Эксцентричность религиозных пристрастий Линны казалась бы Джо очаровательной, если бы он не ощущал ужаса, ставшего их причиной.
Куда подевалась Линна? Джо закрывает глаза и припоминает, что она вскользь упоминала о визите к отцу. Телефон в доме де Ну занят. Он ждет, звонит снова, набирает другой номер. Тоже занято.
Когда одна линия занята, автоответчик на другой должен принимать сообщения.
Если только не сняты обе трубки…
Линна редко говорит об отце, но того немногого, что она поведала Джо, достаточно, чтобы он начал нервничать. Джо быстро одевается и едет за ней.
Парадная дверь большого дома немного приоткрыта. Он распахивает ее настежь и входит. После яркого солнца ему требуется несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полумраку. Он видит Линну, скорчившуюся в углу. Она словно брошенная фарфоровая кукла, ее белое платье разорвано на груди, щека расцарапана, тело содрогается от всхлипываний, хотя слез на глазах нет.
Джо поднимает ее, прижимает к себе, качает, словно ребенка, пока она немного не успокаивается.
– Кто это сделал? – спрашивает он.
– Папа, – отвечает Линна и закрывает лицо руками, словно только что призналась в собственной вине.
Он бормочет что-то и идет в нору, где Анри де Ну сидит в кресле с пустым стаканом в руке, тупо уставившись в стену. На его лице – две глубокие царапины.
– Посмотри, что сделала со мной эта сука. Как я теперь появлюсь на людях? – без всякого выражения спрашивает он.
Ярость, поднявшаяся в Джо при виде растерзанной Линны, разгорается еще сильнее.
– Если вы еще когда-нибудь тронете ее хоть пальцем, я вас убью!
Судя по всему, старик даже не слышит его слов.
Если Джо прикоснется к Анри де Ну, последствия могут быть ужасны. Поэтому он возвращается к Линне, помогает ей подняться и уводит. Она ничего не говорит, молчит всю дорогу, молчит и потом.
Позднее брат пригоняет машину Линны. Хотя они не знакомы, Джо сразу же узнает его. Луи молча следует за Джо, подходит к кровати, на которой лежит Линна. Она протягивает ему руку. Он сжимает ее и садится на край.
Брат и сестра.
Близнецы.
Зависть Джо естественна – Луи знал ее с рождения, но ревность поднимается из каких-то более темных и тревожных глубин.
– Папа просил еще раз сказать тебе то, что уже сказал, – говорит Луи. – Он не сердится.
Она больно сжимает руку брата.
– Отец пообещал изменить завещание. А он всегда исполняет то, что обещает.
– Ну и что? Морфий и «Джек Дэниэлс» – комбинация, едва ли способствующая ясности ума. Я могу опротестовать любое его новое завещание. Оно будет признано недействительным.
– Отец сказал, что дал клятву маме.
– Наша мать мертва, Линна. Ей наплевать на его клятвы. Не доставляй Анри удовольствия думать, что он может таким образом посеять вражду между нами, обещаешь? – Он с любопытством смотрит на нее. – А тебе никогда не хотелось иметь детей?
– Карло хотелось, – отвечает она, снова начинает дрожать и прижимается к Луи. И наконец, после стольких часов муки, которую она держала в себе, слезы начинают литься по ее щекам.
Это происходит в объятиях брата – не Джо.
Он оставляет их одних, выходит на балкон. На углу уличный оркестр играет мелодию бодрой песни, собравшаяся вокруг толпа весело подпевает. Джо продолжает стоять на балконе даже после того, как Луи, попрощавшись, уходит.
– Джо? – Ее голос звучит тихо, но взволнованно.
Он поворачивается. Линна стоит в дверном проеме, держась рукой за косяк, чтобы не упасть.
– Тебе не следует вставать, – говорит он.
– Мне не больно, почти не больно. Папа слишком стар, чтобы кому-либо причинить серьезные увечья.
– Почему он побил тебя?
– Потому что ничего другого сделать не может и от этого злится. В этом я убедилась. – Она берет его за руки и тянет в комнату.
И там, в тишине их маленького убежища, рассказывает о том, что делал с ней Анри в течение многих лет, о чувстве вины из-за самоубийства матери, чувстве, из-за которого она и была для отца легкой добычей все эти годы. Она рассказывает, как научилась защищаться от него, о долгих месяцах, бессмысленно проведенных в школе, о том, как скучала там по брату, по городу, как, вернувшись домой, поклялась никогда больше не спать в одиночестве.
Он был наслышан о ее репутации еще до их знакомства, но тогда это не имело для него значения. Теперь все изменилось.
Она не плачет, вообще не проявляет никаких эмоций. Как и он, уверенный, что, стоит выразить сочувствие или жалость, и она опять замкнется.
Закончив свой печальный рассказ, Линна берет его руку и целует.
– Ты ведь был полицейским?
– Много лет назад, – напоминает он. Что она должна думать о нем? Она, с ее богатством, странными причудами, заклинаниями и фетишами.
– Ты убил хоть одного человека?
Троих. Он был лучшим стрелком в отделе, дважды ему поручали справиться с безвыходной ситуацией. Но один случай был особенным: он убил человека, стрелявшего в Эда. Нажимая на спусковой крючок, Джо видел лицо, в которое целился, и все же убил – не по долгу службы, а потому, что желал смерти этому человеку.
– Да, – отвечает он, имея в виду только этого, последнего.
Она начинает расстегивать ему рубашку.
– А что испытываешь, когда убиваешь?
Облегчение от того, что опасность миновала. Остальное пришло потом, когда «скорая» увезла Эда, вытащив его из лужи крови, когда он написал свой отчет и вернулся домой.
Джо хотел уснуть, но перед глазами стоял стрелок, он помнил удивление на его лице, когда тот падал, помнил, как расслабились его мышцы, помнил тот момент, когда жизнь – эта волшебная, восхитительная вспышка – покинула его.
– До того я никогда не видел, как человек умирает, – говорит он. – И не думал, что буду так долго вспоминать об этом.
– Ты чувствуешь себя виноватым?
– Я должен был это сделать. У меня не было выбора. Нет, я не чувствую себя виноватым, но временами все еще вижу перед собой его лицо. То вдруг кто-то покажется похожим на него, то представляю его во время каких-нибудь похорон, то когда читаю статью об убийстве.
– Мне не нужно было спрашивать.
– Я все равно думал бы о нем. С этим ничего не поделаешь. Говори не говори – разницы никакой.
Тем не менее разница есть.
– Твой отец – старик, Линна. Судя по тому, что сказал Луи, его здоровье окончательно подорвано. Держись от него подальше. Не давай ему шанса подавить тебя.
– Я чувствовала себя в безопасности от него только дважды в жизни: когда жила с Карло – и теперь с тобой.
– Но не в полной безопасности. – Он указал на фетиш над дверью.
– Это защищает от колдовства, не от людей.
– А против тебя кто-нибудь пытался использовать колдовство?
Она не смотрит на него.
– Не знаю. Но думаю, что да.
– Тогда пусть остается, пока ты сама не будешь готова убрать его.
После того как узнал, что кто-то вломился в квартиру Хейли, Эд заставлял себя не нервничать. Но это оказалось невозможным, ведь на работе пронюхали, что он с ней встречается.
– Эти писатели все на один лад, – сказал ему старый детектив. – Она вытянет из тебя нужную информацию, устроит публичное представление, а когда книга выйдет, вышвырнет тебя за ненадобностью.
– Уж как-нибудь я могу распознать настоящую опасность, – возразил Эд.
– Да? Тогда подумай, почему она не испугалась. Давай рассуждать здраво. Если кто-то действительно хотел узнать, что она пишет, он унес бы компьютер. Если ее хотели напугать и остановить, то перевернули бы квартиру вверх дном и переломали все, что попалось под руку, а может, еще оставили бы в качестве предупреждения у нее в кровати зарезанного цыпленка. Ты прекрасно знаешь: сброд, который вьется вокруг Буча, – это не безобидные тихони.
– Я так ей и сказал. Но она меня не слушает.
– Да, храбрая девочка. Ты бы понял, почему она такая смелая, если бы думал головой, а не кое-чем другим.
Что было возразить? Как объяснить? Да черт с ними! Попытайся он что-то втолковать коллегам, они решат, что он либо сумасшедший, либо сексуально озабоченный.
Иногда он и сам так думал.
Сомнения усилились после визита к Эдаму Вулфу. Прежде они с этим репортером уже пересекались. Поначалу ему не понравился бочкообразный маленький человечек с отрывистой речью и нервными жестами.
Но антипатия скоро прошла. Эд понял, что с Вулфом легко иметь дело, информация, которую тот давал, всегда была проверенной. Они даже несколько раз выпивали вместе и расписывали пульку. Потом Вулф попросил свое руководство перевести его в другой отдел, перестал комментировать полицейскую хронику, и они потеряли друг друга из виду.
– Значит, вы тоже оказались вовлечены в это дело, – констатировал Вулф, когда Эд спросил его о статье про книгу Хейли. – Не знаю, что, черт возьми, происходит, но мне осточертела эта история. Я никого не защищаю от обвинений в уголовных преступлениях, но не обязан защищать и ее авторские права. Хейли Мартин позвонила мне, так? Я написал точно то, что она мне сообщила.
– Сомневаюсь, что вы говорили именно с ней, – вставил Эд.
– Вы мне не верите? Ладно, послушайте это. – Вулф вынул из стола диктофон, кассеты и тетрадь. – Я записываю все свои телефонные разговоры, чтобы в случае необходимости проверить любую информацию. Как вы знаете, я очень осмотрителен. – Он нашел номер записи в тетради, вставил пленку и нажал кнопку «воспроизведение».
Эд вынужден был признать, что голос на пленке действительно был похож на голос Хейли – если бы она выросла в Луизиане.
Только акцент и удерживал его от того, чтобы навсегда порвать с ней. В конце концов, она признала, что ее комнату посещают духи и что она в некотором роде одержима ими.
Все это представлялось бы ему полным абсурдом, если б не загадочная сила, которая заставила его почти поверить в существование мира духов за пределами человеческого понимания.
Поэтому он решил помочь ей всем, что в его силах. Как Эд и ожидал, никто не хотел говорить об убийстве Линны де Ну, кроме одного судмедэксперта – немолодой женщины, любившей флиртовать с ним.
Эд пригласил ее пообедать и спросил, какие наркотики были найдены в крови Джо Моргана.
– Я говорила полицейским, занимавшимся расследованием, что должна выступить на стороне защиты. Джо Морган не мог убить Линну де Ну. У него в крови была такая смесь препаратов, которая могла бы свалить с ног даже значительно более крупного мужчину. Основу составлял хлорил-гидрат, было немного морфина и еще нечто странное – вещество, свидетельствовавшее о том, что его тоже пытались убить.
– Странное?
– Трава дамиана и какой-то яд. Но количество было так ничтожно, что мы не смогли его идентифицировать.
– Этот яд могли использовать для того, чтобы сделать Эда Моргана невменяемым?
– После того как он уже отключился? Вероятно, цель была именно в этом, но если так, то злоумышленник неправильно определил дозу. Жаль, что не могу вам больше ничем помочь.
– Вы и так мне очень помогли. Благодарю вас.
Хейли не ответила, когда Эд позвонил ей после работы, но он дозвонился ей на следующее утро и, стараясь скрыть тревогу в голосе, спросил, как идут дела. Ему необходимо было выяснить – черт, ну почему же честно не признаться в этом! – не грозит ли ей на самом деле опасность.
Она так обрадовалась его звонку, что Эд невольно почувствовал ответную радость и, вместо того чтобы спрашивать о делах, пригласил ее пообедать.
Хейли могла, конечно, отклонить его приглашение, но до Рождества оставалось всего десять дней, а это ужасный период для одиноких людей, тем более для тех, кому есть чего бояться.
Он был ее Джо Морганом. С ним она чувствовала себя в безопасности.
Они встретились в закусочной на северной стороне. В меню не значилось никаких экзотических блюд за исключением перлового супа с крабами. Зато, по словам Эда, здесь подавали лучшего в штате жареного сома. Они заказали блюдо на двоих. За кофе он поделился с ней сведениями, полученными от судмедэксперта, и сообщил, что встречался с Эдамом Вулфом и слышал запись разговора.
– У меня совершенно обычный голос, – сказала Хейли. – Любой, кто хоть раз слышал его, мог найти подходящую женщину, которая позвонила бы от моего имени.
Она произнесла эту фразу так, что он понял: она лгала, не ему – себе. Но она никогда не стала бы лгать, если бы не была напугана.
Эд решил ни о чем не спрашивать.
– Мое предложение, касающееся твоего переезда, остается в силе, – напомнил он, делая еще одну попытку предостеречь Хейли.
– Я знаю.
– Мне нужно возвращаться на службу.
– Могу я пригласить тебя поужинать в твой ближайший свободный вечер?
– Он будет завтра. Не слишком рано?
– Замечательно.
Хейли отправилась домой в приподнятом настроении и весь следующий день готовилась к Рождеству, которое прежде отмечать не собиралась.
Когда Эд заехал за ней, она ждала, нарядившись в ярко-красную блузку и черную замшевую юбку. В углу комнаты мерцала огоньками маленькая рождественская елочка. Разноцветная гирлянда украшала балконную дверь и потолок. Обеденный стол был покрыт кружевной скатертью на красной подкладке, и на нем горели две праздничные свечи в хрустальных подсвечниках. Рядом стояли бутылка красного вина и неразрезанный шедевр Фрэнка – торт под названием «Шоколадный грех».
– Я старалась, чтобы все выглядело так, как принято у нас на Среднем Западе, – сказала Хейли и протянула Эду красиво упакованный сверток. – Счастливого Рождества.
– И я кое-что для тебя приготовил, но думал, мы будем обмениваться подарками в сочельник, – смутился Эд.
– А разве ты не поедешь к Уилли в Сент-Луис?
– Я хотел бы, чтобы ты поехала со мной.
– Думаешь, это уместно? Мы ведь не так давно встречаемся.
Вертя в пальцах ленту, которой был перевязан пакет с подарком, он сказал:
– Пег вчера сообщила мне, что собирается представить меня своему жениху. У них в следующем месяце свадьба. Для меня это был в некотором роде сюрприз.
– А давно они знакомы?
– Около четырех месяцев.
– Поспешное решение.
– Только не для Пег. Мы с ней до свадьбы были знакомы всего шесть недель.
– Недель?!
– Я сторонник быстрых решений. – Он положил пакет на стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44