https://wodolei.ru/catalog/accessories/polka/
– Здесь будете ждать! Через десять минут мы вернемся.
Доктор сел за руль. Дал газ и тут же включил радио на полную мощность. Диктор американской радиостанции вел передачу для солдат оккупационной армии.
«Хеллоу, ребята! Выпьем-ка нашего доброго старого виски. Сегодня день получки, ребята. Итс пэй-дэй…»
«Итс пэй-дэй… День расплаты!!!» – пронеслось в голове у Шукка, и он весь сжался в своем углу. Смертельный страх сломил его окончательно. Да разве Рокк будет церемониться с агентом, совершившим предательство? Но, может быть, обойдется! Ведь он во всем сознался, он полностью во всем сознался! Нет, это вряд ли поможет. Молчаливые деревья вокруг, затянутая туманом безлюдная дорога через лес – вся эта странная местность… Нет, его положение безнадежно. Это его последние часы. Шукк сжал закованные руки. В горле что-то забулькало.
Полковник Рокк сделал доктору знак.
– Вот сюда, в эту просеку, и погасите фары.
Доктор выключил свет. Подпрыгивая на кочках, машина плыла сквозь серую вату утреннего тумана. А проклятая каркающая мелодия назойливо лезла в уши:
«Итс пэй-дэй, итс пэй-дэй…»
Машина сильно подпрыгнула на толстых корнях какой-то старой сосны, и доктор зло проворчал:
– Темно, как в медвежьем брюхе!
От толчка полковник соскользнул со своего места его рука прикоснулась к бедру Шукка. Это прикосновение пробудило слабую надежду в груди Шукка. В нем, этом случайном движении, было что-то человечное. Шукк повернул к полковнику мертвенно-бледное лицо.
– Полковник, что вы хотите сделать со мной?
Рокк даже не взглянул на него.
– А вы угадайте! – предложил он, и его голос прозвучал как-то наставительно, даже педантично.
Больше, чем все, что произошло за последние несколько часов, испугал Шукка этот голос. Да, все было бесполезно. У него нет ни единого шанса.
– Дайте мне убежать, прошу вас! Я сделаю для вас еще очень много, я готов ко всему! Дайте мне самую грязную работу! – стонал Шукк.
Доктор злобно покачал головой.
– Шут ап! – крикнул он по-английски. – Закрой свою пасть, скотина!
– Это же просто невозможно, – стонал Шукк. – Это просто какое-то сумасшествие! Доктор, полковник, ведь я уже девять лет с вами… Для вас… Ведь я еще при Гиммлере работал против красных, у меня есть заслуги!
Рокк процедил сквозь зубы, не отрывая взгляд от окна, не повернув головы:
– Вы передавали наш материал организации Гелена. Пусть решают люди Гелена. А как они решат, ни вы не знаете, ни я.
– Они же меня заставили! – хрипло закричал Шукк. – Я отказывался, я не хотел. И у меня из этого же ничего не вышло! Полковник… в конце концов мы же союзники!
Доктор убрал газ, и машина медленно покатилась по просеке. Шукк все продолжал кричать, и доктор, повернувшись к нему, спросил:
– Ты что, хочешь довести себя до паралича?
– Дайте мне шанс! – повторял Шукк. – Дайте мне шанс!
– Сейчас мы вам предоставим его, – сказал полковник равнодушно.
Он вышел из машины, обошел ее и, открыв дверь на той стороне, где сидел Шукк, вытащил его из машины. Шукк упал на колени, потом вскочил и бросил озадаченный взгляд на полковника: он почувствовал, что с него сняли наручники. Лица полковника и доктора казались Шукку двумя белыми, лишенными жизни пятнами. Шукк ничего не понимал. Мысли проносились в каком-то бешеном танце. А машина отъехала в сторону, развернулась и вновь остановилась. Рокк выглянул из окна. Доктор включил приемник в машине на такую мощность, что дурацкий припев разнесся на весь лес: «Итс пэй-дэй, итс пэй-дэй!..» Рокк что-то недовольно сказал доктору, и тот выключил приемник.
– Послушайте, Шукк! – вдруг сказал полковник, и голос его прозвучал приглушенно и деловито. – Когда мы сообщили мадам Адельгейд обо всем, что вы нам рассказали, она захотела встретиться здесь с вами. В этом прелестном местечке!
Шукк схватился за голову.
– Боже мой!.. – простонал он.
Доктор тоже высунул свой клюв из машины.
– Молись, Шукк! – сказал он и дважды нажал на сигнал.
Машина полковника рванулась вперед и вскоре исчезла за деревьями.
За спиной Шукка послышались шаги. Оглянулся: два неряшливо одетых человека, не скрываясь, подходили к нему. В их руках были автоматы, а лица исключали всякую возможность каких бы то ни было переговоров. Шукк еще не успел их рассмотреть, как короткие автоматные очереди настигли его.
Машина полковника выехала на шоссе, чтобы забрать оставленных там людей. Звук выстрела донесся и сюда, сухой и короткий треск.
– Аминь! – прокаркал доктор.
Тревога
На часах было пять, когда Коллинз встал из-за своего стола. Хансен захлопнул последнюю папку. Они вдвоем пересмотрели все документы, находившиеся в сейфе, чтобы установить, не стащил ли Шукк чего-нибудь перед своим разоблачением. Но проверка показала, что опасения были напрасны. Коллинз потянулся так, что хрустнули суставы. Отдернул штору и открыл форточку. Солнечное ясное утро хлынуло в комнату потоками света. Неожиданно майор вспомнил Франтишка. Результат проверки документов примирил его со всем миром. Коллинз, достал бутылку виски и налил полные бокалы себе и Хансену.
– Пейте, – сказал он. – Вы это заработали… Не хотелось бы вас спрашивать, вы, кажется, слабы в коленках, когда речь касается гуманизма. Но все-таки, что нам делать с Франтишком?
Хансен пожал плечами.
– Право, не знаю… Конечно, его нужно было бы примерно наказать. Но, с другой стороны, это преданная душа, и у нас он довольно долго… Ну, а как шофер или садовник Франтишек безукоризнен.
– Ладно, тащите парня сюда, – усмехнулся майор. – Так и быть, смилостивимся…
Хансен засмеялся и вышел из кабинета. Майор отхлебнул виски и сразу же вспомнил Лиз. Черт возьми, да он ведет себя совсем как монах! И когда еще подвернется возможность развлечься как следует?
Хансен приволок растерянного, побледневшего Франтишка. Коллинз сделал знак, чтобы Франтишек не входил в кабинет.
– На этот раз я тебя решил не выгонять, – сказал он. – Благодари мистера Хансена.
Майор вдруг рванулся к Франтишку и заревел на него во весь голос:
– И если еще раз кто-нибудь заберется в наш сад, кто бы ни был – собака, слон или прима-балерина столичного балета! Что ты сделаешь?
Франтишек вытянул дрожащие руки по швам.
– Буду стрелять, господин майор!
– Слава богу! – проворчал Коллинз. – Хотелось бы верить… Кру-гом!
Франтишек моментально исчез. Коллинз отхлебнул виски, обронил:
– Парень у нас не состарится… – Опустил стакан и неожиданно громко заявил Хансену: – Но и вы, Хансен. Если еще что-нибудь вам покажется подозрительным и вы через десять минут мне об этом не доложите… Это я говорю вам, как мужчина мужчине. Надеюсь, что вы понимаете?…
Он уже хотел поднести бокал к губам, как вдруг в комнате Пегги заработал телеграфный аппарат. Телеграммы, как правило, принимала сама Пегги, но было еще слишком рано и в ее комнате никого не было. Коллинз поставил бокал на стол.
– Идемте, Хансен…
Коллинз подхватил выбегающую из аппарата ленту и начал читать. Глаза его сузились, но голос казался равнодушным.
– Ускорить подготовку операции по правительственному телеграфу… Значит, совсем скоро…
– О’кэй! – ответил Хансен и сделал большой глоток из своего стакана. Его взгляд упал на стенной календарь. Он подошел к нему и оторвал листок. Сегодня было 29 июня, пятница…
К величайшему облегчению, Коллинз отпустил Хансена на весь день. Сам Коллинз в предчувствии наступающих событий хотел провести этот утренний час в приятной близости к своему бару, оборудованному прямо в кабинете. А когда Хансен вновь вошел в кабинет, чтобы в соответствии с правилами доложить о своем отбытии в город, глаза майора уже блестели.
В передней комнате возилась Пегги. Хансен некоторое время наблюдал, как она орудует губным карандашом.
– Что-нибудь новенькое пришло? – спросил он. – По телеграфу?
– Пока нет, – ответила Пегги.
– Я вам не нужен?
– Идите, идите…
– Хорошо, Пегги…
Хансен вышел на улицу и направился к центру города. Незаметно для самого себя прибавил шагу. «А что, если Коллинз, – пронеслось в голове, – вопреки всем доверительным беседам приставил ко мне какую-нибудь глазастую тень?» Хансен даже остановился. Но нет, за ним никто не следит.
Впервые за много пасмурных дней распогодилось. Дома тонули в мягком золотистом мареве. Рынок, мимо которого он проходил, поразил его оглушительно яркими красками цветов и зелени.
Известие
Еще издали Хансен заметил девушку, с которой он познакомился у отметки 55,5 на нюрнбергской дороге. Она сидела за дальним столиком на открытой веранде. Сердце Хансена забилось учащенно. Это было неожиданное для него чувство, чувство юноши, спешащего на тайное свидание. Он ничего не знал об этой девушке, кроме того, что она прислана ему в помощь. Еще одно доказательство важности его задания.
Много позже он узнал, что ее отец, известный немецкий ученый, страстно выступил против атомного и водородного оружия, был изгнан из университета и, затравленный ученой чернью, вынужден был покончить с собой. Элла – так звали девушку – продолжала учиться, у нее хватило ума и проницательности, чтобы понять тайные пружины политической интриги, окончившейся так трагически. Она увидела и узнала тех, кто был противниками ее отца, и без колебаний включилась в борьбу, выбрав самый опасный участок.
Но в это утро Хансен был склонен видеть в ней только очень привлекательную девушку, непринужденно сидящую на пестрой веранде городского кафе. Он поднялся на веранду и, сделав вид, что ищет места, будто невзначай спросил:
– Не позволите ли?
– Пожалуйста, – сказала Элла, показав на стул.
К столику поспешно подошла официантка.
– Мне хотелось бы позавтракать, – сказал Хансен.
– Будете пить кофе?
Официантка ушла. Элла улыбнулась Хансену.
– Сидите на диете?
– Нет, просто не выспался, – ответил Хансен.
– Мне также не пришлось выспаться… – сказала Элла.
Они сидели и болтали, как и подобает случайно встретившимся за столом посетителям. Временами беседа прекращалась, и они спокойно любовались чудесным ландшафтом, открывающимся с веранды.
По ступенькам лестницы поднялся разносчик газет. Не жалея голоса, закричал:
– Дневной выпуск! Дневной выпуск! Канцлер едет на курорт! Дневной выпуск! Советская нота отклонена! Дневной выпуск!..
Хансен купил газету, быстро ее просмотрел и вдруг вздрогнул: на фотографии он увидел труп мужчины… Вокруг был лес и какое-то озеро невдалеке. Сомнений никаких не было – это Шукк! Его лицо нельзя было не узнать. Хансен сложил газету так, чтобы Элла увидела фотографию под сенсационными заголовками. Элла будто невзначай коснулась его руки.
– Я уже читала газету, – сказала она. – Этот человек из вашего центра?
Хансен кивнул.
Они были совсем одни. Даже официантка покинула веранду. Элла сделала глоток и, не опуская чашку, тихо сказала:
– Из Берлина передают. Вы должны все окончить до истечения сорока восьми часов…
Хансен снова кивнул. Нечто в этом роде он и ожидал услышать. Недаром к шефу пришла эта странная утренняя телеграмма.
– Я даже знаю основания для такой спешки.
– Что я должна буду сделать для вас? – спросила Элла, спросила по-деловому, и Хансен, которого известие из Берлина очень взволновало, ответил также деловым тоном.
Делая вид, будто показывает своей соседке что-то вдали, он сказал:
– Итак, завтра… Мне нужен автомобиль, комбинированный, с вместительным багажником. Пусть стоит возле рыночной площади. С ключами в боковом отделении. Не позже восемнадцати часов. Это возможно?
Элла кивнула.
– Вы найдете «комби» с берлинским номером. Запомните его: «B-TV 235».
– B-TV 235, – повторил Хансен медленно. – На этой машине спустя час я покину город.
И опять Элла ответила так, будто была уже заранее предупреждена о всех замыслах Хансена.
– Выезжайте из города по направлению к автостраде. В тридцати километрах от города я буду вас ждать. Вы знаете моего «дофина»? Вы поедете за мной до автострады. Там вы передадите «комби» со всем содержимым, а дальше поедете со мной. И другим путем… Вам ясно?
Хансен успел привыкнуть к точности, но такая исключительная точность удивила даже его.
– А если что-нибудь произойдет? – спросил он тихо.
– Произойти ничего не может, – коротко ответила Элла.
– Ну, а если все-таки?…
– А вы упрямы, – улыбнулась Элла. – Ну хорошо. На всякий случай будем придерживаться правила: действовать по собственному усмотрению.
Появилась официантка, и Элла расплатилась с ней. Расплатился и Хансен.
И опять они были наедине со своими мыслями.
– Скоро все будет позади, – сказала Элла.
Хансен кивнул.
– Я только что об этом подумал. Но нужно будет не только все выполнить, но еще суметь вернуться домой. И встретиться с сыном…
– Это будет скоро, – сказала Элла тихо.
Хансен достал из бумажника сложенную бумажку.
– Вот еще что… Эту телеграмму нужно будет отправить из Гармиша. И так, чтобы адресат здесь, в Вюрцбурге, получил бы ее между двенадцатью и часом дня.
– Дайте-ка мне, – сказала Элла и прочла вполголоса: – «Мистеру Коллинзу, «Конкордия экспорт-импорт». Вюрцбург. Жду тебя к концу недели. Ужасно одинока. Лиз».
Элла удивленно спросила:
– И Коллинз на это как-то прореагирует?
– Безусловно! – ответил Хансен.
Они продолжали сидеть. И Хансен и Элла оттягивали момент расставания.
– Вам нужно идти, – сказал, наконец, Хансен.
Элла взяла со стола свою сумочку и встала. Хансен продолжал сидеть. Она не подала ему руки и, кивнув, пошла к выходу, но вдруг повернулась и сказала:
– Я забыла сказать вам до свидания.
– Ни пуха ни пера! – ответил Хансен, подняв и тотчас же опустив руку.
«Ни пуха ни пера…» – повторил он тихо еще раз, когда Элла уже покинула веранду.
Конец недели
Утром в субботу солнце взошло сияющим шаром на свежевымытом лазурном небе. Майор Коллинз вошел в рабочую комнату Хансена, широко улыбаясь, уселся на стул и вытянул ноги. Хансен продолжал работать. Коротко кивнул шефу.
– Что-нибудь случилось, майор?
– Нет, ничего… А может быть, вы все-таки догадаетесь угостить вашего босса чем-нибудь приличным?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Доктор сел за руль. Дал газ и тут же включил радио на полную мощность. Диктор американской радиостанции вел передачу для солдат оккупационной армии.
«Хеллоу, ребята! Выпьем-ка нашего доброго старого виски. Сегодня день получки, ребята. Итс пэй-дэй…»
«Итс пэй-дэй… День расплаты!!!» – пронеслось в голове у Шукка, и он весь сжался в своем углу. Смертельный страх сломил его окончательно. Да разве Рокк будет церемониться с агентом, совершившим предательство? Но, может быть, обойдется! Ведь он во всем сознался, он полностью во всем сознался! Нет, это вряд ли поможет. Молчаливые деревья вокруг, затянутая туманом безлюдная дорога через лес – вся эта странная местность… Нет, его положение безнадежно. Это его последние часы. Шукк сжал закованные руки. В горле что-то забулькало.
Полковник Рокк сделал доктору знак.
– Вот сюда, в эту просеку, и погасите фары.
Доктор выключил свет. Подпрыгивая на кочках, машина плыла сквозь серую вату утреннего тумана. А проклятая каркающая мелодия назойливо лезла в уши:
«Итс пэй-дэй, итс пэй-дэй…»
Машина сильно подпрыгнула на толстых корнях какой-то старой сосны, и доктор зло проворчал:
– Темно, как в медвежьем брюхе!
От толчка полковник соскользнул со своего места его рука прикоснулась к бедру Шукка. Это прикосновение пробудило слабую надежду в груди Шукка. В нем, этом случайном движении, было что-то человечное. Шукк повернул к полковнику мертвенно-бледное лицо.
– Полковник, что вы хотите сделать со мной?
Рокк даже не взглянул на него.
– А вы угадайте! – предложил он, и его голос прозвучал как-то наставительно, даже педантично.
Больше, чем все, что произошло за последние несколько часов, испугал Шукка этот голос. Да, все было бесполезно. У него нет ни единого шанса.
– Дайте мне убежать, прошу вас! Я сделаю для вас еще очень много, я готов ко всему! Дайте мне самую грязную работу! – стонал Шукк.
Доктор злобно покачал головой.
– Шут ап! – крикнул он по-английски. – Закрой свою пасть, скотина!
– Это же просто невозможно, – стонал Шукк. – Это просто какое-то сумасшествие! Доктор, полковник, ведь я уже девять лет с вами… Для вас… Ведь я еще при Гиммлере работал против красных, у меня есть заслуги!
Рокк процедил сквозь зубы, не отрывая взгляд от окна, не повернув головы:
– Вы передавали наш материал организации Гелена. Пусть решают люди Гелена. А как они решат, ни вы не знаете, ни я.
– Они же меня заставили! – хрипло закричал Шукк. – Я отказывался, я не хотел. И у меня из этого же ничего не вышло! Полковник… в конце концов мы же союзники!
Доктор убрал газ, и машина медленно покатилась по просеке. Шукк все продолжал кричать, и доктор, повернувшись к нему, спросил:
– Ты что, хочешь довести себя до паралича?
– Дайте мне шанс! – повторял Шукк. – Дайте мне шанс!
– Сейчас мы вам предоставим его, – сказал полковник равнодушно.
Он вышел из машины, обошел ее и, открыв дверь на той стороне, где сидел Шукк, вытащил его из машины. Шукк упал на колени, потом вскочил и бросил озадаченный взгляд на полковника: он почувствовал, что с него сняли наручники. Лица полковника и доктора казались Шукку двумя белыми, лишенными жизни пятнами. Шукк ничего не понимал. Мысли проносились в каком-то бешеном танце. А машина отъехала в сторону, развернулась и вновь остановилась. Рокк выглянул из окна. Доктор включил приемник в машине на такую мощность, что дурацкий припев разнесся на весь лес: «Итс пэй-дэй, итс пэй-дэй!..» Рокк что-то недовольно сказал доктору, и тот выключил приемник.
– Послушайте, Шукк! – вдруг сказал полковник, и голос его прозвучал приглушенно и деловито. – Когда мы сообщили мадам Адельгейд обо всем, что вы нам рассказали, она захотела встретиться здесь с вами. В этом прелестном местечке!
Шукк схватился за голову.
– Боже мой!.. – простонал он.
Доктор тоже высунул свой клюв из машины.
– Молись, Шукк! – сказал он и дважды нажал на сигнал.
Машина полковника рванулась вперед и вскоре исчезла за деревьями.
За спиной Шукка послышались шаги. Оглянулся: два неряшливо одетых человека, не скрываясь, подходили к нему. В их руках были автоматы, а лица исключали всякую возможность каких бы то ни было переговоров. Шукк еще не успел их рассмотреть, как короткие автоматные очереди настигли его.
Машина полковника выехала на шоссе, чтобы забрать оставленных там людей. Звук выстрела донесся и сюда, сухой и короткий треск.
– Аминь! – прокаркал доктор.
Тревога
На часах было пять, когда Коллинз встал из-за своего стола. Хансен захлопнул последнюю папку. Они вдвоем пересмотрели все документы, находившиеся в сейфе, чтобы установить, не стащил ли Шукк чего-нибудь перед своим разоблачением. Но проверка показала, что опасения были напрасны. Коллинз потянулся так, что хрустнули суставы. Отдернул штору и открыл форточку. Солнечное ясное утро хлынуло в комнату потоками света. Неожиданно майор вспомнил Франтишка. Результат проверки документов примирил его со всем миром. Коллинз, достал бутылку виски и налил полные бокалы себе и Хансену.
– Пейте, – сказал он. – Вы это заработали… Не хотелось бы вас спрашивать, вы, кажется, слабы в коленках, когда речь касается гуманизма. Но все-таки, что нам делать с Франтишком?
Хансен пожал плечами.
– Право, не знаю… Конечно, его нужно было бы примерно наказать. Но, с другой стороны, это преданная душа, и у нас он довольно долго… Ну, а как шофер или садовник Франтишек безукоризнен.
– Ладно, тащите парня сюда, – усмехнулся майор. – Так и быть, смилостивимся…
Хансен засмеялся и вышел из кабинета. Майор отхлебнул виски и сразу же вспомнил Лиз. Черт возьми, да он ведет себя совсем как монах! И когда еще подвернется возможность развлечься как следует?
Хансен приволок растерянного, побледневшего Франтишка. Коллинз сделал знак, чтобы Франтишек не входил в кабинет.
– На этот раз я тебя решил не выгонять, – сказал он. – Благодари мистера Хансена.
Майор вдруг рванулся к Франтишку и заревел на него во весь голос:
– И если еще раз кто-нибудь заберется в наш сад, кто бы ни был – собака, слон или прима-балерина столичного балета! Что ты сделаешь?
Франтишек вытянул дрожащие руки по швам.
– Буду стрелять, господин майор!
– Слава богу! – проворчал Коллинз. – Хотелось бы верить… Кру-гом!
Франтишек моментально исчез. Коллинз отхлебнул виски, обронил:
– Парень у нас не состарится… – Опустил стакан и неожиданно громко заявил Хансену: – Но и вы, Хансен. Если еще что-нибудь вам покажется подозрительным и вы через десять минут мне об этом не доложите… Это я говорю вам, как мужчина мужчине. Надеюсь, что вы понимаете?…
Он уже хотел поднести бокал к губам, как вдруг в комнате Пегги заработал телеграфный аппарат. Телеграммы, как правило, принимала сама Пегги, но было еще слишком рано и в ее комнате никого не было. Коллинз поставил бокал на стол.
– Идемте, Хансен…
Коллинз подхватил выбегающую из аппарата ленту и начал читать. Глаза его сузились, но голос казался равнодушным.
– Ускорить подготовку операции по правительственному телеграфу… Значит, совсем скоро…
– О’кэй! – ответил Хансен и сделал большой глоток из своего стакана. Его взгляд упал на стенной календарь. Он подошел к нему и оторвал листок. Сегодня было 29 июня, пятница…
К величайшему облегчению, Коллинз отпустил Хансена на весь день. Сам Коллинз в предчувствии наступающих событий хотел провести этот утренний час в приятной близости к своему бару, оборудованному прямо в кабинете. А когда Хансен вновь вошел в кабинет, чтобы в соответствии с правилами доложить о своем отбытии в город, глаза майора уже блестели.
В передней комнате возилась Пегги. Хансен некоторое время наблюдал, как она орудует губным карандашом.
– Что-нибудь новенькое пришло? – спросил он. – По телеграфу?
– Пока нет, – ответила Пегги.
– Я вам не нужен?
– Идите, идите…
– Хорошо, Пегги…
Хансен вышел на улицу и направился к центру города. Незаметно для самого себя прибавил шагу. «А что, если Коллинз, – пронеслось в голове, – вопреки всем доверительным беседам приставил ко мне какую-нибудь глазастую тень?» Хансен даже остановился. Но нет, за ним никто не следит.
Впервые за много пасмурных дней распогодилось. Дома тонули в мягком золотистом мареве. Рынок, мимо которого он проходил, поразил его оглушительно яркими красками цветов и зелени.
Известие
Еще издали Хансен заметил девушку, с которой он познакомился у отметки 55,5 на нюрнбергской дороге. Она сидела за дальним столиком на открытой веранде. Сердце Хансена забилось учащенно. Это было неожиданное для него чувство, чувство юноши, спешащего на тайное свидание. Он ничего не знал об этой девушке, кроме того, что она прислана ему в помощь. Еще одно доказательство важности его задания.
Много позже он узнал, что ее отец, известный немецкий ученый, страстно выступил против атомного и водородного оружия, был изгнан из университета и, затравленный ученой чернью, вынужден был покончить с собой. Элла – так звали девушку – продолжала учиться, у нее хватило ума и проницательности, чтобы понять тайные пружины политической интриги, окончившейся так трагически. Она увидела и узнала тех, кто был противниками ее отца, и без колебаний включилась в борьбу, выбрав самый опасный участок.
Но в это утро Хансен был склонен видеть в ней только очень привлекательную девушку, непринужденно сидящую на пестрой веранде городского кафе. Он поднялся на веранду и, сделав вид, что ищет места, будто невзначай спросил:
– Не позволите ли?
– Пожалуйста, – сказала Элла, показав на стул.
К столику поспешно подошла официантка.
– Мне хотелось бы позавтракать, – сказал Хансен.
– Будете пить кофе?
Официантка ушла. Элла улыбнулась Хансену.
– Сидите на диете?
– Нет, просто не выспался, – ответил Хансен.
– Мне также не пришлось выспаться… – сказала Элла.
Они сидели и болтали, как и подобает случайно встретившимся за столом посетителям. Временами беседа прекращалась, и они спокойно любовались чудесным ландшафтом, открывающимся с веранды.
По ступенькам лестницы поднялся разносчик газет. Не жалея голоса, закричал:
– Дневной выпуск! Дневной выпуск! Канцлер едет на курорт! Дневной выпуск! Советская нота отклонена! Дневной выпуск!..
Хансен купил газету, быстро ее просмотрел и вдруг вздрогнул: на фотографии он увидел труп мужчины… Вокруг был лес и какое-то озеро невдалеке. Сомнений никаких не было – это Шукк! Его лицо нельзя было не узнать. Хансен сложил газету так, чтобы Элла увидела фотографию под сенсационными заголовками. Элла будто невзначай коснулась его руки.
– Я уже читала газету, – сказала она. – Этот человек из вашего центра?
Хансен кивнул.
Они были совсем одни. Даже официантка покинула веранду. Элла сделала глоток и, не опуская чашку, тихо сказала:
– Из Берлина передают. Вы должны все окончить до истечения сорока восьми часов…
Хансен снова кивнул. Нечто в этом роде он и ожидал услышать. Недаром к шефу пришла эта странная утренняя телеграмма.
– Я даже знаю основания для такой спешки.
– Что я должна буду сделать для вас? – спросила Элла, спросила по-деловому, и Хансен, которого известие из Берлина очень взволновало, ответил также деловым тоном.
Делая вид, будто показывает своей соседке что-то вдали, он сказал:
– Итак, завтра… Мне нужен автомобиль, комбинированный, с вместительным багажником. Пусть стоит возле рыночной площади. С ключами в боковом отделении. Не позже восемнадцати часов. Это возможно?
Элла кивнула.
– Вы найдете «комби» с берлинским номером. Запомните его: «B-TV 235».
– B-TV 235, – повторил Хансен медленно. – На этой машине спустя час я покину город.
И опять Элла ответила так, будто была уже заранее предупреждена о всех замыслах Хансена.
– Выезжайте из города по направлению к автостраде. В тридцати километрах от города я буду вас ждать. Вы знаете моего «дофина»? Вы поедете за мной до автострады. Там вы передадите «комби» со всем содержимым, а дальше поедете со мной. И другим путем… Вам ясно?
Хансен успел привыкнуть к точности, но такая исключительная точность удивила даже его.
– А если что-нибудь произойдет? – спросил он тихо.
– Произойти ничего не может, – коротко ответила Элла.
– Ну, а если все-таки?…
– А вы упрямы, – улыбнулась Элла. – Ну хорошо. На всякий случай будем придерживаться правила: действовать по собственному усмотрению.
Появилась официантка, и Элла расплатилась с ней. Расплатился и Хансен.
И опять они были наедине со своими мыслями.
– Скоро все будет позади, – сказала Элла.
Хансен кивнул.
– Я только что об этом подумал. Но нужно будет не только все выполнить, но еще суметь вернуться домой. И встретиться с сыном…
– Это будет скоро, – сказала Элла тихо.
Хансен достал из бумажника сложенную бумажку.
– Вот еще что… Эту телеграмму нужно будет отправить из Гармиша. И так, чтобы адресат здесь, в Вюрцбурге, получил бы ее между двенадцатью и часом дня.
– Дайте-ка мне, – сказала Элла и прочла вполголоса: – «Мистеру Коллинзу, «Конкордия экспорт-импорт». Вюрцбург. Жду тебя к концу недели. Ужасно одинока. Лиз».
Элла удивленно спросила:
– И Коллинз на это как-то прореагирует?
– Безусловно! – ответил Хансен.
Они продолжали сидеть. И Хансен и Элла оттягивали момент расставания.
– Вам нужно идти, – сказал, наконец, Хансен.
Элла взяла со стола свою сумочку и встала. Хансен продолжал сидеть. Она не подала ему руки и, кивнув, пошла к выходу, но вдруг повернулась и сказала:
– Я забыла сказать вам до свидания.
– Ни пуха ни пера! – ответил Хансен, подняв и тотчас же опустив руку.
«Ни пуха ни пера…» – повторил он тихо еще раз, когда Элла уже покинула веранду.
Конец недели
Утром в субботу солнце взошло сияющим шаром на свежевымытом лазурном небе. Майор Коллинз вошел в рабочую комнату Хансена, широко улыбаясь, уселся на стул и вытянул ноги. Хансен продолжал работать. Коротко кивнул шефу.
– Что-нибудь случилось, майор?
– Нет, ничего… А может быть, вы все-таки догадаетесь угостить вашего босса чем-нибудь приличным?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15