано! Аминь!
Епископ протянул руку, оторвал ножку от жареного цыпленка и обратился к Джоанне.
– Ты та самая умница, которую выучили?
Джоанна растерялась, не зная, что сказать.
– Я много училась, ваше преосвященство.
– Ба! Училась! – фыркнул епископ и откусил от куриной ножки. – В школе полно болванов: они много учатся, но ничего не знают. А что знаешь ты, дитя?
– Умею читать и писать, ваше преосвященство.
– На просторечии или на латыни?
– На просторечии, на латыни и на греческом.
– На греческом! Это уже что-то. Даже Одо не знает греческого, верно, Одо? – Он улыбнулся худощавому мужчине, сидевшему неподалеку.
Одо растянул тонкие губы в фальшивой улыбке.
– Это язык, ваше преосвященство, идолопоклонников и еретиков.
– Совершенно верно, совершенно верно, – язвительно ответил епископ. – Одо всегда прав, не так ли, Одо?
Клирик фыркнул.
– Ваше преосвященство, вы отлично знаете, что я не одобряю вашей прихоти. Это опасно, и я считаю богохульством допускать женщин к обучению в школе.
Из дальнего угла зала послышался голос:
– По виду не скажешь, что она уже женщина.
Раздался новый раскат смеха, сопровождаемый непристойными замечаниями.
Джоанна зарделась от стыда. Как могут эти люди вести себя так в присутствии епископа?
– Это бессмысленно, – продолжил человек по имени Одо, когда шум затих. – По своей природе женщины совершенно не способны рассуждать. – Презрительно взглянув на Джоанну, он обратился к епископу. – Их естественная гуморальность, холодная и слишком жидкая, не пригодна для умственной активности. Им не дано понимать высокие духовные и моральные концепции.
Джоанна недоуменно уставилась на него.
– Я уже слышал эти доводы, – епископ улыбнулся Одо так, будто наслаждался моментом. – Но как объяснишь ты, например, что девочка знает греческий, который даже тебе не под силу? – Он особенно выделил слова «не под силу».
– Она похваляется своими способностями, но это еще нужно доказать – огрызнулся Одо. – Вы чрезмерно доверчивы, ваше преосвященство. Возможно, грек преувеличил ее способности.
Это было слишком. Сперва этот противный человек оскорбил ее, а теперь осмелился плохо отозваться об Эскулапии! Джоанна собиралась дерзко возразить ему, но тут заметила добрый взгляд рыжеволосого рыцаря, сидевшего радом с епископом.
Он молча подал ей знак. Она промолчала. Повернувшись к епископу, он что-то прошептал ему. Епископ кивнул и обратился к тощему клирику:
– Очень хорошо, Одо, проэкзаменуй ее.
– Ваше преосвященство?
– Проэкзаменуй ее. Проверь, достойна ли она того, чтобы учиться в школе.
– Прямо здесь? Это не совсем умес…
– Именно здесь, Одо. А почему бы и нет? Нам всем полезно узнать это.
Одо нахмурился, глядя на Джоанну.
– Quicunque vnlt. Что это значит?
Джоанна удивилась, что вопрос так прост. Возможно, это уловка? Возможно, он хотел провести ее. Она осторожно ответила:
– Это доктрина, определяющая, что три составляющие Троицы едины. Что Христос является и Богом, и человеком.
– Основоположник этого учения?
– Первый Никейский собор.
– Confessio Fidei. Что это?
– Это лживое и пагубное учение. – Джоанна знала, что нужно говорить, предупрежденная Анастасием. – Учение, которое допускает, что Христос был изначально человеком и только потом обрел божественность. Божественность, но после того, как Его принял Отец. – Она всматривалась в лицо Одо, но оно было безучастным. – Fttius nоn proprius, sed adoptivus, – продолжила Джоанна для большей убедительности.
– Разъясни лживую природу этой ереси.
– Если Иисус сын Божий по милости Его, а не по природе, тогда Он должен быть рангом ниже Отца. Это неправильное суждение и мерзость, – заученно продолжала Джоанна, – потому что Святой Дух исходит не только от Отца, но и от Сына; есть только один Сын, и Он не сын приемный. «In utraque natura proprium eum et nоn adoptivum filium dei confitemur».
Люди за столом одобрительно защелкали пальцами.
– Litteratissima! – воскликнул кто-то.
– Забавная малышка, не так ли? – едва слышно прозвучал голос женщины.
– Ну как, Одо? – удовлетворенно спросил епископ. – Что скажешь? Прав грек или нет?
Казалось Одо выпил уксуса.
– Возможно, у ребенка есть какие-то знания ортодоксальной теологии. Но это ничего не доказывает, – снисходительно отозвался он, словно обращаясь к тупому ребенку. – Есть женщины, способные запоминать наизусть и повторять слова мужчин, чем создают впечатление, будто умеют мыслить. Но эти способности нельзя путать с истинным умом, свойственным только мужчинам. Это всем известно. – В голосе Одо зазвучали авторитетные нотки, поскольку теперь он был вполне уверен в своих словах. – Женщины от рождения ниже мужчин.
– Почему? – Слово сорвалось с уст Джоанны помимо ее воли.
Одо улыбнулся, неприятно растянув свои тонкие губы. Он походил на лису, затравившую зайца.
– Этот вопрос, дитя, изобличает твое невежество. Сам Святой Павел утверждал, что женщины стоят ниже мужчин и по созданию, и по положению, и по волеизъявлению.
– По созданию, по положению и волеизъявлению? – повторила Джоанна.
– Да – Одо произносил слова медленно и четко, словно обращался к идиотке: – По созданию, потому что Адам был создан первым, а Ева потом; по положению, потому что Ева была создана, чтобы служить Адаму, как друг;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56