– На будущей неделе я должен ехать в Европу, – сообщает Кристиан.
– Да? – Клэр не ожидала этого. – И долго тебя не будет?
– Недели две, может, и дольше.
– Какая-нибудь конференция?
– Лекции. Не все ли равно?
– Я бы хотела поехать с тобой.
Он улыбается:
– Не глупи. Иммиграционный контроль не пустит тебя обратно.
– А, конечно.
– Так что увидимся, когда вернусь.
– Кристиан?
– Да?
– Раньше, когда уезжал, ты изменял Стелле?
– Ни разу. – Он поправляет полумесяц. – Я говорил тебе. Я не завожу случайных связей.
Клэр торопливо продолжает:
– Полицейские думали, что вы с ней… что, возможно, ее убил ты, так ведь? Потому и устроили тебе пресс-конференцию, посмотреть, не выдашь ли ты себя.
Кристиан жестом просит официантку подать меню. Клэр замечает, как он меряет ее взглядом. Не беглым, а откровенно оценивающим. Когда официантка подходит, он больше не смотрит на нее.
– Полицейские? Ясное дело, они меня подозревали. По статистике муж всегда наиболее вероятный убийца. А они слишком глупы и лишены воображения, чтобы искать кого-то еще.
– Ты любил ее?
– Да, но вместе с тем рад ее смерти. Странно слышать такое, правда? – Он просовывает пальцы между ее пальцами. – Но будь Стелла жива, я бы не сидел здесь с тобой. А теперь хватит вопросов. Давай делать заказ.
– Была еще одна история, – говорит Клэр. – С женщиной по фамилии Бернз. Джейн Бернз.
Кристиан хмурится.
– Она утверждала, что ты был помолвлен с ней.
– А, ну да, Джейн. Но с тех пор много воды утекло, и помолвлены мы не были. – Он усмехается над этой мыслью. – Она была неуравновешенной. А откуда тебе о ней известно?
– Она знакомая одной знакомой, – бормочет Клэр.
Перед уходом из ресторана Клэр извиняется и идет в туалет. Когда она возвращается, Кристиан говорит:
– У тебя порвано платье.
Клэр опускает взгляд на разорванный подрубочный шов.
– Зацепилась за дверь. Пошли?
Фрэнк в машине слышит плеск воды, шаги и банальную болтовню двух женщин, перемывающих косточки своим мужчинам.
– Она выбросила микрофон в туалете, – устало произносит он.
– А видеокамеру? – спрашивает Позитано.
Техник вертит ручку настройки. На экране появляется женская туфля, в наушниках раздается шум бегущей воды.
– Вид из урны, – высказывает предположение техник.
Какая-то рука поднимает камеру, встряхивает и бросает в мешок с мусором.
– Должно быть, уборщица, – подсказывает он.
– Что будем делать? – интересуется Позитано.
– Ничего, – отвечает Фрэнк. – Мы знаем, куда они направились.
До дома, где живет Воглер, недалеко, но под проливным дождем они промокли до нитки. Кристиан уходит за сухой одеждой и шампанским, а Клэр расхаживает по квартире, с любопытством притрагиваясь к вещам. Квартира большая, мрачная, заполненная мавританскими древностями, книгами в кожаных переплетах, несколькими современными скульптурами – главным образом обнаженными женщинами – и полками с французской и испанской литературой. В квартире стоит его запах – застарелый аромат кедровой древесины и кожи, насыщенный пряностью.
Фотографий Стеллы нет. Клэр догадывается, что, готовясь к этой минуте, Кристиан, должно быть, убрал все следы ее пребывания.
На одном из столиков стоит фотография идущей по улице Клэр, а все лица вокруг нее смазаны. О существовании этой фотографии Клэр даже не подозревала.
Она останавливается перед небольшой мраморной скульптурой дюймов десять в высоту. Это обнаженная женщина, полированный мрамор гладок, как стекло. Статуя пробуждает что-то в памяти Клэр, вызывает какую-то смутную ассоциацию.
– Это тебе, – говорит Кристиан, возвращаясь. – Надень его.
И подает ей халат, длинную арабскую джеллабу.
– Он принадлежал… твоей жене? – спрашивает Клэр, раздеваясь.
Кристиан без любопытства смотрит, как она снимает белье и пытается завернуться в грубую ткань.
– Не так. – Он показывает, как уложить складки халата, чтобы он походил на тогу. Потом отвечает вопросом на вопрос: – Это имеет значение?
– Нет, – произносит она и улавливает очень легкий иной запах, задержавшийся между волокнами, более мягкий, женственный, чем его.
– Ну и хорошо, – кивает он. Сует руку под халат и обхватывает ее грудь. – Нагнись.
Клэр кладет руки на столик перед статуей. Чувствует, как Кристиан задирает халат ей до талии и старательно подворачивает его, чтобы не спадал. Облитый шампанским палец ползет вниз по щели между ее ягодицами, от основания позвоночника до начала половых губ. Она чувствует, как палец задерживается на анусе, и напрягается. Кристиан смеется. Она слышит, как позвякивает пряжка вынимаемого из брюк ремня.
– Доверься мне, – просит Кристиан.
Клэр ждет со страхом, но в возбуждении. Ремень ударяет ее с вялым щелчком по правой ягодице. По нервным окончаниям пробегает огонь, в мозгу мерцают каскады искр. Через мгновение возникает острая боль, заставляющая Клэр вскрикнуть. Ремень ударяет снова, по другой ягодице, и она опять вскрикивает, на сей раз громче.
Кристиан делает паузу, Клэр не шевелится, так и стоит, уткнувшись лицом в руки. Она понимает, что если он в гневе и ему необходимо причинять боль, то гнев обращен не на нее, а на бывшую владелицу халата, ту, что покинула его, умерев. Кристиан бьет снова, и Клэр подставляет другую ягодицу, тяжело дыша, словно в любовном пылу. Еще удар, и теперь она вскрикивает не только от боли, но и от наслаждения. Ей жарко, но она не может понять, какая влага у нее на горящей коже, пот или кровь. И находит, что ей безразлично. Она никогда не поверила бы в такое, но чувствует, что скоро кончит от ударов, кончит даже без прикосновения к клитору, лишь бы Кристиан продолжал, лишь бы огонь и боль не прекращались. Она говорит ему это, вернее, пытается сказать, и, хотя слова неразборчивы, он, кажется, понимает.
– Черт, – бормочет Фрэнк. – Это звучит страдальчески.
Уже за полночь, и в грузовике у дома, где живет Кристиан, слишком много людей. Воздух от запаха тел и объедков тяжелый.
Входной контур в ожерелье, лежащем в кармане Кристиана, настроен на полную мощность. Аппаратура в машине шипит, время от времени потрескивает, но звук ударов ремня по телу и вскрики Клэр хорошо слышны.
В машине все молчат. Фрэнк достает из кармана бумажную салфетку и промокает потный лоб.
Кристиан относит Клэр на большую двуспальную кровать и набирает в рот шампанского. Берет губами сосок и мягко посасывает. Пузырьки покалывают ее чувствительные нервные окончания.
Все еще держа вино во рту, Кристиан отрывается от груди и проливает его на живот и бедра Клэр, медленно ведя вниз поцелуй, к ее бедному, избитому лону.
Сначала его язык, щекотливый от шампанского. Потом, когда он втягивает в рот целиком все лоно, возникает покалывающее, жгучее ощущение от пузырьков, проникающих во все впадины и складки. Половые губы словно жалит тысяча крохотных пчел.
– Господи! – восклицает Клэр, стискивая голову Кристиана. – Господи!
Она надеется, что либо квартира хорошо звукоизолирована, либо соседей нет дома.
Глава тридцать третья
Клэр уходит на рассвете, город только начинает просыпаться. Утро прекрасное. Белки гоняются друг за другом по стволам деревьев, быстро шныряют под ногами ранних бегунов трусцой.
Она идет среди них, погруженная в раздумье, фигурка, движущаяся с иной скоростью, чем весь окружающий мир.
Фрэнк в машине снимает наушники и протирает глаза.
– Она ушла. Пойдем.
Вместе с Конни он подходит к двери и нажимает кнопку звонка. Из домофона раздается голос Воглера:
– Кто там?
– Дербан.
Замок на двери жужжит.
Они поднимаются. Кристиан в халате пьет черный кофе.
– Привет, Крис, – кивает Фрэнк. – Как дела?
– Отлично. – Вид у Воглера усталый. – Получили что-нибудь?
– В ресторане ты превосходно сыграл, – говорит Конни. – Сказав, что доволен смертью жены.
Приманка кивает и снова подносит чашку ко рту.
На столике за его спиной вместо фотографии Клэр стоит фотография Стеллы.

Часть четвертая
Сообщалось, что после того, как с Бодлером случился последний удар, он уже не узнавал собственного отражения в зеркале и вежливо кланялся ему, словно незнакомцу.
Бодлер. Издательство «Кларк и Сайкс»
Глава тридцать четвертая
– Для многих актеров самым важным в учении Станиславского является то, что он называл эмоциональной памятью. Это означает взгляд в свое прошлое, воспоминание о каком-нибудь ярком чувстве или событии и использование его для создания образа.
Пол делает паузу, ожидая вопросов, но никто не раскрывает рта. Студенты стоят возле него полукругом. Время от времени кто-то делает пластическое упражнение, чтобы лучше сосредоточиться.
– Теперь закройте глаза и думайте о случае, когда испытали очень сильное чувство. Только не абстрактно. Припоминайте точно, что делали, когда оно возникло и при каких обстоятельствах.
Он заставляет их проделать это упражнение с полдюжины раз, пока не убеждается, что они правильно поняли.
– Хорошо. Теперь сыграйте то действие, о котором думали. Леон, ты первый.
Леон, долговязый, тощий студент из Каролины, слегка краснеет, потом принимается носиться по залу в поисках чего-то. Через несколько минут Пол останавливает его.
– Леон, что ты делаешь?
– Я… э… однажды мне нужно было ехать в аэропорт, а я потерял ключ от машины. И запаниковал.
– Почему?
– Ну, у меня было всего минуты две на поиски, иначе я опоздал бы на самолет.
– Что произошло через две минуты? Сейчас ты искал ключи около пяти минут. Почему не перестал искать, когда стало слишком поздно? Почему не вызвал по телефону такси или не попросил соседа отвезти тебя?
Леон, теперь залившийся густой краской, бормочет:
– Я думал…
– Черт возьми, ты хоть слушал, что я говорил? – неожиданно выкрикивает Пол. – Не думай, идиот! Не думай. Действуй.
– Да пошел ты знаешь куда? – усмехается Леон.
Воцаряется опасное молчание.
– Что такое?
– Пошел ты! Вместе со своими заморочками. Это же просто опьянение властью, черт возьми. У тебя есть любимчики, и ты твердишь им, что они замечательные. Вроде нее. – Указывает на Клэр. – А остальных будто не существует.
– Я бы хвалил и тебя, если бы ты прилагал хоть немного усилий, – говорит Пол. – Но ты этого не делал. Для тебя это просто-напросто еще один предмет, так ведь? Чтобы нахватать оценок для диплома. Для хорошей, доходной работы.
– У меня работа в любом случае будет лучше твоей, – глумится студент. – Если ты такой замечательный, то почему не стал знаменитым? Не зря говорят: «Кто умеет – делает, кто не умеет – учит». – Он надевает куртку. – Иди ты в задницу, раздолбай! Больше меня не увидишь.
Когда он выходит, Пол замечает:
– Вот и хорошо. Балласт нам не нужен. Элоиза, может, покажешь нам, что ты приготовила?
Занятия продолжаются. Студенты потрясены, а Пол так спокоен, что Клэр задается вопросом, не нарочно ли он выбрал Леона, чтобы вынудить уйти. Ритуальная жертва, думает она, для сплочения группы.
Выйдя из здания, Клэр видит у бровки неприметную машину. Прислонившийся к багажнику Дербан поджидает ее.
– Привет, Фрэнк, – устало произносит она.
– Привет, Клэр. – Он распахивает заднюю дверцу. – Подвезти?
– У меня есть выбор?
– Выбор у тебя всегда есть.
Нетерпеливый вид Фрэнка, держащего дверцу открытой, как будто опровергает его слова.
– Знаю, знаю, – бормочет Клэр, усаживаясь на заднее сиденье. – Извини, что вчера вечером сняла микрофон.
Фрэнк усмехается:
– Это казенная собственность. Мы почти весь вечер искали его в мусорных баках ресторана.
– Я уже извинилась.
– А все-таки зачем ты это сделала? – спрашивает он и бросает на нее взгляд в зеркало заднего обзора, выезжая на проезжую часть.
Клэр пожимает плечами.
– Надоел постоянный надзор.
– Перестаешь доверять нам, Клэр?
Чуть помолчав, она сообщает:
– Вчера вечером Кристиан сказал мне кое-что странное.
– Этот человек говорит много странного.
– Оказывается, я не могу ехать с ним в Европу, так как иммиграционный контроль не пустит меня обратно.
Она чертит что-то пальцем на боковом стекле.
– Это верно, – кивает Фрэнк. – Не пустит.
– Но как он об этом узнал?
– О чем?
– Что у меня нет американского паспорта. Я не говорила ему.
– Должно быть, сказала. – Фрэнк делает жест, отняв от руля одну руку. – Может, проболталась, когда вы беседовали о Рауле. Тот ведь заявил, что у тебя появляется нью-йоркский акцент.
– Я не рассказывала ему, что у меня британский паспорт, – качает она головой.
– Очевидно, он обнаружил его, когда осматривал твою квартиру, или просто предположил.
– Наверное, – соглашается она. Потом, глядя на поток машин, восклицает: – Почему в Нью-Йорке совсем не видно мотоциклов?
Глава тридцать пятая
– Просто поразительно, – говорит Клэр, – как он вывел из себя Леона. Словно ткнул пальцем раз, другой, третий – бах. Совсем как мастер оригами – даже не верится, что это может быть так легко.
Кристиан, лежащий рядом с ней в постели, хмыкает. Он читает какую-то научную книгу. Клэр опускает ноги на пол.
– Пойду приму душ.
– Сейчас присоединюсь к тебе, – произносит он, переворачивая страницу.
Клэр улыбается.
Душевая представляет собой выложенную кафелем кабину рядом со спальней. Клэр открывает краны, регулирует температуру воды.
– Что ты читаешь? – кричит она Кристиану сквозь шум струй.
– Новую биографию Бодлера. Меня попросили подобрать цитату для суперобложки.
Клэр подается к зеркалу и снимает серьги.
– Бесплатная реклама.
– Что?
– Бесплатная реклама. Так называют это издатели. А, черт! – Она роняет сережку. Опускается на колени и шарит под раковиной. – Биография хорошо написана?
– Не особенно. Есть новые сведения о его взаимоотношениях с Эдгаром По. Но в общем…
Клэр не слышит его. Голос исчез, словно оказался втянутым в какой-то длинный туннель. Она вдруг полностью сосредоточилась на том, что заметила позади тумбы: черном проводе не толще вермишели, прилегающем к ее поверхности. Притрагивается к нему. Он, как и вермишель, липкий на ощупь. Подсовывает под него ноготь, осторожно оттягивает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32