Глава VIIIВОСКРЕСНЫМ УТРОМ ВО ФЛОРЕНЦИИ – Vanita… vanitatum et omnia vanitas… Суета сует и всяческая суета… Здесь, на земле, истинное богатство в бедности!Под величественным куполом собора Санта Мария дель Фьоре брат Доменико, соперник Савонаролы, стал новым идолом высшей флорентийской знати.Воскресным утром весь город, давясь и толкаясь, стекался в собор послушать его проповеди. Размахивая руками, сверкая очами и грохоча словами, фра Доменико, при всем том, куда лучше умел сдерживать свои страсти, чем Джироламо Савонарола, который после безграничного поклонения сограждан уверовал в свой непререкаемый авторитет и был, когда пробил час немилости, сначала повешен, а потом и сожжен своими почитателями.Неистовства флорентийцев следовало опасаться. Не на хорах ли собора сорок восемь лет назад произошел драматический эпизод, связанный с заговором Пацци? Эти давние враги дома Медичи попытались 26 апреля 1478 года убить Лоренцо Великолепного. Князь, хотя и был ранен, сумел спрятаться в ризнице, тогда как Джулио пал под ударами убийц…Фра Доменико, конечно, не был участником тех событий, но ему приходилось об этом слышать. Темным сверкающим взором он обвел элегантную толпу, пришедшую послушать проповедь о бедности.Разодетые в пышные одежды – бархатные мавританские, отороченные мехами плащи с капюшоном, изысканные головные уборы с перьями, платья с широкими рукавами, расшитые драгоценными камнями, тончайшие кружева, умопомрачительные украшения, они все были там, на отведенных для них скамьях, в правой части собора, все самые именитые фамилии Флоренции: князья Строцци, стремившиеся отстранить от власти своих соперников Медичи, князья Пацци, Бонди, Барди, Питти, Бардини, Пандольфини… Что и говорить, брат Доменико мог гордиться своими прихожанами. Он уже заканчивал проповедь, когда взор его упал на скамью семейства Фарнелло.Месяцами пустовавшая, эта скамья теперь была занята двумя женщинами: одна, неопределенного возраста, худая и уродливая, не заинтересовала монаха, другая – молодая особа с бледным лицом, безжизненная, но необыкновенно красивая, изящно закутанная в зеленый плащ с капюшоном, из-под которого едва выбивались два-три золотых колечка.То была, вне всякого сомнения, новая княгиня Фарнелло, по поводу которой высший флорентийский свет нашептывал друг другу самые невероятные вещи.«Ведь это о ней говорили, что она, француженка по происхождению, сбежала из дворца своего мужа в ночь свадьбы с каким-то шевалье, но потом была поймана и чуть не погибла от страшной руки Леопарда? Только что-то она не похожа на умирающую, возможно, бледновата и какой-то отрешенный взгляд, устремленный к витражам, вместо того, чтобы слушать проповедь».Брат Доменико решил разбудить ее. Слегка прокашлявшись, он облизал острым, точно жало, языком свои тонкие губы. Прихожане, полагавшие, что проповедь подходит к концу, поднялись со своих мест, чтобы дружно затянуть «Верую». Но тут проповедник в каком-то эмоциональном порыве неожиданно возгласил:– Изыди, Сатана! Все снова сели.Молодая княгиня Фарнелло даже не пошевелилась. Вошедший в раж брат Доменико решил нанести удар посильнее.– А неверную жену постигнет кара… демон станет ей мужем, лишь слезы станут ее уделом, а отчаяние – возмездием…Брат Доменико смотрел прямо на Зефирину. Вокруг начали шептаться. Головы знатных прихожан стали оборачиваться. Все тихо говорили друг другу:– Это княгиня Фарнелло…– А говорили, что он убил ее…– Во всяком случае, он ее прогнал…– У нее были любовники…– Она хотела отравить своего мужа…– Но вместо него сдохла собака князя…– Она, кажется, украла фамильные драгоценности Фарнелло…– Да что тут говорить, француженка…– Зефирина, ее зовут Зефирина…Поглощенная созерцанием световых бликов на готической кропильнице, Зефирина, похоже, не замечала скандала, причиной которого была.«Что за безумная мысль пришла мне в голову, Господи… Мне не следовало приводить ее сюда… а этот монах, что он себе позволяет?» – мысленно упрекала себя мадемуазель Плюш.– Так сказал Учитель… Истинно говорю вам, выбросьте гнилое яблоко, ибо оно погубит другие… изгоните зло… изгоните грех…Но брат Доменико тщетно надсаживал себе грудь. Зефирина, словно неземная, не сделала ни одного движения. Более того, она улыбалась.Вот это уже было слишком. Забыв об осторожности, брат Доменико решил ударить изо всех сил. Тыча пальцем в Зефирину, он возопил во всю мощь своих легких:– Да, дорогие мои братья, грешница находится среди нас… Как истинные христиане, помолимся за упокоение ее мучений. Во имя Господа нашего я приказываю ей покинуть это святое место и не появляться здесь, пока она не наденет власяницу и не совершит покаяния…Брат Доменико умолк с воздетыми к небу руками.В это время князь Фарнелло в бархатной шляпе и в плаще приближался своей мягкой, пружинящей походкой к середине центрального ряда скамей. Может быть, он только появился в соборе и не слышал проповеди? А может, он стоял за колонной и потому никто из присутствующих его не заметил?Новость о его появлении неслась от скамьи к скамье:– Это он…– Леопард!– Значит, он вернулся во Флоренцию!– Он сейчас убьет ее!– Задушит прямо у нас на глазах…– Боже милосердный… в соборе!Пожалуй, никто в этот день не жалел о том, что явился на мессу. Давно уже высшее флорентийское общество не имело случая присутствовать на подобном зрелище.Все вокруг затаили дыхание.Под сводами собора, в мертвой тишине, где были слышны лишь его шаги, Фульвио спокойно подошел к скамье Фарнелло. Коротко поприветствовав мадемуазель Плюш, он демонстративно взял затянутую в перчатку маленькую руку Зефирины и поднес к губам. Потом сел рядом с молодой женщиной и поднял голову с намерением послушать конец проповеди.Головы присутствующих, разочарованных тем, что не придется увидеть кровопролитие, повернулись к проповеднику.Удар, нанесенный брату Доменико, был тяжелым. Надо было поскорее выпутываться из этой скверной истории. Монах принялся торопливо бормотать слова, подходящие в любых обстоятельствах:– Помни, человек, прахом ты был и в прах обернешься…Конец службы доминиканец скомкал и поторопился закончить так быстро, будто у него было назначено свидание с самим дьяволом.Принесли сосуды с вином и водой. Зазвенели колокольчики. Мальчики, поющие в хоре, сбитые с толку такой спешкой, сгрудились в беспорядке и затянули:– ltй, missa est… Расходитесь, месса окончена (лат.).

Брат Доменико вздохнул с облегчением, объявив конец службы. После этого он поспешно исчез в ризнице Лоренцо Великолепного, а благородные синьоры и знатные дамы с величественной неторопливостью стали покидать собор.Князь Фарнелло согнул руку, предлагая ее своей жене, но Зефирина с отсутствующим видом прикоснулась пальцами к его парчовому рукаву.Следуя за Плюш, княжеская чета покинула собор. Раскланиваясь направо и налево со знакомыми, Фульвио, однако, своим непроницаемым лицом лишил любопытствующих удовольствия. Любители сплетен остались ни с чем. Да и кому бы захотелось сделать своим врагом столь могущественного человека, как Фарнелло?!На площади перед собором знатные флорентийцы собирались группами, чтобы обменяться впечатлениями. Нищие выпрашивали мелочь.Толстая княгиня Пандольфини первая решилась подойти к князю Фарнелло.– Князь… представьте же нам это восхитительное существо, княгиню Зефирину… Что за прелесть, какая красавица, как обворожительна… Говорят, вы француженка, мадам… Ах, французы! Знаете ли вы, что я имела честь быть знакомой с его величеством Людовиком XII…И тут за ней хлынули остальные. Всем хотелось подойти к Зефирине, которая невольно стала сенсацией воскресного утра. С улыбкой, застывшей на губах, она отвечала на приветствия легким наклоном головы. Создавалось впечатление, что ей непонятно, что происходит.Князь Фарнелло бросил на нее быстрый взгляд. Физическая слабость очень шла Зефирине, добавляя к ее облику пленительную томность.«Неужто она и вправду, оставаясь красавицей, потеряла разум?» – задумывался князь.По его знаку к толпе подъехала черная карета с изображением золотых леопардов, окруженная всадниками из охраны и лакеями в ливреях.– Подождите меня здесь с вашей госпожой, мадемуазель Плюш, у меня есть маленькое дело. Я быстро его улажу и вернусь к вам…Говоря так, Фульвио подал руку Зефирине, чтобы помочь ей подняться в карету.Сознательно или нет, но молодая женщина не заметила его жеста. Она приняла протянутую руку лакея и уселась на мягкие подушки. Лицо ее при этом не выражало никаких эмоций.В то время, как Фульвио удалялся от кареты, дуэнья, сидевшая напротив молодой женщины, спросила:– Хорошо ли вы себя чувствуете, мадам?– Очень хорошо, – ответила Зефирина тихим голосом.– Вы не очень устали?– Нет… отчего же?– Э-э… ну, после того, что случилось…– А что случилось? – прошептала Зефирина.– Хм… эта проповедь… хм… – Плюш запуталась, – да нет, ничего… Вы не проголодались? Может быть, хотите пить?– Как вам угодно, – ответила Зефирина бесцветным голосом.Плюш покачала головой. Видя некогда порывистую, гордую, пылкую, волевую и мятежную Зефирину в состоянии прострации, старая дева чувствовала, как все у нее в душе переворачивается.Вдруг Плюш вздрогнула. В толпе городской знати она заметила женщину в черном бархатном платье, расшитом стеклярусом, с лицом, скрытым густой шелковой вуалью. В числе других прихожан она выходила из собора. Рядом с нею шел карлик в шляпе с желтым пером.– Зефирина, детка, взгляните, не ваша ли это…Мадемуазель Плюш хотела сказать «ваша мачеха», но, взглянув на Зефирину, осеклась.Зефирина, точно маленький ребенок, забавлялась с Гро Леоном.– Милая птичка… хорошая птичка… – нашептывала она на ухо галке.«Стоит ли говорить ей об этом, бедная головка неспособна рассуждать!» – решила Плюш.Дуэнья снова повернулась в сторону дамы с вуалью. Та вместе со своим карликом села в черный экипаж, и тот вскоре исчез в направлении Палаццо Веккио, в котором располагалась «Синьория» Медичи. * * * Фульвио направился быстрыми шагами к священнику. Не сочтя нужным постучать, князь спокойным жестом отстранил перепуганных его внезапным вторжением ризничих и проник в ризницу, где в этот момент брат Доменико, сняв облачение, в котором служил мессу, надевал мирское платье из грубой шерсти.Ужаснувшись приходу Леопарда, брат Доменико попытался спрятаться за большим распятием.– Послушай меня, служитель Дьявола, – с тихой угрозой заговорил Фульвио. Проповедник неистово перекрестился, желая отвести от себя богохульные слова князя. – Если бы ты не изображал из себя божьего человека, я бы тебе так отделал задницу, что всю оставшуюся жизнь ты бы не мог сидеть в исповедальне.– Но… монсеньор…У брата Доменико дрожали и подгибались колени под засаленным камзолом.– Еще одно слово, и ты будешь собирать свои зубы на дне кропильницы, глупый, самодовольный злопыхатель…Фульвио сделал шаг вперед, отчего монах отскочил назад сразу на три.– Приказываю тебе, слышишь меня, чтобы в следующей проповеди не было ни единого звука из тех гнусных инсинуаций, которые ты излил на голову княгини Фарнелло… Если ты вместо своих гнусностей не заявишь, что княгиня – небесный ангел, то клянусь распятием, за которое ты уцепился, ты у меня вспомнишь Савонаролу… Участь этой окаянной души станет и твоей участью. Ты будешь гореть сначала на земле, а потом и в аду…– Нет, только не это… – простонал брат Доменико, выпуская из рук распятие и шумно падая в ноги князю Фарнелло. – Помилосердствуйте, монсеньер… Я не виноват, злые языки настроили меня против княгини Фарнелло… сплетники… княгиня Пацци… граф Бонди… господа Строцци, Бардини… все. Вы правы, монсеньор, она ангел, да что я говорю, архангел, слетевший с божественного престола. Я так и скажу… я крикну это в лицо всей Флоренции… всему миру… даже дикарям, найденным мессиром Кристофусом Колумбусом…Фульвио не требовал так много. Монах явно перестарался.– Ладно, придите в себя, брат Доменико, – спокойно сказал князь, который блестяще владел искусством кнута и пряника. – Я вижу, вы человек искренний, это злые люди ввели вас в заблуждение… А что вы скажете, если я пожертвую тысячу золотых дукатов на ваши благотворительные дела?.. * * * Соборная площадь уже опустела. Фульвио, довольный удавшейся воспитательной акцией, вернулся к экипажу, который хорошо был знаком всему городу из-за короны и девиза рода Фарнелло: «Я хочу», изображенных на дверцах.Мадемуазель Плюш и Зефирина неподвижно сидели на своих местах. Легким движением князь вскочил в карету. Зефирина не повернула головы.Фульвио высунулся из окошка и крикнул кучеру:– Сначала во дворец, а потом в Сан-Кашано… мы там заночуем…Обращаясь к мадемуазель Плюш, Фульвио произнес тоном, не допускающим возражений:– Вас не затруднит, мадемуазель Плюш, пойти и собрать вещи вашей госпожи?– Значит, монсеньор принял решение… Отправляемся ли мы в путешествие все вместе? – прошепелявила дуэнья.– Значит, – повторил Фульвио с улыбкой, – я действительно принял решение, мы все, мадемуазель, отправляемся в Рим. Мы с княгиней поедем вперед… а вы с Пикколо и повозками, нагруженными вещами, последуете за нами.Глядя на растерянное лицо Артемизы Плюш, Фульвио снисходительно улыбнулся:– Успокойтесь, мадемуазель, на одном из этапов путешествия мы встретимся…– А-а… ну да, конечно…Растерянная Плюш пыталась найти слова, чтобы объяснить. Как сказать князю, что она не предвидела такой стремительной перемены обстоятельств и опасается оставить Зефирину наедине с ним?– Мадам все еще такая измученная… больная… не способная сама… – шептала Плюш.Зефирина, казалось, не слышала их разговора. Она смотрела прямо перед собой, погрузившись в свои бесконечные грезы.Рука князя в бархатной перчатке, много раз мелькавшая перед ее лицом, не вызывала никакой реакции. Прекрасные зеленые глаза глядели не мигая.Брови Леопарда слегка нахмурились.Экипаж подъехал к палаццо князя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46