– Лучше нету.– А Малль? Ножищи у нее – столбы, щеки красные, что яблоки, и работой не брезгует.– Неохота возиться.– Ну, не хочешь ее в жены – бери так, пусть в доме порядок будет!– Дом у меня в порядке.– Нечего сказать, порядок! Да у меня поросята и те почище твоего ребенка.– Ребенок-то мой, а поросята – твои.На это Антсу трудно было ответить, ибо, скажи он еще что-нибудь, Юрка чего доброго заявит: «Аренда высока», или: «Сбавь аренду, будет и ребенок чище». Поэтому Антс перевел речь на другое и стал выхваливать Юрку как работника и рачительного хозяина, у которого-де все в руках спорится.– Вот так хозяйствовать – это я понимаю! – продолжал он. – На свете все идет к лучшему, везде подъем, потому что так богом заведено. А послушай-ка своего соседа – по его словам наоборот выходит: мир-де назад идет, все на нет сходит, падает, вот и аренда должна упасть. А по-моему, как же аренда убавится, если цена на землю растет? Так мы вдвоем и спорим.– Не верит он, оттого и не понимает, – пояснил Юрка.– Здорово сказано! Не верит – и все. Он не верит, что, купив Пекло, я заплатил столько-то, а вздумай я нынче продать его, мне заплатят в два раза больше. Почему? – спрашиваю я. А потому, что времена не те и Пекло не то, что прежде, и аренда не та, прежняя, – стало быть, у народа день ото дня достатки больше. Взять хотя бы налоги…Но и тут Антс решил лучше умолчать, чтобы не возбудить в Юрке дух противоречия, ибо Антсово богатство ни для кого не являлось секретом.Он разбогател настолько, что ему уже не надо было подкреплять какими-либо обязательствами свой национальный дух или свой патриотизм, – ему верили на слово. Налогов Антс вообще не платил, но так как его все-таки облагали, то он обладал правом перекладывать их на плечи тех, кто победнее, чьи национальные чувства и любовь к родине были сомнительны. Когда Антс разглагольствовал о патриотизме, а это он делал частенько, то думал он все же о своих правах и привилегиях, причем и сам он и другие находили это весьма естественным.– За последнее время ты встречался со своим соседом, – завел Антс новый разговор с Юркой. – Что ты, по правде говоря, думаешь о нем?– Не пойму я его, – ответил Юрка.– Что именно?– Говорит, что на тебя работает, а сам живет во как!..– Не правда ль? – живо подхватил Антс. – Работает на меня, а сам себе добро наживает.– Вроде бы так.– Приехал сюда – две лошади было, а сейчас уже четыре. Говорят, хочет усадьбу купить. Он с тобой насчет этого не толковал?Нет, Юрка слышал об этом впервые, – и Антсу незачем было больше разговаривать. Он собрался было уходить, но вернулся с дороги, чтобы снова завести речь насчет Малль. Антс не отстал до тех пор, пока Юрка не согласился взять ее в усадьбу.Малль приехала, но ничто в Пекле ей не понравилось. Все было ей не по сердцу, все она хотела переделать по-своему, словно во всем разбиралась лучше всех. Когда Юрка был дома, она только и знала, что увивалась вокруг него, причем голос ее звучал, как пастушья свирель из осиновой коры. Хозяину она ставила и еду получше, хотя тот всегда отдавал лакомый кусок ребенку. Раньше Рийя, захватив кошку, шла спать к отцу, а нынче девочку взяла к себе Малль, объяснив, что у хозяина-де работа тяжелая, а потому и сон тяжел, того и гляди – заспит Рийю.– Как иная матка своего поросенка, а? – спросил Юрка.– Как матка порося, – подтвердила Малль.– Но человек – не свинья.– Ничем он не лучше.– Ты почем знаешь? У тебя самой детей не было.– Потому и нет, что знаю.Но хотя Юрка не считал человека свиньей, способной заспать собственное дитя, все-таки пришлось Рийе вместе со своей черной кошкой перебраться к Малль, которая захотела стать для девочки второй матерью. Вскоре обнаружилось, что у Малль действительно был такой замысел. Однажды ночью она оставила ребенка и кошку на своей постели, а сама отправилась к Юрке, – да так, что тот волей-неволей услышал и ощутил ее приход.– Ребенок мечется, спать не дает. Я потому и пришла сюда, чтобы уснуть спокойно. Тебе, думаю, уж не до того, чтобы кого-либо тревожить. А меня не замечай, я тут как-нибудь за спиной прикорну.– Гм, – промычал в ответ Юрка, словно намереваясь спать дальше. Но неожиданно он вскочил и слез со своего ложа.– Куда пошел? – спросила Малль.– Куда ходят, когда ночью встают, – ответил Юрка и вышел во двор.Малль нетерпеливо ожидала его возвращения, но, увы, была жестоко разочарована: Юрка не вернулся к ней, а забрался туда, где спала девочка и кошка. Тут девке совсем невтерпеж стало. Вскоре она вернулась к своей постели и пожаловалась:– Кусаются там у тебя, не поймешь кто: клопы ли, блохи?!– И те и другие, наверно, – ответил Юрка.– Ну, пустишь ли ты меня на мою постель?– Вроде бы так.С этими словами Юрка поднялся, забрал Рийю и кошку и пошел к своей кровати, приговаривая:– Этак-то спокойней.– Куда же ты с ребенком и кошкой?…– Свои ведь они, ребенок и кошка, – перебил ее Юрка и собрался было спать.Но Малль вскоре заскулила:– Занес сюда тоже своих кусак.– Это не я, – возразил Юрка. – За ребенком поганцы тащатся. Старую шкуру, как у нас с тобой, им не прокусить.Столь деловой разговор сперва прошиб у Малль слезу, а потом возбудил гнев. Подумать только: она-де, по мнению Юрки, так стара, что даже клоп на нее не позарится! Малль приходилось слышать о себе и хорошее и плохое, но такой оборот дела был всего ужаснее. Несмотря на обиду, Малль спокойно спала и в эту ночь и в последующие. К чему волноваться, к чему всякие замыслы, если уж и клопу не нужна? Так как Юрка сказал об этом, словно о чем-то само собой разумеющемся, Малль поверила сказанному. И гнев на Юрку продолжал распалять ее увядшую душу, оттого что он своими простыми словами раскрыл перед ней правду жизни.Утром, проснувшись на отцовском ложе, Рийя спросила у Юрки, как она попала сюда.– Куда ты легла вечером?– К Малль, – ответила девочка.– На самом деле?– Я еще и кошку положила с собой.– Уж не кошка ли тут напроказила?…– Когда все спали, правда?– Да, когда спали…Рийя чуть подумала, а потом спросила:– Можно сегодня сразу к тебе забраться?– К Малль не пойдешь?– Неохота.– Почему же неохота?– Такая она…– Какая?– А такая, что Рийя не хочет.– Ну что ж, тогда приходи ко мне с вечера, а не то придется кошке снова тащить тебя ночью.Рийя засмеялась от удовольствия. Ей нравилось спать за отцовской спиной: заберешься сюда, словно где-то за скалой лежишь. Сначала ее беспокоил громкий храп, но вскоре Рийе показалось, что без этого храпа и сна настоящего нет. Умей Рийя мыслить, она непременно пришла бы к выводу, что ей прямо-таки необходимо научиться храпеть по-отцовски, чтобы всю жизнь спать так же сладко. Глава девятнадцатая Так и установился в самом Пекле прежний распорядок: отец с дочерью держались друг друга, а Малль как была чужой, так чужой и осталась. Малль попыталась вначале приучить девочку называть ее «тетей», но из этого тоже ничего не вышло. О ребенке она все же как будто заботилась и выполняла все прочие свои обязанности, чтобы Юрка не мог в чем-либо упрекнуть ее. Вскоре, однако, в Пекле обнаружилось нечто совсем новое.Юрка, годами живший рядом с соседом, ни разу не подумал зайти к нему; соседа он знал только потому, что тот раза два сам заговаривал с Юркой. А Малль наладила с соседями самые близкие отношения. Это стало настолько мозолить глаза Юрке, что он как-то сказал ей:– Малль живет у соседей больше, чем у себя дома.– Какой же у меня тут дом? – ответила Малль. – Уж если и к соседям сбегать нельзя, так тут в лесу вовса волком станешь.– Вроде бы так, – промолвил Юрка.Другой новостью для Юрки явились разговоры о том, что в Пекле не хватает то одного, то другого. По Юркиным понятиям, здесь бывали времена потруднее, чем теперешние, но никто никогда не жаловался на нехватку. В Пекле привыкли жить по-своему, если чего-нибудь не хватало, то довольствовались тем, что еще было, и лишь когда совсем ничего не оставалось, шли к Антсу. Коли есть в доме соль да мука, нет причин жаловаться на голод, даже с одной картошкой и солью можно прожить довольно долго.– Скотина живет на одной траве да на сене, почему же человеку не прожить на картошке? – рассуждал Юрка.– Скотина и на соломе да мякине проживет, – сказала Малль.– Вроде бы так, – согласился Юрка.– А человек не проживет.– Отчего же?– Человек не скотина.– Что же он такое?Этого Малль не знала и потому затруднилась с ответом. Но немного погодя она сказала:– У человека две ноги, а у скотины…– Так ведь ногами никто не ест, едят ртом, – сказал Юрка.На это Малль опять не нашлась, что ответить. Вообще говорить с Юркой было очень трудно, все у него оборачивалось не так, как у людей. Поэтому Малль все больше и больше старалась избегать разговоров с хозяином, а если уж говорила, то только в самом крайнем случае. Юрку это радовало, потому что не любил он пустой болтовни. Будь это в его власти, он заставил бы всех людей работать, а не языком трепать. Если бы Юрка знал, как трудно приходится людям, которые изучают язык и пишут книги, ему, вероятно, пришло бы в голову только одно: как они, бедняги, должно быть, грешны, что господь бог утруждает их столь пустым делом! Подумать только – человек всего и занят тем, что выводит буковки да слова, а сам еще небось надеется обрести блаженство! По мнению Юрки, ради спасения души нужно было бы самое малое тысячу лет трудиться над этими пустяками.Сам Юрка находился еще в том счастливом состоянии, когда ему не к чему было ломать себе голову над словотворцами и буквоедами. Его беспокоил лишь один вопрос: хватит ли скоту соломы и сена, а людям – хлеба с картошкой?Однако нынче в Пекле то и дело давали себя знать нехватки. Не хватало мяса и масла, сельдей и салаки, не хватало шерсти и льна, мыла и соды. Не то чтобы Малль требовала того или другого – нет, она лишь напоминала хозяину. Ведь все-таки Малль вела его хозяйство, была за него «в ответе», как она частенько любила говорить. Раньше Юрка никогда не слышал в Пекле слова «в ответе» и теперь изумлялся его силе: пока этого слова не было, всего находилось вдоволь, а стоило ему появиться, как во всем объявилась нужда. Юрка не мог понять, почему Малль непременно должна быть в ответе, раз из-за этого слова в доме одни лишь нехватки. Ведь по-прежнему в Пекле есть коровы, почему же недостает масла и молока? В Пекле по-прежнему стригут овец, почему же не стало хватать шерсти? В Пекле по-прежнему треплют и чешут лен, почему же в нем теперь такая недостача? Юрка не мог успокоиться, пока не поведал свои сомнения Антсу, которого все еще считал своим другом. Тот слушал и ухмылялся. Наконец, он сказал:– Все это оттого, что в доме хозяйки нет.– А Малль? – ответил Юрка.– Малль не хозяйка, а работница.– Значит, нужно идти к пастору?– Больше некуда.Юрка помолчал немного, потом сказал:– Пусть лучше нужда будет.– Ну, как хочешь, а только этак, смотришь, и без усадьбы останешься.– Почему?– А как же? Раз во всем нужда, – разъяснял Антс, – то скоро она и в деньгах будет; чем тогда станешь аренду платить? С тебя и без того еще за прошлый год причитается.– Оно, конечно, правда, но…– Ясно, что мы, так сказать, полюбовно ведем дела, по-дружески, но ведь вечно так продолжаться не может. С меня тоже требуют, то налоги, то прочие расходы, – сам знаешь. Ну, и я должен буду с тебя требовать. Так что ты подумай-ка еще об этом.– Вроде бы так.Однако, сколько Юрка ни думал, в его голове никак не укладывалась мысль повести Малль к пастору. Как он ее поведет, раз ему неохота спать с нею на одной кровати? С Юлой было совсем другое дело, с нею у них уже народилась двойня, когда о пасторе еще и речи не было. Оставалось только жить дальше по-прежнему, будь что будет, Как-то раз он подумал: не поговорить ли об этом с Малль, не отказался от мысли, – чего уж тут гонорить, коль не хочется спать с нею на одной кровати! Притом же у Малль, как видно, крепла дружба с соседями, – ее тянуло туда сильнее, чем в Пекло. Однажды Рийя спросила отца:– Почему Малль держит руки под передником, когда ходит к соседям?– М-мм! – промычал в ответ Юрка, не обративши внимания на ее слова.– А я знаю почему, – продолжала Рийя, – Малль что-то держит под передником.– Руки держит, ведь ты сама сказала, – молвил Юрка, поняв, наконец, о чем речь.– А что у нее в руках?– Ну что? – словно просыпаясь, спросил Юрка.– Откуда я знаю, а только что-то есть.– Не болтай.– Правда, правда, отец. Когда она приходит, у нее руки на переднике, а когда уходит – руки под передником.Юрка прекратил этот разговор, как будто ничего так и не понял. Однако с той поры он стал наблюдать, как уходит и возвращается Малль: верно ли подметил ребенок? И волей-неволей Юрку разобрал смех, – ни дать ни взять Малль вела себя именно так, как рассказывала Рийя: идя к соседям, она держала руки под передником, а возвращаясь оттуда – поверх передника. Смешно, что он сам не обратил на это внимания. Однажды вечером, в сумерки, когда Малль собралась идти к соседям, Юрка окликнул ее:– Малль, вынь-ка из-под передника руки!Работница обомлела, в первый момент она хотела было бежать, но вдруг повернулась и бросилась назад к амбару, откуда только что вышла.– Вынь руки из-под передника! – заорал Юрка своим громовым голосом, раздавшимся словно из пустой бочки, и в тот же миг нагнал Малль. Под передником оказались алые нитки – целый клубок, намотанный на гусиную глотку, полную гороха, и вдобавок кусок сала. – Что это? – спросил Юрка.– Соседка шьет мне красивые вышитые рубашки; самой-то недосуг, с утра до ночи рук не покладаю, и потому ей…– Сала нужно, а?– Ну, не обязательно сала, а ведь что-нибудь есть и ей надо.– Вроде бы так.– Кусочек, думала, как раз ей впору на сковородке поджарить, вот и…– А у нас на сковородке трудно?– Ну вот, хозяин, из-за такой крошки сала сразу уж и…– Этой крошки нам хватило бы поесть на два, на три раза, – сказал Юрка, взяв у Малль клубок и. сало. – Собирай пожитки и ступай прочь!– Ой, боже! Куда?– Найдешь куда.– Я так не уйду.– Хочешь, чтобы я тебя пришиб?– Сначала расплатись со мной.– А ты принеси назад все, что под передником утащила, тогда и заплачу.– Тебе, голодранцу, и заплатить-то нечем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30