Они припарковали машину и вошли в торговый зал. Температура внутри помещения была не в пример уличной, здесь во всю работали калориферы.
Пропустив вперед Корделию, Арчибальд-Александр бросил взгляд на полки, заставленные банками, коробками, пакетами, бутылками и немного растерялся. Но тут же облегченно вздохнул, когда увидел, что к нему на помощь уже спешит продавец.
– Так-так, и что мы будем есть на завтрак? – спросил Арчибальд-Александр у Корделии.
– Давай купим пироги с черникой. Ведь ты их любишь, и я тоже.
– Хорошо, – согласился он. – Если, конечно, найдем их в этом море продуктов. Лучше проконсультироваться.
Подоспевший продавец любезно поинтересовался, что хотелось бы приобрести молодой паре, и отвел их в нужную секцию. Выбор пирогов там был огромен. С черникой, клубникой, крыжовником, малиной, смородиной – все они призывали жаждущих перекусить своими яркими красочными упаковками. А выбор пряников, кексов, бисквитов, печенья был просто грандиозен. У Корделии, как у ребенка, загорелись глаза.
– Я бы взяла пирожки с черникой и малиной! – выпалила она. – А ты, Александр, хочешь такие же?
Вид у миллионера Арчибальда Бертольди в этот момент был как у мальчугана, оказавшегося впервые в жизни в кондитерской лавке. Он положил в желтую пластиковую корзинку пару упаковок пирогов с черникой, столько же с малиной, коробку с вишневым кексом, два ванильных бисквита, миндальные пирожные и пакет с песочным печеньем. Подумал и добавил ко всему этому еще и пирог с лимоном. Потом, наклонившись к Корделии, тихо сказал:
– Ты знаешь, я сто лет не был в супермаркете, даже почти забыл, что это такое. И мне, как ни странно, здесь понравилось. Леокадия никогда не рассказывала, что тут может быть так интересно.
Корделия улыбнулась, призналась в том же самом и добавила:
– У меня большие магазины раньше вызывали тоску. Оказывается, с тобой приятно ходить за покупками.
– Выходит, поездка в Америку тебя кое-чему научила?
– Да, разыскивая повсюду этого неуловимого мистера Бертольди, я вплотную соприкоснулась с реальным миром. Теперь безошибочно найду нужную мне секцию в любом подобном магазине.
– Жаль, что реальный мир предстал перед тобой лишь в образе супермаркета, – хмыкнув, ответил Арчибальд-Александр.
Он вдруг почему-то помрачнел и задумался над чем-то ему одному известным.
Продавец с удивлением смотрел на молодую пару, с азартом выбирающую конфеты, шоколад, пироги и мороженое.
Когда они вернулись в «Форест Гленнвилль», Арчибальд-Александр не позволил Корделии выгрузить из багажника ни одного пакета. Несмотря на ее возражения, сам сделал это и отнес все, что было куплено, в кухню.
Вид у него был сосредоточенный. Разговор в супермаркете о реальном мире расстроил его, живо напомнив о прошлом, о любви к прекрасной Джессике Гвиччиарди. Как она была весела, как доверчива и непосредственна! – думал он. Им было очень хорошо вдвоем. Они мечтали о будущем, заботились друг о друге, радовались подаркам, которые любили делать и на праздники, и без всякого повода тоже. Как же так получилось, что он не осознал всей опасности, которая грозила его возлюбленной? Какая страшная болезнь этот диабет!
Почему он никогда не придавал большого значения тому, что несколько раз в день ей необходимо было колоть себе инсулин? Ах, если бы он мог предвидеть последствия!
И сейчас Корделия постоянно возвращала его к мыслям о Джессике. Но зачем? Как бы хорошо он не относился к этой прелестной девушке, неожиданно волей судьбы оказавшейся рядом, ему не хотелось разговаривать с ней о своем прошлом. Впрочем, не только с ней – ни с кем не хотелось! Смерть Джессики была бедой, переживать которую он предпочитал в одиночестве, поэтому и не желал, чтобы кто-либо бередил душу вопросами и сочувствием.
Арчибальд-Александр расставил пакеты на столах в кухне. Корделия принялась их открывать. А Бенджамин прыгал вокруг своих опекунов так, будто знал их с момента своего появления на свет. При этом щенок звонко лаял, пытаясь время от времени прихватить зубами и разорвать какой-нибудь пакет.
С большим удовольствием Арчибальд-Александр сам распечатал упаковку с кофейными зернами, и вскоре кухня наполнилась божественным ароматом чудесного напитка.
Корделия внимательно изучала надписи на коробках и упаковках с пирогами и кексами. Мало-помалу стол был уставлен тарелками, блюдечками, вазами. Запахло ванилью, корицей, имбирем.
Вид у молодых людей был весьма сосредоточенный. В тишине они выпили по чашке кофе.
Неожиданно Арчибальд-Александр сказал:
– Вчера ты у меня спросила насчет моих прежних отношений с женщинами…
Корделия взглянула на него, ее рука с чашкой, поднятая над столом, замерла. Она поставила чашку и смущенно улыбнулась:
– Если тебе не хочется, можешь не говорить об этом.
– Когда мне был двадцать один год, я влюбился, – начал он, будто не слыша, что ответила ему Корделия. – В красивую высокую девушку, обладавшую черными как смоль волосами… Отец ее был итальянец, мать – испанка. Мы с ней полюбили друг друга…
Корделия подняла взгляд на замолчавшего Александра.
– И что же случилось дальше? Где она? Расскажи, раз уж начал.
Прижав руку к раненому плечу, мужчина поморщился.
– Тебе расскажу, – пообещал он. – Мы встретились и познакомились на вечеринке. Я был еще бакалавром, готовился получить степень магистра экономических наук. Джессика Гвиччиарди тоже изучала экономику. У нас было много общего. Она училась на курс младше меня. Мы очень быстро стали друзьями, а потом любовниками…
Корделия сидела, не шевелясь, и слушала спокойный ровный голос Александра.
– У нее обнаружился диабет и, признаться, она мало заботилась о своем здоровье. А я поначалу даже не знал о ее болезни. Она все худела и худела, а мне казалось, что это просто дань моде. Я даже не предполагал, что она колет себе инсулин, а когда узнал, было слишком поздно.
– Джессика Гвиччиарди попала в больницу?
Арчибальд сидел, ссутулившись и склонив голову.
– Однажды на занятиях в университете, – продолжал он, – она упала в обморок и оказалась в коме. Ее родители и я на протяжений двух дней не выходили из больницы, молясь и надеясь… Но дни ее были сочтены, и она умерла.
– Бог мой!.. – Корделия закрыла лицо руками.
– Я сам был во всем виноват. Не позаботился вовремя о ней! Не обеспокоился тем, что она быстро худеет. Почему-то не заметил вовремя, что она больна. Как можно было этого не заметить?
Корделия встала, подошла к нему, осторожно положила ладонь на его здоровое плечо и тихо спросила:
– Может быть, Джессика Гвиччиарди не хотела, чтобы ты знал о ее болезни?
– Но почему не хотела? Ее самой вскоре не стало. И не стало ее любви…
Синие глаза Корделии печально смотрели на него.
– Наверное, она была такой же упрямой, как и ты. Тебе же не хотелось, чтобы кто-то еще, кроме тебя самого, лечил твою рану. Почему ты сегодня сам тащил эти чертовы пакеты из багажника в кухню? Почему не разрешил мне сделать это?
– А чтобы ты не думала, что я ни на что не гожусь.
– Во-первых, я так и не думаю. А во-вторых, твое упрямство мешает тебе быстро восстановиться после ранения.
Арчибальд-Александр упорно молчал. Никогда и ни с кем он не разговаривал о своей прошлой жизни. Нет, он не упрямый и не капризный. Просто у него есть сила воли и хватает мужества молчать, не показывая, что ему больно.
Что же касается Джессики, то конечно же отец и брат Джордж знали о ней. Но он никогда не рассказывал им о разъедавшем душу чувстве собственной вины за то, что с ней случилось.
Корделия ласково посмотрела на него.
– Александр, пойми, Джессика Гвиччиарди берегла тебя. Ей не хотелось, чтобы ты беспокоился о ней. Она считала, что должна выглядеть в твоем присутствии всегда здоровой, сильной и самостоятельной. То есть старалась быть такой, какой ты хотел ее видеть, – молодой и красивой…
– Все равно, только я виноват в том, что с ней случилось!
Корделия отрицательно покачала головой.
– Нет, не мучай себя, ты ни в чем не виноват. Женщине вообще свойственно стремление предстать перед мужчиной, который ей хоть немного интересен, в лучшем свете. Только когда мы действительно уверены в своем избраннике, можем довериться ему, открыться полностью и обрушить на него массу проблем, о которых он на первых порах даже и не подозревает.
Он продолжал сидеть, понуро опустив голову.
– Мы были вместе целый год и собирались пожениться. Джессика должна была доверять мне.
– А ты сам доверял ей?
Арчибальд-Александр вскинул на Корделию недоумевающий взгляд.
– Конечно.
Он вспомнил, как они с Джессикой увлеченно обсуждали то теоретические работы по экономике, то состояние дел в банковской сфере. Безусловно, он не сообщал ей имен финансистов, адвокатов, названия банков и финансовых компаний. Но ведь так принято в их среде. Да и зачем было посвящать ее в то, чего знать вовсе не обязательно? С другой стороны, он не говорил Джессике и о своих взаимоотношениях с братом и родителями. Странно, а почему он вообще об этом думает сейчас, сидя в кухне своего загородного дома в компании хоть и симпатичной, но, в сущности, малознакомой девушки? С чего это он так расслабился?
– А знаешь, Корделия, ты, кажется, права, – признался он, – на самом деле мы с Джессикой не слишком-то доверяли друг другу наши тайны. Не знаю почему. Я не рассказывал ей ничего ни о своей матери, ни об отце, ни о том, что они развелись…
– Александр, очевидно, вам обоим так было удобнее общаться.
– Скорее всего. Впрочем, хватит об этом.
Он поднялся, подошел к окну и посмотрел на задний Двор. Перед окном возвышался дуб, на толстой ветке которого висели качели. Когда-то ребенком он буквально не слезал с них. Корделия подошла и встала рядом.
– Куда это ты смотришь? – поинтересовалась она. – И что там видишь?
Арчибальд-Александр поймал себя на том, что хотел произнести имя своего брата. Кстати, а почему бы ни рассказать ей про Джорджа?
– Знаешь, Корделия, я вижу, как мы с братом летаем на этих качелях, лезем вверх по ветвям этого дуба… И мне слышится голос моей матери, зовущей нас обедать. Посмотри вон в ту сторону. Видишь густые заросли малины? Обычно в июле я, мать и брат собирали там ягоды. Когда отец приезжал из города на уикэнды, мы делали мороженое и ели его с малиной. Я понимаю, что глупо об этом сейчас говорить, но мои мысли очень часто возвращаются к этим дням.
– Это, наверное, оттого, что ты был тогда счастлив.
Отвернувшись от окна и посмотрев в глаза Корделии, Арчибальд-Александр признался:
– Я давно не чувствовал себя счастливым. Все дела, да дела…
– И после смерти Джессики ты ни с кем не встречался? – вдруг спросила она.
– Нет. После ее смерти я решил, что серьезные личные отношения слишком дорого обходятся и что мне никого не следует брать в свою жизнь, – сказал Арчибальд-Александр и с горечью подумал о том, что на самом деле это вряд ли возможно. Разве сейчас он не несет ответственность за эту наивную девушку, которая согласилась провести с ним целую неделю? Как получилось, что ему вновь приходится отвечать за чужую судьбу, за их общее будущее? Стоп, а разве у них есть оно, это общее будущее?
Корделия взглянула на его мужественное лицо и тихо произнесла:
– Я понимаю тебя, – любовь может приносить боль. Но, глядя на свою мать, я вижу, как она счастлива с моим отчимом. В такие мгновения мне становится ясно, что любовь – это как раз то чувство, на котором держится мир.
Арчибальд-Александр покачал головой.
– А если я вижу пару влюбленных, мне это приносит только сердечную боль. Моя семья распалась, когда отец встретил другую женщину. Его брак с матерью невозможно было сохранить. В результате меня разлучили с моим братом. А взять нас с Джессикой? Мы же любили друг друга, и все было хорошо. А чем все кончилось, тебе известно…
– Все равно, мне кажется, надо верить в любовь, – возразила Корделия.
Арчибальд-Александр с горечью воскликнул:
– На свете нет места настоящему счастью. Мне кажется, что мужчины и женщины – словно корабли в ночи, гонимые ветром и штормами. Вчера ты спросила, не собираюсь ли я тебя соблазнить? Я вспылил, но ведь собирался же, так оно и было на самом деле. Я и сюда тебя пригласил для этого. Но сейчас обещаю, что если ты останешься, то мы с тобой будем друзьями и только. Я не хочу, чтобы ты о чем-то потом сожалела…
– Что ж, – сказала она, взглянув на него серьезно. – Спасибо за откровенность. Я остаюсь с тобой.
Он понимал, сколько решительности потребовалось ей, чтобы так ответить. Ведь последние слова Корделии находились в явном противоречии с ее принципами. Остаться одной в доме с мужчиной – для нее это скандал! Но ей хотелось быть с ним, как, впрочем, и ему с ней.
Арчибальд-Александр чуть было не поддался соблазну обнять и поцеловать ее, но во время остановился. Он ведь дал обещание быть ей только другом. А чисто дружеские отношения не предусматривают объятий и поцелуев.
– Давай пойдем погуляем, – предложил он. – Хочу показать тебе, чем я дорожу больше всего на свете.
В этот момент произошло нечто неожиданное. Девушка встала на цыпочки и нежно прикоснулась губами к его щеке. Этот целомудренный поцелуй невероятно поразил его.
– За что ты меня поцеловала, Корделия? – с удивлением спросил он.
– За твою честность.
Хороша честность! – чуть было не воскликнул он. Если бы она знала, что целует того самого Арчибальда Бертольди, на поиски которого прибыла в Штаты! Ну уж, ладно, ничего не поделаешь, подумалось ему. На всю неделю он для Корделии – Александр Карпентер. Настанет день, наступит час, придет минута, и он как-нибудь выпутается из этой неловкой, идиотской истории.
Они вышли из дома. Чистое небо широко раскинулось над покрытым багрянцем лесом. Палые листья шуршали под ногами. Запах осенней лесной свежести волновал до глубины души.
Необыкновенно красиво выглядели кусты боярышника, сквозь золотую листву которого как капли крови проглядывали яркие ягоды. Веселые суетливые птицы перелетали с ветки на ветку, их радостное теньканье не вязалось с общей немного печальной картиной октябрьского дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17