Недавно мы с ним размышляли, как бы облегчить тебе жизнь. Пастор думает, что облегчить-то можно, да только вот как быть тогда со спасением души, с блаженством. Коли ты беспременно хочешь спастись…– Непременно хочу, – подтвердил Юрка, перебивая Антса.– Тогда ничего не поделаешь. Пастор думает, придется тебе поворочать по-прежнему, ибо труд протащит твое дюжее дело в царство божие даже через игольное ушко.– Я сойду в ад.– Спасенному все равно, где быть, – повторил Антс Юркины слова.– Все равно, – согласился Юрка и, немного подумав, спросил: – Стало быть, чем тяжелее работа, тем скорее обретешь блаженство?– Да, чем тяжелее работа и чем ее больше, тем скорее, – ответил Антс. – Труд заменяет собой искупление, коли оно не считается.И Юрка трудился. Он рыл канавы, корчевал пни, срезал кочки, таскал и дробил камни, обрабатывал целину под поле, чистил покосы – все, как наставлял Антс. Прибавлялось скота в хлеву, больше становилось ребят в доме. Некоторые из них поумирали от болезней, кое-кто погиб от несчастного случая, как тот малыш, которого ужалила змея, когда он сидел с Юркой на кочке. Малыша, пожалуй, можно было бы спасти, но никто не обратил на него внимания. Только и заметили, что ребенка потянуло ко сну и он задремал. Юрка корчевал в это время пни, резал кочки, а тот спал себе рядом с ним, да так и не очнулся от своего сладкого сна. Никто его по-настоящему не оплакивал: одним был недосуг, а у других – малых сестренок и братишек – было время, но они не понимали, как так оплакивать.Больше горестей приходилось терпеть из-за старших детей. На первых порах неплохо жилось у Антса молодому Юрке, который был сметлив и предприимчив. Поэтому его определили в лавку, что находилась в доме на развилке. Но здесь жизнь молодого Юрки пошла вкривь и вкось, словно какое-то проклятие тяготело над этим домом. Беда заключалась в том, что здесь увидела его дочь Антса, Элеонора, которая во время школьных каникул заходила в лавку. Там же у Юрки произошла стычка с молодым Антсом, который не выносил, если его сестра иной раз, бывало, перекинется словом с Юркой.– Мою сестру оставь в покое, не то… – сказал молодой Антс и поднял палку.– Скажи лучше твоей сестре, чтобы она меня оставила в покое, – ответил молодой Юрка.– Заткни свое хайло, бесстыжая нечисть! – закричал молодой Антс и вышел из лавки.На следующий день барышня Элеонора появилась снова. Она потребовала, чтобы ей отпускал товар только молодой Юрка.– Ты сказал вчера моему брату, что я не даю тебе покоя, – сказала Элеонора.– Барышнин брат сам сказал, что я не даю покоя барышне, – ответил молодой Юрка.– Это он так сказал?– Да. «Оставь, говорит, мою сестру в покое, не то…»– Что – не то?– Не знаю. У молодого барина была в руках палка.– Он хотел тебя ею ударить?– Пусть бы попробовал.– Ты что же, угрожаешь моему брату?– Нет, но я его не боюсь.– Он очень силен, поверь мне. Его никому не одолеть.– А я одолею.– Ты еще его силы не испытал.– Ничего, у меня зато рога на голове.Элеонора громко расхохоталась. Это случалось с барышней весьма редко даже в обществе ей подобных, не говоря уж о тех, кто работал у ее отца.– Чему барышня смеется? – спросил молодой Юрка.– Ты очень забавный! – И барышня снова засмеялась.– Я вовсе не забавный.– И у тебя в самом деле есть рога?– В самом деле.Барышня серьезно посмотрела на парня, и ее обычно ясные глаза словно заволокло легкой дымкой, – правда, только на мгновение, но молодой Юрка все же успел это приметить. Затем Элеоноре понадобилось еще что-то, и пока Юрка трепетными руками заворачивал покупку в бумагу и перевязывал шпагатом, чувствуя невольную дрожь в пальцах, барышня тихо сказала ему, сохранив на лице выражение полного безразличия:– Сегодня ночью на опушке леса, у ржаного поля.Сказала, вскинула голову и попрощалась со всеми, кроме Юрки, будто того и в помине не было. Слова Элеоноры, сказанные напоследок, звучали в ушах у парня. Смысл их сначала не доходил до его сознания, но затем он неожиданно решил, что понял все. Ночью Юрка отправился к ржаному полю. Пришлось долго ждать, – и вот вместо Элеоноры появился молодой Антс с дубиной в руках.– Ты чего тут по ночам шатаешься? После ходит днем как сонная тетеря. А ну, ступай прочь! – заорал он на парня.– Не уйду, – ответил тот.Молодой Антс замахнулся, намереваясь ударить Юрку, но тот во-время поймал барчука за руку и вырвал у него дубину. Антс пустил было в ход кулаки – в городе его обучали боксу, – но вскоре был сбит с ног и очнулся во ржи, на спине. Поднявшись, он снова попытался напасть на Юрку. Увы, результат оказался тот же. После этого он с проклятиями убрался восвояси.Прошло несколько дней, прежде чем Элеонора снова показалась в лавке, – она пришла за плиткой шоколада.– Почему ты не пришел в тот раз? – спросила она у молодого Юрки.– Я приходил.– Для того чтобы драться с моим братом! Стыдно!– Это он со мной дрался.– И драка оказалась важнее, чем я, не так ли?– Но ведь барышни там не было.– Скажи_ пожалуйста, не было! Будь сегодня на том самом месте.Молодой Юрка раздумывал, идти или не идти: он не знал, правду ли говорит Элеонора, или водит его за нос. В конце концов желание пойти взяло верх, и ночью Юрка опять отправился в поле.На этот раз Антс пришел с двумя сообщниками, здоровенными парнями. Увидев Юрку, Антс тотчас закричал:– Ты опять тут? А ну-ка, убирайся прочь!И прежде чем Юрка успел что-либо ответить или шевельнутся, они втроем набросились на него. Бешеная злоба вспыхнула в Юрке: трое против одного. Весь в синяках и шишках, он так поколотил парней, что те, друг за другом, задали стрекача.На следующий день молодого Юрку позвали к старику Антсу.– Зачем ты, собака, избил молодого барина?– Сам он меня бил.– Так и надо, не топчи рожь по ночам. Ты изувечил молодого барина, и за это тебе придется отвечать.– Они втроем напали на меня, – защищался молодой Юрка.– Нет, ты напал на них, все трое так показывают.– Они врут.– Мы еще увидим, кто врет. Ты все-таки скажи, что тебе надо было ночью во ржи?– Меня позвала барышня.– Какая барышня?– Барышня Элеонора.– Ах ты бессовестный мальчишка! – закричал Антс и велел позвать свою единственную дочь, чтобы устроить ей очную ставку с молодым Юркой. Но Элеонора вскинула голову и сказала:– Ты, отец, тоже хорош! Звать меня из-за такой ерунды. С ума я сошла, что ли?– Слышал? – сказал Антс, когда Элеонора удалилась, не удостоив Юрку ни единым взглядом.– Слышал, – ответил молодой Юрка.– Это диво, чтобы моя дочь…– Барышня хотела посмотреть, растут ли у меня на голове рога, – отвечал молодой Юрка.– И для этого она звала тебя ночью в рожь, так что ли?– А то для чего ж?– Чтобы вздуть тебя за твою грубость и бесстыдство, вот для чего.– Ну коли так, тогда все в порядке. Другим досталось не меньше, чем мне.– Тебе придется еще сесть за решетку, так и знай.– Если посадите, то я убью одного из тех троих, кто напал на меня у ржи.– Ты еще и угрожать?– Нет, я не угрожаю, а только говорю, что будет.– Ты Нечистый, такой же, как твой отец.– Конечно, иначе с чего бы у меня рогам быть. Антс оставил парня в покое.Через несколько дней Элеонора опять пришла в лавку. Она была горда и надменна, но в лавке задержалась дольше, чем нужно. Выбрав удобный момент, она сказала Юрке:– Ты и отцу сказал, что у тебя рога растут?– Он иначе не верил, что барышня позвала меня в рожь.– А потом поверил?– Поверил.– Что же он сказал?– Что барышня позвала меня в рожь затем, чтобы меня отколотили.– Отец, возможно, был прав, а может, и нет.– Отец был не прав.– Не будь столь самоуверен.– Что знаю, то знаю.– Что же ты знаешь?– Что я немножко нравлюсь барышне.– Ишь как! Немножко? А почему?– Потому что у меня рога.– У барана тоже рога.– Так то рога на бараньей голове.– Ты мне противен!Слова эти вырвались из таких глубин сердца, что походили на змеиное шипение, Элеонора тотчас ушла. Глава двенадцатая Когда Юрка по Антсовой указке раскорчевал и расчистил в Пекле большие участки и кустарники под новые пашни и покосы, стали выясняться те планы, о которых Антс говорил обиняком уже несколько лет назад. Он, правда, и сейчас не раскрывал всех своих замыслов, а больше вел речь вокруг да около. Он начал с того, что в Пекле не мешало бы построить новый жилой дом, ибо теперь-де не прежние времена. Тут он пустился в долгие и пространные рассуждения о том, где именно следовало бы разместить эти пристройки, так как прежние стояли, по его мнению, вовсе не на месте. Почему? О, на этот счет у Антса находилось множество причин.Во-первых: строить надо в средоточии хозяйства, где происходят основные работы. Так оно раньше и было, но теперь, когда прибавились новые поля и покосы, центр усадьбы передвинулся поближе к лесу. Вот там-то и хорошо бы возвести новые постройки, тем более что Антс намеревался еще больше расширить участок за счет леса и зарослей кустарника.Во-вторых: жалко отводить под новую стройку лучшую землю, пригодную для огорода и пашни, а именно такая земля и лежит под прежними постройками и вокруг них. Все следует рассматривать с точки зрения выгоды, а поэтому, распорядившись во-время и толково, можно одним выстрелом убить двух зайцев – и построиться и высвободить под пашни немало хорошей земли.В-третьих: Юрке по сердцу, когда лес близок. Он любил покой, песни птиц, голоса зверей. Недаром Юрка сажал деревья вокруг старых построек. Но к чему сажать деревья, когда они сами по себе растут на вольном божьем свете. Вместо того чтобы придвигать лес к дому, куда проще приблизить самый дом к лесу. Другое дело, если бы леса вовсе не было. Антс не сомневался, что это время не за горами, ибо чураки, брусья, бревна, жерди, рейки, колья, шпалы, прутья для плетня и новогодние елки нравятся человеку гораздо больше, чем лес. Это вызвано главным образом тем, что промышлять живым лесом труднее, чем мертвым деревом. Разумеется, человек ценит и живой лес, он дает тень в солнечный зной и защиту от ветра в непогоду, однако все это не идет в сравнение с ценностью древесины.Иначе обстоит дело с человеком: живой он приносит гораздо больше дохода, чем мертвый, хотя и с мертвыми можно вести кое-какие коммерческие обороты: облегчать им путь в царство небесное, продавать им гробы, места на кладбище, венки и цветы, строить монументы и памятники, анатомировать мертвецов или писать о них некрологи. Но все это мелочь по сравнению с живым человеком. Чтобы разобраться тут по-настоящему, поразмыслим хотя бы о войне – величайшем предприятии современности! Попробуйте-ка в военную колесницу впрячь покойника! Это так же невозможно, как рыть окопы живым деревом. Итак, мертвое дерево и живой человек – вот где гармония. Но поскольку все же находятся одиночки – живые люди, любящие живой лес, – вроде Юрки, этого Нечистого из Самого Пекла, – то пусть они пользуются случаем, пока не поздно, и строят себе жилье поближе к лесу.В-четвертых… Да, Антс говорил Юрке и в-четвертых, и в-пятых, и даже кое-что в-шестых, однако нет смысла в таком перечне, ибо вся суть сводилась к одному: новые постройки надо вынести на опушку леса. Там их и возвели, а Юрке пришлось снести старые строения, очистить и сровнять место, где они стояли, чтобы можно было хорошо вспахать и забороновать землю. Но пахать Юрке эти поля пришлось лишь год-другой, а там Антс нашел, что вести хозяйство в Пекле Юрке уже не под силу – слишком разрослась усадьба, поэтому-де тут нужно распорядиться как-то иначе. Юрка, правда, попытался возражать, говоря, что у него растет семья и рабочей силы из года в год будет все больше и больше; Антса это не убедило. В конце концов Антс решил забрать себе часть Пекла, в том числе и участок, где стояли старые постройки. Такой шаг был тем естественней и понятней, что с течением времени Антс прикупил немало новых участков к своей прежней усадьбе, и она слилась с Пеклом.Свой поступок Антс опять-таки обосновывал выгодой для Юрки.– Самое Пекло нынче не то, что раньше, когда ты поселился здесь. К тому же у тебя теперь новые постройки. Нынче мне следовало бы в несколько раз увеличить твою арендную плату и другие повинности, но это было бы тебе не под силу.– Ты и так уж сколько раз надбавлял аренду, – попробовал возразить Юрка.– Это вполне понятно: все растет, значит и аренда растет тоже. Благодари бога, что ты имеешь дело со мной, иначе тебе пришлось бы в десять раз хуже. Чтобы облегчить твою долю, я заберу часть Пекла и…– А с аренды и отработок скостишь малость?– С радостью скостил бы, да никак не могу. Ты только подумай, сколько расходов было у меня с новыми постройками. Да не тужи, Юрка, ведь, вырубая лес и кустарник, ты можешь заполучить себе пахотной земли сколько душе угодно. Земля там будет хорошая, помяни мое слово.И Юрка отвоевал у леса землю, да такую хорошую, что через несколько лет Антс счел нужным снова повысить арендную плату. Когда Юрка стал роптать, Антс прикинулся, будто оторопел от недоумения, и сказал:– Ну и чудак! Все на свете радуются, что жизнь идет в гору, а ты знай жалуешься и ворчишь. Запомни, что я тебе скажу: если весь мир будет преуспевать, то и наш народ преуспеет, а заодно и Самое Пекло, – ибо помешать этому ты один не в силах. Или, по-твоему, мы такие уж убогие, что не можем идти в ногу со временем? Где же твоя национальная гордость и блаженство?– А разве гордые будут блаженны? – спросил Юрка, который уже успел убедиться, насколько вправе Антс говорить о преуспевании.– Не гордые обретут блаженство, – объяснил Антс, – а те смиренные и самоотверженные люди, которые борются за величие и славу своего народа.Юрка был не прочь что-либо ответить Антсу, но не нашелся и промолчал. После, когда он поведал Юле о новой арендной плате, та внимательно посмотрела на мужа и серьезно сказала:– Антс все повышает и повышает аренду за Пекло, будто его силы небесные подгоняют.– Он говорит, что иначе наш народ не будет великим и гордым, – объяснил Юрка.– И для этого за Пекло надо надбавить аренду? Без нее, мол, никак не обойтись?– Вроде бы так.– Видно, что тут какая-то барская выдумка. Знаем мы этот великий и гордый народ. В котел варить его не положишь и вместо одежды не поносишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30