– Похоже, вы имеете полное право считать себя самым тщеславным человеком во всей Англии.
– Вот уж нет. Принц-регент может дать мне большую фору. Но я на это не реагирую. – Герцог бросил на нее удивленный взгляд. – А вы что, предпочли бы, чтобы нас никто не замечал?
– Да нет. Просто все обращаются с вами так, словно вы принц-регент.
– Ни в коем случае. Они относятся ко мне намного лучше, чем к нему.
Испуганная Эванджелина застыла на месте. Негромко сказанные слова герцога отразились от стен могучим эхом. Она оглянулась по сторонам. Главный зал вздымался ввысь по крайней мере на четыре этажа; каждый этаж был огражден решеткой из кованого чугуна. На площадках неподвижно стояли гвардейцы в мундирах. По вестибюлю деловито сновали джентльмены всех возрастов в нарядах неизменно темного цвета, лишь на мгновение останавливавшиеся при виде Эванджелины. Все здоровались с герцогом и низко кланялись ему. Это было унизительно. На нее никто не обращал внимания.
– Теперь вам должно быть ясно, почему женщины не слишком любят это место, – невозмутимо сказал герцог, когда какой-то молодой человек, менее самоуверенный, чем прочие, при виде Эванджелины споткнулся и чуть не упал.
– Ричард, Эванджелина! Вы как раз вовремя. Добро пожаловать в мой второй дом. – В дальнем конце вестибюля появился лорд Петтигрю.
В отличие от своих секретарей и клерков он был одет в камзол с пышными рукавами и темно-коричневые бриджи. Несмотря на теплый прием, Эванджелина чувствовала, что он смертельно устал. Несомненно, Дрю считал ее желание посетить министерство капризом и отнюдь не радовался, что ему придется потратить на Эванджелину драгоценное время. Она не осуждала его. При мысли о том, что ей предстоит, она испытывала желание умереть. Однако она очаровательно улыбнулась.
– Спасибо за то, что позволили мне прийти. Он кивнул и обратился к герцогу:
– Поступила новая информация из Парижа. Если сегодня вечером ты свободен, есть люди, которые хотели бы встретиться.
– Конечно, – ответил Ричард. – А теперь покажи этой любопытной мадам свою контору. Ты сам будешь нашим гидом или приставишь кого-нибудь из своих клевретов?
– Великий герцог Портсмутский в сопровождении какого-то клерка? Это невозможно.
Лорд Петтигрю вел их по мрачным и неуютным залам для заседаний, насквозь провонявшим табаком.
– Я давно мечтала увидеть зал, в котором когда-то заседала Палата лордов, – сказала Эванджелина, когда Дрю провел их в старинную комнату с дубовыми панелями, стены которой были свидетелями множества споров о будущем Англии.
Она внутренне ахнула, когда лорд Петтигрю сказал:
– Старая рухлядь. Здесь нет ничего интересного.
Эванджелина подарила ему самую чарующую из своих улыбок.
– Ах, Дрю, как бы я хотела увидеть место, где вы работаете!
Тут он заколебался. Впервые за время ее странного визита.
– Я обещаю, что после этого удовлетворюсь и оставлю вас в покое. – Видя, что Дрю все еще колеблется, она добавила: – Думаю, едва ли можно осуждать леди за то, что она хочет увидеть место, где такие джентльмены, как вы, проводят львиную долю своего времени.
– Будь по-вашему, Эванджелина, – наконец сказал лорд Петтигрю, добродушно махнув рукой. – Одному Богу известно, сколько времени мы с герцогом провели здесь. Насколько я знаю, моей Фелисии никогда не приходило в голову посетить этот мавзолей.
По дороге на второй этаж лорд Петтигрю и герцог обсуждали подробности триумфального возвращения Наполеона.
– Из достоверных источников мне известно, что он будет в Париже завтра. Трудно смириться с тем, что французы встречают его с распростертыми объятиями. Но Англия вскоре поднимется. Англичанам пора понять опасность, которую этот человек представляет для Европы.
Эванджелина споткнулась на ровном месте.
Наполеон скоро будет в Тюильри. Случилось именно то, что предсказывали Ушар и Эджертон. Она почему-то питала надежду, что французы не захотят иметь с Наполеоном ничего общего, а французская армия быстро спровадит его обратно на Эльбу. И тогда Ушар отпустит ее, а потом и отца.
– Эванджелина, что с вами?
– Тут очень жарко, ваша светлость. – Ее голос был таким же тусклым, как свет, который с трудом пробивался сквозь пыльные окна. – Все в порядке.
– Простите, я не ослышался? Вы сказали, что тут жарко? – Он смотрел на нее, прищурив проницательные глаза.
– Да, – только и ответила она.
Лорд Петтигрю извинился за беспорядок, который царил в его офисе. Повсюду лежали кипы документов. В дальней части кабинета стоял стол красного дерева, над которым склонились два человека, изучавшие какие-то карты.
– Джентльмены, – сказал лорд Петтигрю, – будьте добры подождать в приемной. Я отвлеку нас буквально на пару минут.
Оба посмотрели на Эванджелину с изумлением, нетерпением и осуждением, забрали какие-то документы и вышли в соседнюю компату.
Не обратив на эти взгляды никакого внимания, Эванджелина непринужденно подошла к незашторенному окну и посмотрела на Темзу. Она подозревала, что лорд Петтигрю сказалкакую-то подходящую к случаю фразу, но не слышала ни его, ни герцога. Она незаметно покосилась на вторую полку книжного шкафа, стоявшего в дальнем углу. Казалось, книги из него брали редко. Джон Эджертон велел оставить конверт между третьим и четвертым томом слева. Она стояла у окна, что-то отвечая на реплики лорда Петтигрю, и ломала голову над тем, как засунуть в шкаф проклятый конверт.
– Ну что, насмотрелись? – наконец спросил герцог.
Она обернулась и с лучезарной улыбкой протянула руку лорду Петтигрю.
– Да, верно. Дрю, большое спасибо за вашу доброту. Я знаю, как вы заняты, и больше не хочу отнимать у вас драгоценное время.
Эванджелина медленно пошла к широкой двери и незаметно уронила перчатку на деревянный пол. Когда все трое вышли в приемную, она осуждающе покачала головой и сказала:
– О Боже, я уронила перчатку. Подождите минутку, я сейчас!
Не успел лорд Петтигрю позвать одного из своих клерков, как Эванджелина шмыгнула в кабинет, дрожащими пальцами вынула из сумочки злополучный конверт и сунула его между толстыми томами. Она вернулась ровно через три секунды, помахивая перчаткой.
– Прошу прощения. Надо же, какая глупость… Но теперь все в порядке. Наконец я увидела, где вы, джентльмены, находящиеся у власти, проводите время, защищая Англию… – Она бы и дальше продолжала нести вздор, если бы герцог не поглядел на нее так, словно готов был заткнуть ей рот.
Оказавшись в карете, Эванджелина долго прихорашивалась и закутывала пледом ноги. Затем она сложила руки на коленях и уставилась в окно.
– Я вижу, этот визит произвел на вас сильное впечатление, – сказал герцог, пристально глядя на нее.
– О да. Просто неизгладимое. Исполнилась моя детская мечта. Мне довелось наконец-то увидеть… – не оборачиваясь начала лепетать она.
– Помолчите, Эванджелина. – Ричард продолжал изучать ее профиль, в который раз пытаясь понять, что у нее на уме. Наконец он промолвил: – Не могу дождаться того дня, когда я раскушу вас.
Эванджелина не ответила.
– Подозреваю, что теперь вам хотелось бы посетить Палату общин.
Эванджелина взяла себя в руки и обернулась.
– Нет, – язвительно ответила она, – я предпочла бы съездить в Ричмонд. Хочу полюбоваться на ваш знаменитый лабиринт!
Глава 28
Эванджелина сидела на угловом диване у окна детской и смотрела на окутанный туманом парк напротив. Она провела в Лондоне уже неделю, возможно самую длинную в ее жизни. Когда объявили о визите посетителя, она сразу догадалась, что это Эджертон с новыми инструкциями. Сэр Джон еше не прибыл, но Эванджелина знала, что он не оставит ее в покое. Что было в том конверте, который она сунула в книжный шкаф лорда Петтигрю?
Эджертон и Ушар оказались правы. Газеты были заполнены сообщениями о триумфальном возвращении Наполеона в Париж и переходе французской армии на его сторону. Все только и говорили о Веллингтоне, Наполеоне и новой кровопролитной войне. Каждое утро Грейсон приносил к ней в спальню уже прочитанную герцогом газету, и Эванджелина жадно просматривала все заметки о жизни Парижа. Казалось, время замедлило бег. Эванджелина со страхом ждала нового поворота событий.
Слава Богу, что у нее был Эдмунд. Он стоял на коленях у камина и расставлял солдатиков, половина которых была французами, а половина – англичанами. Он убеждал одного из старших офицеров беречь своих солдат. Эванджелина улыбнулась. Она все больше и больше любила Эдмунда, но не могла дать себе волю. Что сказал бы мальчик, если бы она стала объясняться ему в любви или начала тискать? Они почти все время были вместе. Сначала Эдмунд дичился, но потом, поняв, что она не собирается надоедать ему бесконечными занятиями, засмеялся, испустил победный клич и пообещал не гоняться за ней еще как минимум неделю. Обрадованная Эванджелина прижала руки к груди и принялась благодарить его. Эдмунд фыркнул, но, перед тем как убежать по своим делам, к удивлению девушки, порывисто обнял ее. Малыш стал любимцем Эванджелины, и она пи за что не рассталась бы с ним. Нет, об этом было страшно подумать. Так же, как о будущем, которое сулило ей либо смерть, либо клеймо изменницы.
Но Эдмунда ждет совсем другое будущее. Она сделает для этого все. С каждым днем он становился все больше похожим на отца. Мальчик проводил время то с ней, то с герцогом. Ричард катался с ним верхом, возил в манеж показывать лошадей и даже однажды взял с собой в спортивный зал клуба «Джентльмен Джексон». Эванджелина знала это, потому что каждый вечер, приходя укладывать мальчика спать, слышала от него подробный отчет о событиях дня.
Он напоминал отца не только внешне. С Эдмундом Эванджелине никогда не было скучно. Конечно, мальчик не понимал этого, но он был ос единственным утешением. Вчера Эдмунд оказал Эванджелине величайшую честь, признавшись, что любит ее больше, чем Филиппа Мер-серо и, может быть, даже больше, чем Рохана Каррингтона, хотя это почти невозможно. – Ева, осталось совсем чуть-чуть, – пробормотал мальчик, не отрываясь от игры. – Подожди немножко. Веллингтон убьет его до смерти. Он поскачет прямо на Наполеона и вонзит саблю ему в глотку. И тогда ты снова станешь счастливой.
О Боже…
Эванджелина с трудом выбралась из кресла и опустилась на пушистый ковер рядом с мальчиком. Она не могла позволить ему сделать такой вывод, хотя тот был пугающе точным.
– Эдмунд, ты о чем?
Однако внимание Эдмунда было сосредоточено на одном из отрядов англичан. Он выстроил в линию дюжину пехотинцев, заставил офицера повернуться к ним лицом и только после этого поднял на нее глаза.
– Папа сказал, что я не должен тебя дразнить.
О Господи, неужели герцог опять видит ее насквозь? Но ведь она даже не видела Ричарда. Точнее, почти не видела.
– Но мне нравится, когда ты дразнишь меня, – сказала она. – Где твой пистолет? Дело в том, что я готовлю большой побег, а одному храброму мальчику придется погнаться за мной, жестоким разбойником, выстрелить в меня и заставить упасть с лошади. Ведь оружие существует не для того, чтобы стрелять в павлинов. Правда, Эдмунд?
Но мальчик был слишком умен для своего возраста.
– Ты хочешь, чтобы я забыл обо всем и верил в выдумки, а не в правду. Папа сказал…
– И что же он сказал, Эдмунд?
У открытых дверей стоял герцог, скрестивший руки на груди. Оставалось надеяться, что он вошел в комнату недавно. Всего несколько секунд назад.
Она хотела подняться, но герцог сделал жест, остановивший и ее, и Эдмунда.
– Не вставайте, Эванджелина. Вы так уютно устроились. Так что я говорил тебе, Эдмунд? – С этими словами герцог подошел к камину и тоже опустился на колени.
Эдмунд тер ладонями пушку.
– Я разогреваю порох, – объяснил он, увидев поднятую бровь отца, а затем добавил: – Ты говорил, что она несчастна. Что ей вовсе не нужно, чтобы я налетал на нее, как саранча на египтян. Я сказал Еве, что Веллингтон сотрет Наполеона в порошок. Я хотел, чтобы она улыбнулась. И она чуть-чуть улыбнулась. Правда, папа.
Герцог посмотрел на нее поверх головы сына.
– Значит, ты добился своего? Спроси ее, Эдмунд.
Эдмунд передвинул генеральского коня немного влево, а затем сказал:
– Я сделал тебя очень счастливой. Правда, Ева?
– Я счастлива как кошка, которая вылакала кувшин сливок. Разве ты не помнишь? Ты рассказывал об этом вчера вечером, и я ужасно смеялась.
– Да, папа, правда! Я придумал смешной рассказ, который ей очень понравился. И бабушке тоже. Бабушка так смеялась, что чуть не упала. А потом сказала, что я самый любимый из ее внуков.
– Потому что других внуков у нее нет. Это Оыло выражение иронии.
– Ирония, – повторил Эдмунд. – Надо будет вставить это слово в мой рассказ. Ты только объясни, что оно значит. Папа, ты хочешь услышать рассказ?
– Да. Сегодня вечером я сам уложу тебя. Послушаю, что ты придумал, и тоже посмеюсь.
– Он очень умный мальчик, милорд. Эдмунд, покажи папе, какую операцию ты придумал, чтобы разбить Наполеона.
Она отодвинулась от поля битвы. Отец с сыном заново выстроили солдат и развернули артиллерию, причем мальчик не умолкал ни на минуту.
– Неплохой выстрел, Эдмунд. А теперь наведи фланговые пушки на первую шеренгу. Да, так… Отлично. Пли!
– Попал! – завопил Эдмунд. – Я попал тебе прямо в подбрюшье!
– Да, черт побери. Придется быть осторожнее, а то ты уничтожишь всю мою армию. Подбрюшье… Где ты слышал это слово?
– Так Баньон называет мой животик. Он говорит, что я должен беречь средние части тела, потому что они мягче других… Смотри, папа.
Ева смеется!
– Да, и даже глаза сияют. Правда, совсем чуть-чуть. А теперь не хочешь ли ты поехать с бабушкой на благотворительный базар в Пантеон?
Эдмунд чуть не потерял дар речи.
– Я никогда там не был. Да, папа, да!
– Вот и отлично. Баньон стоит в коридоре с накидкой и перчатками. А бабушка ждет тебя с нетерпением.
Эдмунд обнял Эванджелину за шею, поцеловал в щеку, низко поклонился отцу и пулей вылетел из детской. Эванджелина услышала голос Баньона, но не разобрала слов. Но Эдмунд ответил слуге ликующим криком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39