Снова это упоминание лишь части титула покоробило Розу. Словно «Сент-Ги» уже само по себе должно быть известно всем и вся.
– Ну, положим, это еще вопрос, так как мы пока не в состоянии добраться до него. Видите ли, даже отсутствие этого лендлорда может оказаться для нас непреодолимым препятствием, ибо он, подобно диктатору, никому не передает свою власть. В настоящее время он отбыл на неопределенный срок, и, хотя у него есть агент, мэтр Веррье утверждает, что этот агент не может дать нам добро, пока монсеньор Сент-Ги лично не произведет досмотр.
– А между тем вы пока не можете работать в магазине. Как давно вы прибыли в Мориньи?
– Сегодня рано утром. Мы останавливались на одну ночь в Париже и прибыли сюда ночным поездом.
– Оказывается, прошло еще так мало времени! Тогда уж точно вы можете немного подождать, пока не получите зеленый свет от Сент-Ги!
– О да. Но предположим, что мы не получим его? Так уж сложилось, что мы будем здесь жить, нам придется рассчитывать главным образом на доходы от магазина. Кроме того, будет загублен тетин бизнес. Посему, если монсеньор Сент-Ги не одобрит наш внешний вид или же решит чинить нам препятствия по иным причинам, что тогда? Как я сказала мэтру Веррье, для двадцатого века это слишком отдает феодализмом, – добавила Роза, вновь закипая от возмущения.
Ее спутник опять пожал плечами.
– Да, возможно, – заметил он. – Но видите ли, в здешних краях нужно быть готовыми к тому, чтобы пожертвовать некоторой свободой для блага общины и той защиты, что дает нам соблюдение традиции, которую вы соблаговолили назвать феодальной.
Роза резко остановилась и кинула на него недоверчивый взгляд.
– Вы имеете в виду, что если монсеньор Сент-Ги откажет нам, то у него есть на то полное право? – потребовала она объяснений.
– В вашем случае, думаю, он ошибается. А есть ли у него такое право – отвечу однозначно: да, есть. Если он считает, что в интересах Мориньи лучше держать нежелательных арендаторов подальше от своей собственности, то что в этом плохого?
– «Нежелательных»! Но я племянница мадам Боннар, и если он отлучит нас от магазина, то сделает и ее своей жертвой!
– С этим я согласен. Но зачем заранее предполагать худшее, мадемуазель? Почему вы так упорно думаете, что не пройдете квалификацию у Сент-Ги? Чего вы боитесь?
– Боюсь? Да ничего, – начала отрицать Роза.
– Никаких пятен в прошлом, ничего, что хотели бы скрыть? Растраты или хищения? Нарушения общественного порядка, мелкое воровство, имевшие место в Англии?
Не требовалось знания тонкостей местного диалекта или взгляда на его неясные очертания в темноте, чтобы догадаться – ему доставляет удовольствие немного над ней подтрунивать. Роза холодно ответила:
– Конечно нет. Просто я категорически возражаю против классификации меня как персоны нон грата, и меня очень раздражает необходимость сидеть сложа руки, пока монсеньор Сент-Ги не вернется домой.
В этот момент они вышли на площадь в нескольких ярдах от магазина. Она остановилась и протянула незнакомцу руку на прощание, как это принято во Франции при расставании:
– Ну, благодарю вас, монсеньор, за то, что проводили меня так далеко. Теперь со мной все будет в порядке.
– Очень хорошо. Мне это доставило удовольствие, – галантно ответил он, однако не сразу отпустил руку Розы. – Посмотрим, – качал размышлять ее спутник, – Боннар – это фамилия вашей тети после замужества, а вы француженка только со стороны вашей матери. Поэтому ваша фамилия…
– Дрейк, – сообщила она. – Роза Дрейк, а моя сводная сестра – Сильвия Лайон. Наши родители умерли. А вы, монсеньор? Кто вы?
Но прежде чем тот успел ответить, на них прямо-таки обрушилась полная женщина в пальто, из-под которого выглядывал край фартука, с французской булкой в одной руке, вырвала у Розы руку мужчины и зажала в своей крепкой пухлой ладони.
– Ах, монсеньор Сент-Ги, – выдохнула она, – вот вы и снова среди нас и никому ни словечка в городе о своем прибытии! А мадам Сент-Ги… она с вами? С ней все хорошо? А как вы сами? Ну зачем спрашивать о том, что и так бросается в глаза? Ах, как здорово видеть вас – это как надежда, что весна вскоре последует за этой ужасной, отвратительной зимой… – Здесь она прервалась, чтобы отвесить легкий поклон Розе: – Вы должны простить меня, мадам… тысяча пардонов! – И тут же снова обратилась к собеседнику Розы: – Когда начнется обдирка коры? И подрезание деревьев? Вы снова возьмете Клотильду, Софи и остальных на этот год? Жильберта тоже? Я могу ему так сказать?
– Да. Для всех найдется работа. Скажите Жильберту, чтобы записался утром в конторе. Или нет… если вы направляетесь домой, мадам Дюран, я пойду с вами и скажу ему сам. – Он повернулся к Розе: – Тогда au revoir, мадемуазель. Вы уж извините меня.
– Au revoir, монсеньор! – Досада Розы не позволила ей встретиться с ним глазами.
Хотя Сент-Ги не оглянулся, было ясно, что он догадывается, почему она застыла на месте как вкопанная.
«Что я наговорила? Что наделала?» Роза лихорадочно перебирала в голове все, о чем они говорили, пока смотрела вслед Сент-Ги и женщине. Только потом она позволила себе войти в «Ла Ботикью».
Сильвия была уже на ногах. Она приготовила чай и дулась на Розу за столь долгое отсутствие.
– Ты уж извини, Сильвия, дорогая… – начала было Роза, но прервалась, будучи не в силах произнести что-либо в свое оправдание. Острый стыд от допущенной глупости, в которой теперь предстояло покаяться, накрыл ее с головой.
Пребывая в смятении, она скорее рухнула, чем опустилась на ближайший стул.
– Ох, Сильвия, – вымолвила она, – поверишь ли, но с тех пор, как вышла на улицу, я ухитрилась разрушить все наши надежды, связанные с этим магазином!
– Ну, ты так долго отсутствовала, что тебе вполне хватило бы времени разрушить надежды всех жителей в этой дыре, – сухо ответила Сильвия. – Но продолжай… Чего же такого особенного ты успела натворить в первый день нашего пребывания здесь?
Роза собралась с духом и все ей рассказала.
Глава 2
Сильвия слушала в восторженном ужасе. В конце рассказа попросила:
– Повтори мне снова… что точно ты говорила, когда обзывала его?
– Насколько могу припомнить – аристократ, диктатор, лендлорд… я, должно быть, спятила, но откуда мне было знать? Он, как предполагалось, отсутствовал и… ну, например, как ты себе представляла монсеньора Сент-Ги?
– Толстый, лет пятидесяти, сидит, как паук, в своей паутине, манипулируя нитями, – твердо заявила Сильвия.
Роза кивнула:
– Не все, но кое-что верно. Ты знаешь, он ведет нечестную игру! Какие надо иметь нервы, чтобы заставить меня сообщить ему, что я думаю о лендлорде танти Элси, и при этом говорить о Сент-Ги в третьем лице!
– Знаешь, хотя ты, возможно, и нашла его чуточку симпатичным, все же не стоило так уж распускать язык.
– Симпатичным? Это неправда! – пустилась отрицать Роза. – В действительности мы начали цапаться с самого начала… ну, ты знаешь, как порой приходится держать себя с некоторыми людьми. Он сразу вызвал мое раздражение тем, что высокомерно отнесся к нарушению границы его владений, когда я пыталась вызволить собачонку, и тем, что докучал мне своим чувством долга, которое обязывает его непременно проводить меня до самого дома. После чего последовала целая серия дотошных вопросов личного плана. Вместо того чтобы отвечать на них, надо было резко осадить его. Жалею, что так и не сделала.
– И как полагаю, нет ни единого шанса на ошибку? Ну, на то, что он окажется вовсе не нашим монсеньором Сент-Ги? – предположила Сильвия.
– Никакой надежды. Эта мадам Дюран готова была сделать ему реверанс, когда спрашивала: как он сам, как его жена, предвидится ли работа на пробковых плантациях для всех тех людей, что она назвала. И кроме того… – медленно добавила Роза, – я поняла, что значил взгляд, каким он окинул меня, прежде чем они вместе удалились.
– Ну и что же это за такой особый взгляд?
Роза привела сравнение из детства, которое они обе поняли:
– Ну как в игре «Змеи и лестницы». Заставил меня ощутить себя так, словно его счет достиг верха самой длинной лестницы, а мой соскользнул на всю длину змеи.
– Наглый взгляд, ты имеешь в виду? Слишком самодовольный? – начала уточнять Сильвия.
– Нет, скорее не самодовольный, а как бы смакующий мысль о некоем моменте, который может наступить быстрее, нежели он надеется, – туманно пояснила Роза.
Весь вечер они продолжали ломать голову, кто сделает следующий ход – проблема, пугающая своими последствиями в случае неверного разрешения. Следует ли им дожидаться, пока его сделает монсеньор Сент-Ги? Или сейчас, когда им известно, что он дома и вполне доступен, Розе самой попытаться в обход мэтра Веррье и агента добраться до него и вполне официально привести те аргументы, которые монсеньор Сент-Ги уже успел выслушать.
Они то принимали, то отвергали массу вариантов. Но Роза так и не поняла, чего хочет Сильвия. Лежит ли ее сердце к дальнейшей борьбе? Или она во всем уже настолько разочаровалась, что втайне приветствовала бы крушение их планов, предпочла бы смириться с убытками, собрать вещи и отправиться домой? Из-за страха, что получит именно такой ответ, Роза не могла заставить себя задать вопрос в лоб. Но по крайней мере, Сильвия не ставила ей в вину сегодняшний разговор с лендлордом, допуская, что вела бы себя на ее месте точно так же.
Они отправились спать, так ничего и не решив. И если утро будет лучше и теплее предыдущего, предложила Роза, то почему бы не отложить решение спорного вопроса на следующий день. Они прогуляются к морю, осмотрят магазины и глянут на соседей – словом, будут вести себя так, будто и впрямь остаются здесь, а высокие лендлорды – любители маскарадов – словно бы и вовсе не существуют.
Следующее утро было отличным. Ветер совершенно стих, и солнце многообещающе просвечивало сквозь утреннюю дымку. Увы! Самые хорошо разработанные планы – всего лишь планы. Они сидели за завтраком, состоящим из кофе, булочек и вишневого варенья, когда им пришлось вернуться к вчерашним проблемам вместе с приходом утренней газеты.
Последняя явилась после громогласного оповещения всей улицы: «Paris Presse! «Nice-Matin»!» – женщиной-продавщицей. Сильвия заявила, что пресса ее не слишком прельщает, ибо французская газета для нее все равно что греческая, но Роза пообещала прочесть вслух самые интересные места и побежала вниз.
– «Nice-Matin», мадам? – К удивлению Розы, продавщицей оказалась мадам Дюран.
Они приветственно кивнули друг другу. Мадам Дюран поспешно затараторила:
– Мадемуазель Дрейк? Вы должны простить меня, мадемуазель, за мою вчерашнюю бесцеремонность, но я была так bouleversee – так взволнована, увидев монсеньора Сент-Ги, вы понимаете, но я не знала, кто вы, пока он не сказал мне, как вас зовут и что вы племянница мадам Боннар из Англии. Он согласился, что вы, возможно, будете рады, если я сообщу вам кое-что о Мориньи: о магазинах, где вас не облапошат, расписании автобусов до Граса и прочем. А что до себя, то я подумала, что, возможно, вам понадобится помощь по хозяйству. Потому что иногда я оказывала мадам Боннар услуги подобного рода, и у нас здесь многие скажут вам, что я скора на ногу, охотно исполняю поручения и хорошая кухарка…
Ошеломленная словоохотливостью мадам Дюран, Роза смешалась, вовсе не столь уж уверенная, что им понадобится помощь по хозяйству. Чтобы просто выяснить, что та может делать и сколько запросит за труды, Роза предложила переговорить об этом позже.
– А почему не сейчас?
– Ну… – Взгляд Розы опуская на газеты, но мадам Дюран уже запихивала их в свою почтовую сумку.
– Никакого землетрясения не случилось и покушения на президента – тоже. Новости могут и подождать, – заявила она и начала подниматься по лестнице, прежде чем Роза смогла остановить ее.
Мадам Дюран была представлена Сильвии, приняла чашку кофе и уселась поудобнее, дабы они смогли узнать все детали, касающиеся Мориньи, из первоисточника, то бишь от нее самой.
Гостья говорила на patois, который Роза понимала не всегда, а Сильвия вообще не успевала следить, о чем идет речь, – факт, за который Роза была только благодарна, когда мадам Дюран рассмеялась от души в ответ на обеспокоенные вопросы о длительности туристского сезона в Мориньи, о числе туристов и о том, где они останавливаются.
– Туристы? Иностранцы? Да их так мало, что не стоит даже и разговаривать, мадемуазель.
Роза ощутила, как краска отхлынула от щек.
– Нет туристов? Это точно?..
– О, один или два чужестранца появляются то здесь, то там, – соизволила признать мадам Дюран. – В основном те, кто берет на себя хлопоты свернуть с главной дороги на побережье и вернуться на нее обратно, после того как посмотрит Мориньи. Еще те, кто приезжает навестить родственников, живущих здесь. Но у нас не Ницца, не Канн и не Монте-Карло. Зимой здесь два бича Господних: один – это mistral, вы на себе вчера наверняка ощутили всю его свирепость, а другой – это vent d'ltalie, ветер с востока. И ко всему прочему, монсеньор Сент-Ги не поощряет – это еще мягко сказано – le tourisme; со своей стороны, мы согласны оставаться рабочим городом, зарабатывая на жизнь обслуживанием повседневных нужд соседей, и все мы – или почти все – работаем в имении Сент-Ги в сезон, как делали наши семьи на протяжении поколений.
«Монсеньор Сент-Ги не поощряет туризм! Ну-ну… Канут, приказывающий морю отхлынуть вспять…» – подумала Роза. Вслух же произнесла:
– Я не понимаю. Англичане, немцы и американцы буквально затопили юг Франции. Так как же монсеньор Сент-Ги ухитряется держать их на расстоянии от Мориньи?
– Он владелец Мориньи, – мягко напомнила та. – Он не строит виллы на узкой береговой полосе и не выкорчевывает в окрестностях ценные пробковые дубы для кемпингов. И мы согласны, чтобы все оставалось таким, как есть, ибо пробковые леса – это наследство Сент-Ги и, как я уже говорила вам, источник нашего существования здесь.
«Можно ли найти более яркий пример феодального мышления или попыток не замечать жизни, по-страусиному пряча голову в песок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23