– Да. Об этом мы никогда не узнаем, если не найдем какого-нибудь способа проникнуть в его внутренний мир.
– Это так, – произносит Клэр, будто думая вслух. – Мне в голову не приходило.
– Если проблемой является личная жизнь, – продолжает Фрэнк, – можем отключить видеокамеры, пользоваться только микрофонами. Понимаю, Клэр, это не идеально, но ничего другого предложить не могу.
– Что говорит Конни?
– Думает, что я прав.
– Этого требует роль, да?
– Ты знаешь, что в противном случае я бы не просил.
– Мне нужно время подумать.
– Только не думай слишком долго, – просит Фрэнк.
В памяти Клэр всплывают слова Пола: «Не думай, действуй!»
– Хорошо, – говорит она. – Согласна.
– О чем ты просил ее? – интересуется психиатр.
– Спать с Воглером, – спокойно отвечает Фрэнк. – И она ничего не имеет против. Правда, Клэр?
– Более или менее, – бормочет она. – Однако у меня создалось впечатление, что ты уже обсуждал это с Конни.
– Мы обсуждали общий подход.
– Ничего подобного! – выпаливает Конни.
– Клэр, будь добра, оставь нас на минутку.
Она поворачивается, собираясь уйти.
– Останься, – ледяным голосом произносит доктор Лейхтман.
Она остается.
– Я хочу, чтобы Клэр это слышала, – говорит Конни. – Фрэнк, давай вернемся на несколько недель назад. Я взяла на себя труд собрать определенный психологический материал, который поможет снять подозрения с Воглера или утвердиться в них. Змеи и ступеньки, помнишь? Ты ведешь речь о совершенно ином: о капкане с приманкой. Это неэтично и очень опасно.
– Не опаснее того, что она уже делала.
– Фрэнк, помнишь предыдущую любовницу, с которой Воглер играл в смертельные игры? Это будет не идиллическая голливудская сцена. Нельзя предвидеть, что может сделать убийца Стеллы в пикантной ситуации.
– Ну что ж, если Воглер попытается ее убить, то мы будем знать, что он виновен. – Фрэнк глядит на Клэр. – Не беспокойся. За дверью будут стоять вооруженные полицейские. В случае чего мы его застрелим.
– Застрелите? Господи! – У доктора Лейхтман раздраженный вид. – Это безумие.
– Конни, послушай. Люди, которых ты изучаешь, не персонажи в каком-нибудь учебнике. Они вокруг нас. Если хочешь поймать их, нужно замарать руки.
– Все равно что взорвать бомбу, – произносит Клэр.
Оба смотрят на нее. Она обращается к Конни:
– Помнишь, ты сравнивала их с невзорвавшимися бомбами? Так вот, когда находят подозрительный сверток, его не всегда разворачивают и обрезают проводки. Иногда под него закладывают еще взрывчатку и взрывают. По-моему, самые жесткие методы наиболее эффективны.
– Ты всерьез думаешь, что он не совершал того убийства? – изумленно спрашивает Конни. – И потому соглашаешься? Думаешь, он такой, каким старается казаться?
Клэр заливается краской.
– А ты думала хоть раз, что он может быть невиновным? Думала? Как поведет себя невиновный человек, столкнувшись с тем, кто требует всех этих извращенных фантазий? Не станет ли выдумывать их, если сумеет? Не начнет притворяться, будто его интересует все то, что ей нравится?
– С какой стати ему это делать? – спрашивает доктор Лейхтман.
– Если… если он думает, – бормочет Клэр, – что женщина в душе представляет собой нечто особенное. Что она того стоит. Вот почему он будет притворяться.
– Фрэнк! – предостерегающе восклицает Конни.
– Да?
– Нельзя идти на такое. Эта девчонка становится слишком вовлеченной.
– Может быть, – устало говорит Фрэнк, – но другой у нас нет.
Глава двадцать шестая
Клэр часами бродит по нью-йоркским улицам, не заходя в магазины. Фрэнк прав: она не стыдится своей игры. Уже давно она научилась видеть в собственном теле нечто отдельное, сырье, средство.
Она думает об актерах, пошедших гораздо дальше, превращавшихся в обрюзглых чудовищ во время съемок или живших в кресле-каталке, чтобы сыграть паралитика. По сравнению с этим то, о чем ее попросили, мелочь.
Если у нее и были оговорки относительно этого шага, то не из-за себя. Из-за него. Клэр боится, что если станет заниматься с Кристианом любовью, то он еще больше запутается в паутине доктора Лейхтман.
Конни права: она слишком вовлечена, причем таким образом, какого не предвидела. Оглядываясь назад, Клэр уже не может понять, когда именно встала на его сторону.
Однако если она теперь выйдет из игры, то навсегда лишится Кристиана, а ей этого не хочется.
Часов в десять утра Клэр проходит мимо книжного магазина. Она не была здесь всего несколько недель, но ее предыдущая жизнь как будто уходит в прошлое, словно эти воспоминания принадлежат кому-то другому.
Клэр входит и идет к отделу сценариев. Там есть кресла, и она со вздохом облегчения садится в одно из них. С полки она берет книжку Эдварда Олби «Случай в зоопарке» и вскоре погружается в пьесу, мысленно произнося реплики.
Проходит десять минут. Клэр смутно замечала присутствие других покупателей, но лишь теперь, настороженная чем-то, поднимает голову и видит кого-то знакомого.
Он идет вдоль полок и останавливается почти рядом с ней. Клэр понимает, что не ошиблась. Худощавое лицо с острыми, неприятными чертами. Студент с курсов актерского мастерства? Нет. Кто-то из Англии? И тут Клэр вспоминает. Это тот насильник детей, которого она видела загипнотизированным Конни.
Она разглядывает его лицо и полностью в этом убеждается. Он поворачивается, заметив ее взгляд. Улыбается, говорит «Привет» и снова поворачивается к полкам. Через секунду бросает взгляд на ее книгу.
– Замечательный выбор, – дружелюбно произносит он. – Я в восторге от этой пьесы.
Клэр удивляется, что он ее не узнает, потом вспоминает, что у него не было возможности ее видеть. Она наблюдала его по замкнутому видеоконтрольному устройству.
– Извините, – торопливо бормочет Клэр. – Мне показалось, мы уже встречались.
– Такое постоянно случается, – усмехается он.
И приглаживает волосы, как человек, считающий себя удачливым.
– Люди видят тебя в телевизоре и думают, что ты живешь рядом.
– Совершенно верно.
Клэр думает, что он имеет в виду суд над ним.
– Возможно, вы меня видели в рекламе компьютера «Эпплмак».
Клэр хмурится.
– Вы актер?
– Ну да, – улыбается он.
– И никогда не сидели в тюрьме?
– О! – шутливо восклицает он. – Моя бывшая жена считает, что мне место именно там, но… – Слова замирают у него на устах. Он снова смотрит на Клэр. – Черт! – произносит с досадой и пускается наутек.
Он выбегает из магазина, расталкивая покупателей. Клэр по мере сил следует за ним. Он петляет среди машин, несется со всех ног. Она пытается догнать его, но он быстрее ее.
На перекрестке полицейский регулирует движение. Клэр снова бросается на проезжую часть, уворачивается от грузовиков и дергает за рукав полицейского.
– Этот человек – беглый заключенный, – сообщает она, тяжело дыша и указывая рукой.
– Который? – спрашивает тот.
Но ответа нет. Когда полицейский поворачивается, Клэр осознает свою ошибку и скрывается в толпе.
– Эй! – зовет полицейский. – Эй, дама!
Пожав плечами, он снова принимается за регулировку движения и свистит в свисток.
Клэр проводит в книжном магазине час, просматривает «Спотлайт», справочник об актерах и в конце концов находит его фотографию.
Эрик Салливан. Второстепенные роли в нескольких телефильмах и рекламных роликах. Но, бесспорно, актер, как он и сказал.
Клэр берет такси до конторы в Куинсе. Пропуск у нее еще есть. В коридорах, как всегда, безлюдно.
Она врывается в кабинет Конни. Психиатр проводит совещание со своей секретаршей и полудюжиной мужчин в костюмах. Секретарша обращается к собравшимся, стоя у монитора, на котором демонстрируется видеозапись с Клэр, и вошедшая успевает это заметить.
– Клэр, вот не ожидала, – холодно говорит Конни и выключает монитор.
– Что произошло с заключенным?
– Каким?
Клэр со стуком кладет на стол вырванную из «Спотлайта» страницу.
– Тем, которого я видела здесь загипнотизированным. Совратителем малолетних, который, по твоим словам, не скоро выйдет на волю. Я встретила его в книжном магазине.
Конни не сразу находит что ответить, потом неторопливо произносит:
– Клэр, уж ты-то должна понимать важность хорошего представления. Мы решили, что мой авторитет должен быть установлен с самого начала.
– Какой авторитет? – Она оглядывает комнату. – Кто эти люди?
Ближайший к ней мужчина встает и протягивает руку:
– Клэр, я Пол Эштон, из ФБР. Несу полную ответственность за операцию «Магнит».
– Что за операция «Магнит»?
Никто не отвечает. Клэр переводит взгляд с одного лица на другое.
– Я думала, Конни заправляет всем этим.
– Клэр, мы сочли необходимым ограничить количество людей, имеющих с вами прямой контакт. Доктор Лейхтман была выбрана вам в тренеры…
– В тренеры? – Она трясет головой. – В дрессировщицы? Я не собака.
– Клэр, эти люди мои коллеги, – объясняет Конни. – Я созвала совещание, потому что нуждаюсь в их совете. Данная операция предполагает сотрудничество. Оперативные решения принимает нью-йоркское управление полиции, полицейским приходится действовать – как это сказать – под кратковременным нажимом местных властей, способным повлиять на их рассудительность. И вот мы обсуждали, можем ли продолжать операцию при… изменившихся обстоятельствах… так, как того хочет Фрэнк.
– А разве это от вас зависит? Это решать мне.
– Мы не можем гарантировать тебе безопасность, – мягко говорит психиатр.
– Вы и не гарантировали.
Женщина, известная ей как секретарша Конни, откашливается.
– Клэр, кое-кто из нас считает, что операция становится все более неуправляемой. Она вышла из-под контроля.
– Неуправляемой? – переспрашивает Клэр. В изумлении трясет головой. – Мы с Кристианом не реактивы. Не плесень в пробирке. Вы манипулируете нашими жизнями.
– Нас очень беспокоит сайт убийцы, помещенный в Интернете.
– Неужели?
– Клэр, послушай. Каждый серийный убийца мнит себя актером, разыгрывающим личную психологическую драму. Как и любое представление без зрителей, оно неполное. Вот почему многие серийные убийцы укладывают в определенную позу тела своих жертв: их возбуждает мысль о реакции тех, кто обнаружит трупы. Данный убийца нашел способ привлечь огромное количество зрителей. У него это вызовет сильнейшее возбуждение, возможно, создающее привычку. Он захочет это повторить.
– Значит, тем более есть смысл схватить его.
– И тем более есть смысл сделать это профессионально.
Ей вспоминается: я совершила непростительный грех, повела себя непрофессионально.
– Пошли вы все! – кричит Клэр. – Пошли вы все!
Выходя, она хлопает дверью. Возле конторки обращается к девице:
– Слушай, милочка, кто твой агент?
– Эйлин Форд, – машинально отвечает та, потом смущенно спохватывается.
Манекенщица, актриса, кто угодно. В Нью-Йорке их полно.
Клэр звонит ему на квартиру. Услышав знакомый мягкий, четкий голос, говорит:
– Ответ «да». Сегодня ночью.
* * *
Мужчина приезжает к женщине уже поздно. Преподносит ей цветы – лилии и тюльпаны в оплетении ивовых прутьев.
– О, спасибо, – улыбается она. – Красивые. Я принесу вазу.
– Раздевайся, – мягко произносит он.
– Их нужно поставить в воду.
Она поворачивается, но он останавливает ее прикосновением руки.
– Раздевайся. Хочу видеть тебя безо всего.
Она смиренно позволяет ему вынуть серьги из ее ушей, расстегнуть ожерелье – которое дал ей Фрэнк – и верхнюю пуговицу блузки.
Когда он заводит руки ей за спину, чтобы расстегнуть лифчик, она смущенно бормочет:
– Они слишком маленькие.
– Они превосходные.
Он приподнимает ладонями обнаженные груди, нагибается и поочередно берет в зубы каждый сосок.
Пуговица ее брюк трескается, словно чешуйка, между его пальцами. Трусики образуют легкую восьмерку вокруг лодыжек. Она вынимает из них ноги. Трусики запутываются, и ей приходится наступать на них, словно изображая подъем по лестнице. Теперь она остается безо всего.
– Так, – говорит он, глядя на нее.
– Гожусь? – смущенно шутит она.
– Не шути, – отвечает он. – Никогда не шути на эту тему.
В желудке у нее возникает такое ощущение, словно она поднимается в скоростном лифте небоскреба.
Он несколько секунд смотрит на нее, потом она подходит к нему и расстегивает рубашку. Грудь у него покрыта лоснящимися завитками волос, словно лоб бычка.
Когда она высвобождает пенис, мужчина издает вздох, и она секунду мягко обнимает его, чувствуя легкое подрагивание органа, пульсацию крови. Сама тоже дрожит, но от нервозности, холода или по совершенно иной причине…
Он начинает целовать ее, сначала нежно, и она чувствует, как в голове что-то тает, рушится какой-то барьер, и мозг заливает наслаждением. Затем ощущение таяния расходится по всему телу, и она ахает, когда он кладет ее на пол, позволяет уложить себя, куда ему хочется, позволяет ему войти в себя, поднимает колени, чтобы он мог пронзать ее резкими, неистовыми выпадами, как бык на арене пронзает рогами живот лошади. Вскрикивает, задыхающаяся, ошеломленная, когда он входит в нее как можно глубже.
В квартире этажом ниже Уикс потирает руки.
– Смотри-смотри, что она теперь делает! Фрэнк, сколько копий этой записи изготовишь? Я возьму десяток для ребят.
– Да брось ты, в самом деле, – усмехается Фрэнк.
– Как, не хочешь заиметь сувенир? – Уикс толкает локтем Позитано. – Очевидно, Фрэнк хочет сохранить пленку в единственном экземпляре, чтобы было чем скрашивать долгие ночи. Так, Фрэнк?
Дербан неожиданно выключает изображение.
– Будем пользоваться только микрофонами.
– А ее это волнует? Она профессионалка, Фрэнк, и профессия, о которой мы говорим, не игра на сцене. – Уикс включает изображение снова. – Как узнать, симулирует ли женщина оргазм?
– Не знаю, – говорит Позитано, – а как?
– Кого это волнует? – отвечает Уикс и смеется. – Недурно, а? Австралийская шутка. Кого это волнует?…
Но Фрэнка Дербана, наблюдающего за телами на экране, волнует. И очень.
Потом они лежат на полу, слишком изнеможенные, чтобы перебраться на кровать, словно пьяные, среди разбросанной одежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32