Блайс отныне не брал ее с собой на пляж и, пока Роза не оказывалась третьей в машине, не возил Сильвию покататься. Наконец Роза ощутила, что скрепя сердце сама должна выполнить неприятную задачу, и осторожно, как только могла, открыла Сильвии горькую правду. Та жалобно воззвала к ней:
– Но почему, Роза? Почему?
Роза опустошенно махнула рукой:
– Я не знаю, дорогая. И сомневаюсь, сможет ли и он тебе объяснить. Просто мужчины – некоторые из них – бывают непостоянны.
– Но не Блайс. Только не Блайс!
Это был душераздирающий крик, нашедший отклик в душе у Розы. При всех видимых недостатках Блайса, его капризах она с уверенностью могла сказать, что он склонен стоять на своем до конца. Например, он никогда не изменял твердому убеждению, что должен заниматься лишь тем делом, к которому у него есть талант, либо не заниматься ничем вообще, и Роза думала, что его быстро возникшая сердечная привязанность к Сильвии имеет в основе своей постоянство, присущее ему и во всем остальном.
Сильвия тем временем продолжала:
– Если бы я только знала, что такого сказала или сделала, мне было бы легче перенести это пренебрежение. Должна ли я напрямик потребовать у него объяснений?
– Более достойным было бы этого не делать. Конечно, если он тебе не признавался в любви и не давал никаких обещаний на будущее. Или давал?
– Нет! Да и как он мог, находясь, по сути дела, на иждивении у Сент-Ги! Просто я думала, что обещания – ну, такого рода – как бы витали в воздухе как с его, так и с моей стороны. – Сильвия сделала паузу, покусывая нижнюю губу. – Роза, а ты не думаешь, что Флор Мичелет приложила к этому руку, когда явилась сюда в воскресенье? Возможно, она возвела на меня какую-то напраслину?
Роза ответила, что так не думает. В тот день Блайс, как обычно, принял Флор в штыки; да и что такого могла знать Флор, чтобы оказаться в состоянии очернить Сильвию? Роза, однако, умолчала, что истинная причина, по ее убеждению, – если только Флор не вела двойную игру, во что верилось с трудом, – была сама Роза. Ибо, как не переставала утверждать Флор, именно Роза интересовала Блайса, а раз так, то зачем Флор вмешиваться в эти сложные отношения?
Но Сильвия по-прежнему думала, что виной всему какая-то слабость, бестактность или оплошность с ее стороны, о чем Флор предостерегала Блайса или он сам предостерег себя, прежде чем решиться дальше развивать их отношения. Где-то она дала промашку, за которую должна винить только себя. Но где и в чем? Продолжая копаться в самых тайных уголках своего сердца, Сильвия начала, чтобы разрешить свои сомнения, выдвигать причины, которые иначе как плодом больного воображения назвать было нельзя. К примеру, предположение, что Флор выступила посланником Сент-Ги, который счел Сильвию недостойной даже через кузена вступить в родственные связи со своей семьей… Или – в ночь аварии, когда Сильвия представляла собой неприглядное зрелище, ее вдобавок вырвало прямо у Блайса на глазах, и он окончательно убедился в инвалидности Сильвии…
Сильвия находилась в таком отчаянии, что усматривала злой умысел во всем: в подарках, в проявлении доброты, в каждом шаге. И не только со стороны Блайса. Сент-Ги дал ему машину как взятку, чтобы Блайс отступился от нее! Выходки Блайса – духи на ее день рождения и даже магнитофон – продиктованы угрызениями совести и должны были облегчить душу перед тем, как ему отвергнуть Сильвию! Роза не могла спорить, пока сестра находилась в таком взвинченном состоянии. Она могла только жалеть и утешать Сильвию, используя для этого все возможные способы.
Наконец Сильвия решила, что духи она оставит, а Роза убрала подальше магнитофон, даже не прослушав последнюю запись. Сильвия категорически заявила, что видеть не хочет эту проклятую штуковину, а Блайсу хватило такта не допытываться, почему они не пользуются его подарком.
Внешне между тремя молодыми людьми, казалось, мало что изменилось, разве что Роза ощущала себя скорее буфером между Сильвией и Блайсом, чем третьей лишней. Загадочным оставалось то, что Блайс по-прежнему оказывался под рукой, когда нужна была его помощь, и приходил на выручку также охотно, как и тогда, когда Сильвия притягивала его подобно магниту. Когда Блайс увильнул от объяснений с Сильвией, Роза ожидала, что он применит любимую стратегию сильного пола: станет реже попадаться на глаза, а то и вообще исчезнет на все то время, что они будут в Мориньи. Но он не сделал ничего подобного. И хотя Розу все время подмывало намекнуть Блайсу, что он у них не очень желанный гость, она сдерживалась в слабой надежде, что он сам еще толком не определился с Сильвией и, пребывая рядом, сможет вновь подпасть под ее обаяние.
Естественно, Роза терялась в догадках по поводу странного утверждения Флор Мичелет, будто это она привлекает Блайса, а совсем не Сильвия. Если Флор права, то Блайс упустил возможность стать отличным актером! Тогда почему Флор зациклилась на своем предположении до такой степени, что готова держать пари?
Роза подумывала, что ей следовало бы под видом нелепой шутки предложить идею Флор на рассмотрение как Блайсу, так и Сильвии. Но она не могла. Теперь все трое если и смеялись, то только над вещами, не имеющими отношения ни к кому из них, и было уже слишком поздно, чтобы заставить Блайса разрешить для нее эту загадку.
Роза была рада, когда Сильвия получила приглашение от одной из своих школьных приятельниц провести воскресенье в Канне. И хотя сестра, пребывая в подавленном настроении, вначале ни в какую не хотела ехать, в конце концов поддалась на уговоры и согласилась. Блайс подвез их обеих в своем автомобиле и оставил Сильвию в отеле у подруги, договорившись заехать за ней вечером.
Блайс припарковал машину, и они с Розой отправились по полумесяцу набережной Круазетт, сверкающей от проносящихся машин, звенящей от разговоров на всех языках мира и наполненной экзотикой сухо шелестящих листьев пальм и ярким пламенем каннских лилий.
Зной и ослепительный блеск моря сплетались воедино и в равной степени были невыносимы. Блайс предложил:
– Все указывает на необходимость выпить чего-нибудь прохладительного. Сам Бог велит отправиться в «Аркашон-бар», что на берегу. Это недалеко.
Но они стояли перед входом во внешний двор одного из шикарных отелей и были вынуждены пережидать казавшийся бесконечным поток машин, проносящихся мимо.
Наконец ожил и поток пешеходов, устремившийся через улицу, и рука Блайса коснулась локтя Розы.
– Сейчас… – начал было он, но вдруг резко дернул Розу вправо, в сторону от приближавшегося по подъездной дорожке отеля автомобиля.
Она взглянула на него.
– Опомнись!.. – с раздражением произнесла она и запнулась.
Не Роза привлекла внимание Блайса. Он все еще крепко держал ее локоть, но взгляд был устремлен на тех, кто находился в открытой машине: за рулем – Клод Одет, а рядом с ним Флор Мичелет. Автомобиль притормозил на расстоянии не больше шага от них. Жест Блайса, адресованный Флор, напоминал нечто среднее между сигналом автостопщика «Подвезите» и знаком регулировщика «Проезжайте!». Под солнечными очками Флор, казалось, улыбнулась в знак приветствия ему и Розе и сказала своему спутнику что-то, вызвавшее смех, затем автомобиль набрал скорость и понесся дальше.
Блайс произнес как ни в чем не бывало:
– Извини за задержку. Думаю, сейчас самое время перевести тебя на ту сторону.
– Я бы уже была там, если бы мы сразу начали переходить улицу, – уточнила Роза, изгнав глупую мимолетную мысль, что он задержал ее, чтобы сидевшие в автомобиле Флор и Одет увидели их вместе.
«Аркашон-бар» оказался веселым местом, полным молодых людей, облаченных в минимум одеяний, а то и полураздетых; их гибкие загорелые тела блестели от пота, и у всех были транзисторы, настроенные на разные станции. Роза выбрала лимонад, а Блайс предпочел легкое немецкое пиво. Потом они съели легкий ленч – дыня и свеже-зажаренные сардины – и согласились с тем, что прогулка на моторке к Лериновским островам доставит им удовольствие.
На Санта-Гонорат они исполнили долг, посетив замок восемнадцатого столетия, служивший наблюдательным пунктом на случай нашествия сарацин и мавров. На Санта-Маргарет, самом большом из островов, они решили пожертвовать осмотром форта – тюрьмы таинственной Железной Маски – в пользу прогулки через сосны Алеппо по лесным тропинкам, протоптанным во мху поколениями крестьян.
Устав наконец, они уселись на открытом месте, где могли вволю любоваться бесподобной голубизной моря за колоннадой сосен, стоявших стройными рядами, подобно опорам кафедрального собора.
Блайс обхватил колени руками и положил на них подбородок. Вздохнул, дав паузе затянуться. Затем проговорил:
– Роза, предположим, что ты хочешь чего-то до умопомрачения и это что-то – вещь стоящая и способная вознаградить не только тебя одну. Скажешь ли ты в этом случае, что цель оправдывает средства?
Надо же, Блайс носится с проблемой, к которой относится без цинизма, и не клянет за нее свою разнесчастную судьбину! Еще совсем недавно такое ему было несвойственно, но теперь, когда самоуверенности в нем поубавилось, кое-что в его отношении к жизни изменилось. «Жаль, что изменения, происходящие в нем, сказались на Сильвии, ибо к ней он переменился в первую очередь», – подумала Роза.
Озадаченная вопросом, Роза запротестовала:
– Ох, Блайс, ну ты и спросил! Добро во имя зла и наоборот? Благая цель и никудышные средства? Страдания немногих ради процветания остальных? Спор об этом идет веками. Что же до меня, то мой ответ – нет и еще раз нет, и я с уверенностью могу сказать, что любая цель, достигнутая мной – если, конечно, не потерплю фиаско, – никоим образом не будет связана с применением недостойных средств.
– Но почему не победа любой ценой? Ради чего заранее обрекать себя на неудачу?
– Чтобы потом не мучили угрызения совести. Чтобы не жить с чувством вины.
– Даже если впоследствии сумеешь исправить содеянное? И зная заранее, что такое тебе вполне по силам?
Роза покачала головой:
– Пожалуй, чтобы решиться на такое, помимо уверенности, нужно иметь и твердые гарантии… – Тут ей пришла в голову неожиданная мысль. – Блайс, это, возможно, и не мое дело, но я присутствовала, когда Флор Мичелет хотела от тебя, чтобы ты вплотную занялся мадемуазель Одет лишь ради ее отца, который мог бы многое для тебя сделать. Означают ли твои слова «цель оправдывает средства», что ты подумываешь последовать советам Флор Мичелет и использовать бедную девушку в своих целях?
Он резко вскинул голову:
– Воспользоваться Мари-Клэр? Mon Dieu, вот уж нет!
– Извини!
– Ладно. Замнем для ясности! – Он снова вздохнул. – Мог бы и не спрашивать. Иного ответа от тебя вряд ли можно было ожидать. Ты ведь такой человек, для которого белое – это белое, а черное – это черное, и даже не допускаешь, что есть еще и серые тона, ведь верно?
– Иными словами, я слишком строга? Ты это имел в виду?
– С такими шалопаями, как я, – да. – Внезапно он сел так, чтобы можно было следить за выражением ее лица. – Знаешь, Роза, ты могла бы стать наградой за любовь к тебе, ибо кто, как не ты, достойна любви. Так я думаю, – огорошил ее Блайс.
– Я… наградой? – В тоне девушки прозвучало изумление, и Блайс коротко рассмеялся:
– Опять же ладно. Тебе не нужно вновь говорить мне то, что я знаю заранее. Но допустим, я скажу тебе… Нет… – Он, видимо, проглотил конец фразы, связанный с каким-то принятым решением, и после паузы они заговорили о посторонних вещах, пока не настало время возвращаться на пристань.
Этот разговор одновременно и смутил и встревожил Розу. Блайс загадочный, прячущийся за барьерами недомолвок, – это было что-то новое. Под его пристальным взглядом на какой-то пугающий миг она подумала было, что он собирается признаться ей в любви, и испытала огромное облегчение, когда обнаружила, что ошиблась.
Роза также была рада, что ее предположение насчет Мари-Клэр Одет не подтвердилось. Она не хотела верить, что поведение Блайса изменилось потому, что он все же внял советам Флор Мичелет… «По его собственному признанию, он вынашивает некий другой план, и как далеко Блайс может зайти во имя своих амбиций? – размышляла Роза, терзаясь сомнениями. – Опять же, что это за средства, если они неблаговидные… и ради чего?»
Результатом однодневного пребывания Сильвии в Канне стало то, что родители ее школьной подруги, зарезервировавшие номер для своего сына, который в самый последний момент не смог воспользоваться им, предложили ей за их счет оставить номер за собой на время каникул. Она составила бы компанию их дочери, а посему согласие они сочли бы услугой с ее стороны.
– Я сказала, что останусь, если ты не станешь возражать. Сможешь ли ты управиться без меня в магазине? – поинтересовалась Сильвия у Розы.
– Конечно, – уверила Роза. – Правда, мне будет здорово тебя не хватать, но я хочу, чтобы ты поехала.
– Должна признаться, что жду не дождусь, когда хотя бы ненадолго смогу вырваться из этого места, – призналась Сильвия, делая Мориньи козлом отпущения за грехи Блайса – реакция, вполне понятная Розе.
Они договорились отплатить за щедрое предложение тем, что в последний день своего пребывания в Канне Сильвия пригласит гостеприимных хозяев на ленч.
– Закажи столик в каком-нибудь по-настоящему уютном месте, и мы приедем в город за ними, – напутствовала Роза, когда Сильвия отбыла на поезде, презрев довольно робкое предложение Блайса «отвезти ее, если она пожелает».
Без Сильвии в квартире стало пусто. Зато в магазине хватало дел, чтобы чувствовать себя занятой большую часть времени, и, если там появлялся Блайс, временное отсутствие Сильвии освобождало Розу от постоянного нервного напряжения, что она что-нибудь выкинет от отчаяния.
Между тем Роза тщетно ожидала от мадам Сент-Ги расспросов о том, чем же закончилась возложенная на девушку миссия похлопотать за Блайса перед Сент-Ги. Как будто мадам, переложив эту проблему на Розу, поспешила умыть руки, а то и вовсе забыть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23