https://wodolei.ru/catalog/mebel/zerkalo-shkaf/
Каждый номер вызывал гром аплодисментов. Когда же на эстраде появилась Полина Виардо и исполнила несколько вокальных пьес Даргомыжского, вся публика в едином порыве поднялась с мест и восторженно приветствовала композитора и знаменитую артистку.
Программу заключили свадебный хор девушек и песня Наташи «По камушкам, по желту песочку» из «Русалки». Успех этого нового произведения был, пожалуй, еще более блистательным. Эрминия, сидевшая со своей арфой в оркестре, едва могла сдержать слезы от волнения и гордости за брата.
А Александра Сергеевича уже окружили на эстраде многочисленные его ученики и ученицы. К Даргомыжскому подошла одна из певиц-любительниц, только что исполнявшая песню Наташи. В руках у нее на темно-голубой бархатной подушечке лежала позолоченная дирижерская палочка, украшенная изумрудами и выгравированными именами главных участников концерта.
- Примите от нас, дорогой маэстро, - сказала певица,- этот скромный дар в знак глубочайшего преклонения перед вашим талантам и искренней любви к вам!
И снова зал взорвался от бурных оваций.
На следующее утро весть о необыкновенном триумфе Даргомыжского облетела всю столицу. Его имя было на устах у каждого, кто мало-мальски интересовался музыкой. Даже скупые до сих пор на похвалы газетные критики единодушно признали восторг публики вполне оправданным.
- Нуте-с, любезный Александр Сергеевич, - спросил при встрече сияющий от удовольствия Владимир Федорович Одоевский, - что скажете теперь? Ужели лестное внимание, оказанное публикой, не обяжет вас подарить нам то, чего с таким нетерпением мы все ожидаем?
Но похоже, что тайные надежды Владимира Федоровича оправдались. По крайней мере, все чаще вспоминает теперь Александр Даргомыжский о своей «Русалке». Остановившаяся было на полпути опера стала быстро продвигаться вперед.
- Что сейчас пишешь? - любопытствует Эрминия, то и дело заглядывая к брату в комнату. - Не терпится поскорее послушать!
- Погоди, Ханя, недолго осталось ждать. Видишь, сколько исписал бумаги?
Александр Сергеевич показывает сестре внушительную стопку нотных листов. Сейчас он работает вот над чем: после гибели Наташи в первом акте оперы он все внимание перенес на других действующих лиц. Вот грустит одиноко в тереме молодая Княгиня. В меланхолической арии изливает она свою печаль. Чует сердце: совсем, видно, разлюбил ее Князь. По целым дням она его не видит. Может быть, встала на ее пути злая разлучница? И теперь ей, Княгине, на себе суждено испытать всю горечь унижения, оскорбленной женской гордости? И хоть пытается юная подружка Ольга шуточной песенкой развеселить Княгиню, ничто не может рассеять ее тревожных дум.
Терзается тоской и сам Князь. Какая-то неведомая сила влечет его в знакомые места, на берег Днепра. Здесь, у полуразрушенной мельницы, Князь вспоминает о том, как некогда он был счастлив со своей Наташей. В его репликах и в арии слышится запоздалое раскаяние и с новой силой прорывается страстное чувство к погубленной им девушке.
Вот они, первые вестники неотвратимого возмездия!
Но суждены Князю куда более горькие испытания. Внезапно перед ним из-за кустов появляется Мельник. От горя он потерял рассудок. Ему кажется, что он вовсе не Мельник, а Ворон. Путаные, отрывистые его слова сопровождаются пронзительно резкими аккордами, словно бы и впрямь то зловеще каркает ворон.
Князь поражен. Что сталось с Мельником? Куда девались прежняя уверенность и самодовольство?
И все же в судорожных, угловатых ритмах его реплик что-то смутно напоминает знакомый плясовой мотив первой арии Мельника. Это искаженное, как в кривом зеркале, сходство еще нагляднее подчеркивает страшные перемены в облике несчастного.
Лишь на короткий миг просветляется разум Мельника. Он припоминает вслух все, что случилось с ним и с любимой дочкой. Пусть знает Князь: это из-за него старик, оставшийся без крова, обречен бродить по лесу, как дикий зверь...
Тихо «плачутся» в оркестре фаготы. И жалобным эхом откликается на их мелодию Мельник. Неизбывная, надрывающая душу скорбь слышится в этом чисто русском, народном по характеру, песенном ариозо. И вмиг забывается все, что прежде отталкивало в Мельнике или делало его смешным. Теперь это сраженный горем отец, каждое слово которого потрясает силой и глубиной трагизма. Даже Князь не может не проникнуться сочувствием к погубленному им старику и испытывает жестокие укоры совести.
А самого Князя только шаг отделяет от собственной гибели. Наташа, ставшая Русалкой, помнит свое заклятие. Двенадцать долгих лет лелеяла она мечту о мести. Теперь пришел ее час. Страстными призывами увлечет Русалка Князя на дно Днепра. Правосудие свершится, и успокоится ее мятущаяся душа...
Какова же будет музыка русалочьих призывов, перед властной, магнетической силой которых не сможет устоять Князь?
Услужливая память подсказывает композитору коротенький мотив, всего из трех нот. Да, это она, с детства знакомая мелодия народной колыбельной песни про козу рогатую, что певала некогда старая нянька маленькому Саше Даргомыжскому и что так крепко ему полюбилась. Пусть сейчас преобразится в устах Русалки этот напев - не узнать его нельзя. И не случайно вводит Даргомыжский любимую народную песню в свою «Русалку». Есть мудрый смысл в том, что к голосу возмездия, которое творит над обидчиком крестьянская девушка, присоединяется сложенная народом песня.
Александру Сергеевичу оставалось дописать всего несколько последних страниц партитуры «Русалки». Какой прием ждет в театре его новую оперу? Неужели композитор снова натолкнется на все то же равнодушие?
Но к концу работы Даргомыжского над оперой в русской жизни произошли существенные события. В феврале 1855 года умер Николай I. Кончилось его тридцатилетнее царствование - годы самой мрачной реакции. Уже сказывались - то тут, то там - перемены в русском обществе. Новыми веяниями жила страна. К ним не остались глухи даже косные заправилы императорских театров.
Когда осенью 1855 года Даргомыжский представил в дирекцию свою «Русалку», препятствий для постановки не было.
- Кажется, тебя можно поздравить? - Эрминия, войдя в комнату, крепко обняла брата.
- И тебя тоже, Ханя, - улыбнулся Александр Сергеевич. - Никто так нетерпеливо, как ты, не ждал окончания моей оперы.
А в жизни самой Хани тоже произошли перемены: сменив девичью фамилию, Эрминия Даргомыжская стала зваться по мужу госпожой Кашкаровой. Увы, непоправимой бедой обернулся для нее этот брак. В женихах кроткой овечкой представлялся молодой помещик Павел Алексеевич Кашкаров. После женитьбы - оказался лютым деспотом.
Прощай, мечты о музыке, о поприще артистки! Пустое все это занятие, полагает господин Кашкаров, для хозяйки его дома.
Да если бы только в этом расходились между собой супруги! Безжалостно жесток помещик Кашкаров с подвластными ему крепостными. На что привычны были русские власти к помещичьим расправам над крепостными слугами, а пришлось все же наложить на Кашкарова церковное наказание. Но отбыв «наказание», снова принялся за свои бесчинства неистовый крепостник.
Болеет душой за любимую сестру Александр Сергеевич. И горьким негодованием закипает сердце. Вот она, русская действительность, со всеми уродствами крепостного строя! Теперь эта действительность вторглась в собственную семью Даргомыжских. Бедняжка Эрминия! Она еще находит силы, чтобы успокаивать брата: нельзя, мол, ему из-за нее так волноваться. Мало ли волнений ждет его впереди в связи с постановкой оперы?
А «Русалку» действительно собираются в самом недалеком будущем ставить на петербургской сцене.
- Ну, как идут репетиции, любезный Александр Сергеевич?- спрашивает Глинка, вернувшийся на родину из очередной поездки за границу. - Доволен ли актерами?
- Актеров хулить не буду. Они стараются на совесть,- отвечает Даргомыжский. - А вот дирекция театров верна себе: теснит меня, где только может. На новые декорации и костюмы не желает тратиться - и так, мол, сойдет. Но самое грустное: вырезали из партитуры важнейшую сцену объяснения Наташи с Князем - и получилась в дальнейшем действии полная бессмыслица!
Глинка с сочувствием слушает. Ему ли не понять огорчений друга, если все это он уже испытал сам.
- А когда покажешь мне свою «Русалку»? Разумеется, без урезок важнейших сцен.
- Самому, Михаил Иванович, не терпится представить оперу на твой суд. Вот только хорошенько отрепетирую партию Наташи с одною из моих учениц.
- С которою? - лукаво осведомился Глинка. - Уж не с Любовью ли Ивановной Беленицыной?
- Ты ее знаешь? - удивился Даргомыжский.
- Любовь Ивановна свела со мною знакомство через общих друзей и даже взяла у меня несколько уроков. Кончилась твоя монополия, Александр Сергеевич, - поддразнил Глинка. - Отныне мы с тобою вместе будем воспитывать этот прекрасный талант. Мне кажется, Любовь Ивановна способна своим пением даже из камня исторгнуть слезы.
Вскоре, выбрав свободный вечер, Глинка целиком его посвятил слушанию «Русалки» в пополнении автора и Любови Ивановны Беленицыной.
Внимательно слушал Михаил Иванович, заставляя по нескольку раз повторять особо понравившиеся ему отрывки. Потом долго молчал, перебирая в памяти услышанное. Кто другой, а он, Глинка, хорошо знает, на что способен его младший друг. Но и Глинка не ожидал, чтобы так высоко поднялся в «Русалке» Даргомыжский. Как зорко сумел он заглянуть в сокровенные глубины человеческой души. Как верно передал в правдивой декламации все оттенки чувств своих героев - и ласку, и нежность, и пылкую страсть, и взрывы отчаяния, и смятение разума. И все это, вопреки установившимся оперным канонам, выражено не только в ариях, но более всего в речитативах, небывалых по красоте и силе вдохновения, по гармоничному слиянию музыки со словом.
- У тебя много правды, - сказал, прервав наконец молчание, Михаил Иванович. - Ею сильна твоя «Русалка». От души желаю, чтобы правда эта дошла до публики. Уж очень падка публика наша на всякие эффекты. А «Русалкой» на такую публику эффекта не произведешь. Впрочем, поживем - увидим!
До премьеры оставались считанные дни. Повсюду были расклеены афиши, возвещавшие, что в театре-цирке в пятницу 4 мая 1856 года русскими придворными актерами в первый раз будет представлена опера А. С. Даргомыжского «Русалка». В вечер, указанный на афишах, ровно в семь часов, в переполненном зале театра-цирка погасли огни. За дирижерским пультом встал капельмейстер, и после взмаха его палочки раздались звуки увертюры.
Александр Даргомыжский написал увертюру после того, как была закончена вся опера. И для сжатого музыкального рассказа о предстоящих событиях и героях, которые будут сейчас действовать на сцене, сочинитель отобрал несколько характерных тем. Торжественно-праздничные аккорды оркестра, с которых начинается увертюра, вводят в атмосферу свадебного княжеского пира. Едва успевают они затихнуть, как у струнных возникает овеянная тихой грустью тема Княгини. А далее перемежаются то фантастические образы русалочьего подводного царства, то взволнованные фразы из объяснения Наташи с Князем перед их разлукой, то ее обращение к Князю, полное ласки и любви...
Но еще в начале увертюры общее внимание привлек один эпизод. На фоне таинственных переливов скрипок, как чей-то властный зов, вдруг раздалась мелодия, короткая, всего из трех нот, но сразу приковавшая слух. Никто пока не знает, что это - тема призыва Русалки, влекущей Князя на дно реки. Словно не в силах противиться роковому зову, послушно повторяют напев вслед за кларнетами гобои, флейты, а затем грозно и мстительно звучит он у тромбонов до тех пор, пока не перенимают его литавры. В их глухих ударах постепенно замирает таинственный зов.
Так, задолго до финала оперы, уже в увертюре возник образ возмездия, вдохновленный народной русской песней...
Спектакль шел. А автора, с волнением следившего из своей ложи за развитием действия, обуревали разнородные чувства. Наконец-то на сцене видит он свою оперу, в которую вложено столько жара души и долгих лет трудов. И как же оскорбительно-небрежно отнеслись в императорском театре к его «Русалке»!
Александр Сергеевич еще раз мысленно содрогнулся, вспомнив о варварской купюре в первом действии оперы.
А чего стоит капельмейстер? Валяет оперу, что называется, с плеча, меняет темпы, как ему заблагорассудится, и пренебрежительно отмахивается от замечаний Даргомыжского. Ветхие и грязные декорации, жалкие костюмы повергают в уныние. У Александра Сергеевича захолонуло сердце, когда на свадебный пир Сват явился в какой-то немыслимой мантии, оторванный кусок которой волочился по полу.
Но окончательно сразила картина подводного царства. Где вы, сказочные русалки, полные обольстительной грации? Вместо хоровода этих фантастических созданий на дно речное с колосников спустились страшного вида деревянные чучела: головы человечьи, на щеках бакенбарды, а туловища подстать огромным окуням, да еще с кольцеобразными хвостами!
Александр Сергеевич даже зажмурился. А когда снова посмотрел на сцену - глазам не поверил: одно из чучел, как две капли воды, похоже на всесильного директора императорских театров.
- Что ж, - усмехнулся про себя Даргомыжский, - пусть хоть это послужит мне горьким утешением за все чинимые надо мною в его театре безобразия.
А почему бы и не чинить их над русским музыкантом, который не ищет расположения у знатной публики? Вот и императорская фамилия не удостоила премьеру его оперы своим высоким посещением. Так что там церемониться с автором «Русалки»? Да и сама по себе «Русалка» - так, ни то, ни се: опера, в которой, ежели разобраться, нет ни одной порядочной мелодии. То ли дело у итальянцев!
Обрывки этих мнений доносились в антрактах из публики и до Александра Даргомыжского. Они не были для него неожиданностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Программу заключили свадебный хор девушек и песня Наташи «По камушкам, по желту песочку» из «Русалки». Успех этого нового произведения был, пожалуй, еще более блистательным. Эрминия, сидевшая со своей арфой в оркестре, едва могла сдержать слезы от волнения и гордости за брата.
А Александра Сергеевича уже окружили на эстраде многочисленные его ученики и ученицы. К Даргомыжскому подошла одна из певиц-любительниц, только что исполнявшая песню Наташи. В руках у нее на темно-голубой бархатной подушечке лежала позолоченная дирижерская палочка, украшенная изумрудами и выгравированными именами главных участников концерта.
- Примите от нас, дорогой маэстро, - сказала певица,- этот скромный дар в знак глубочайшего преклонения перед вашим талантам и искренней любви к вам!
И снова зал взорвался от бурных оваций.
На следующее утро весть о необыкновенном триумфе Даргомыжского облетела всю столицу. Его имя было на устах у каждого, кто мало-мальски интересовался музыкой. Даже скупые до сих пор на похвалы газетные критики единодушно признали восторг публики вполне оправданным.
- Нуте-с, любезный Александр Сергеевич, - спросил при встрече сияющий от удовольствия Владимир Федорович Одоевский, - что скажете теперь? Ужели лестное внимание, оказанное публикой, не обяжет вас подарить нам то, чего с таким нетерпением мы все ожидаем?
Но похоже, что тайные надежды Владимира Федоровича оправдались. По крайней мере, все чаще вспоминает теперь Александр Даргомыжский о своей «Русалке». Остановившаяся было на полпути опера стала быстро продвигаться вперед.
- Что сейчас пишешь? - любопытствует Эрминия, то и дело заглядывая к брату в комнату. - Не терпится поскорее послушать!
- Погоди, Ханя, недолго осталось ждать. Видишь, сколько исписал бумаги?
Александр Сергеевич показывает сестре внушительную стопку нотных листов. Сейчас он работает вот над чем: после гибели Наташи в первом акте оперы он все внимание перенес на других действующих лиц. Вот грустит одиноко в тереме молодая Княгиня. В меланхолической арии изливает она свою печаль. Чует сердце: совсем, видно, разлюбил ее Князь. По целым дням она его не видит. Может быть, встала на ее пути злая разлучница? И теперь ей, Княгине, на себе суждено испытать всю горечь унижения, оскорбленной женской гордости? И хоть пытается юная подружка Ольга шуточной песенкой развеселить Княгиню, ничто не может рассеять ее тревожных дум.
Терзается тоской и сам Князь. Какая-то неведомая сила влечет его в знакомые места, на берег Днепра. Здесь, у полуразрушенной мельницы, Князь вспоминает о том, как некогда он был счастлив со своей Наташей. В его репликах и в арии слышится запоздалое раскаяние и с новой силой прорывается страстное чувство к погубленной им девушке.
Вот они, первые вестники неотвратимого возмездия!
Но суждены Князю куда более горькие испытания. Внезапно перед ним из-за кустов появляется Мельник. От горя он потерял рассудок. Ему кажется, что он вовсе не Мельник, а Ворон. Путаные, отрывистые его слова сопровождаются пронзительно резкими аккордами, словно бы и впрямь то зловеще каркает ворон.
Князь поражен. Что сталось с Мельником? Куда девались прежняя уверенность и самодовольство?
И все же в судорожных, угловатых ритмах его реплик что-то смутно напоминает знакомый плясовой мотив первой арии Мельника. Это искаженное, как в кривом зеркале, сходство еще нагляднее подчеркивает страшные перемены в облике несчастного.
Лишь на короткий миг просветляется разум Мельника. Он припоминает вслух все, что случилось с ним и с любимой дочкой. Пусть знает Князь: это из-за него старик, оставшийся без крова, обречен бродить по лесу, как дикий зверь...
Тихо «плачутся» в оркестре фаготы. И жалобным эхом откликается на их мелодию Мельник. Неизбывная, надрывающая душу скорбь слышится в этом чисто русском, народном по характеру, песенном ариозо. И вмиг забывается все, что прежде отталкивало в Мельнике или делало его смешным. Теперь это сраженный горем отец, каждое слово которого потрясает силой и глубиной трагизма. Даже Князь не может не проникнуться сочувствием к погубленному им старику и испытывает жестокие укоры совести.
А самого Князя только шаг отделяет от собственной гибели. Наташа, ставшая Русалкой, помнит свое заклятие. Двенадцать долгих лет лелеяла она мечту о мести. Теперь пришел ее час. Страстными призывами увлечет Русалка Князя на дно Днепра. Правосудие свершится, и успокоится ее мятущаяся душа...
Какова же будет музыка русалочьих призывов, перед властной, магнетической силой которых не сможет устоять Князь?
Услужливая память подсказывает композитору коротенький мотив, всего из трех нот. Да, это она, с детства знакомая мелодия народной колыбельной песни про козу рогатую, что певала некогда старая нянька маленькому Саше Даргомыжскому и что так крепко ему полюбилась. Пусть сейчас преобразится в устах Русалки этот напев - не узнать его нельзя. И не случайно вводит Даргомыжский любимую народную песню в свою «Русалку». Есть мудрый смысл в том, что к голосу возмездия, которое творит над обидчиком крестьянская девушка, присоединяется сложенная народом песня.
Александру Сергеевичу оставалось дописать всего несколько последних страниц партитуры «Русалки». Какой прием ждет в театре его новую оперу? Неужели композитор снова натолкнется на все то же равнодушие?
Но к концу работы Даргомыжского над оперой в русской жизни произошли существенные события. В феврале 1855 года умер Николай I. Кончилось его тридцатилетнее царствование - годы самой мрачной реакции. Уже сказывались - то тут, то там - перемены в русском обществе. Новыми веяниями жила страна. К ним не остались глухи даже косные заправилы императорских театров.
Когда осенью 1855 года Даргомыжский представил в дирекцию свою «Русалку», препятствий для постановки не было.
- Кажется, тебя можно поздравить? - Эрминия, войдя в комнату, крепко обняла брата.
- И тебя тоже, Ханя, - улыбнулся Александр Сергеевич. - Никто так нетерпеливо, как ты, не ждал окончания моей оперы.
А в жизни самой Хани тоже произошли перемены: сменив девичью фамилию, Эрминия Даргомыжская стала зваться по мужу госпожой Кашкаровой. Увы, непоправимой бедой обернулся для нее этот брак. В женихах кроткой овечкой представлялся молодой помещик Павел Алексеевич Кашкаров. После женитьбы - оказался лютым деспотом.
Прощай, мечты о музыке, о поприще артистки! Пустое все это занятие, полагает господин Кашкаров, для хозяйки его дома.
Да если бы только в этом расходились между собой супруги! Безжалостно жесток помещик Кашкаров с подвластными ему крепостными. На что привычны были русские власти к помещичьим расправам над крепостными слугами, а пришлось все же наложить на Кашкарова церковное наказание. Но отбыв «наказание», снова принялся за свои бесчинства неистовый крепостник.
Болеет душой за любимую сестру Александр Сергеевич. И горьким негодованием закипает сердце. Вот она, русская действительность, со всеми уродствами крепостного строя! Теперь эта действительность вторглась в собственную семью Даргомыжских. Бедняжка Эрминия! Она еще находит силы, чтобы успокаивать брата: нельзя, мол, ему из-за нее так волноваться. Мало ли волнений ждет его впереди в связи с постановкой оперы?
А «Русалку» действительно собираются в самом недалеком будущем ставить на петербургской сцене.
- Ну, как идут репетиции, любезный Александр Сергеевич?- спрашивает Глинка, вернувшийся на родину из очередной поездки за границу. - Доволен ли актерами?
- Актеров хулить не буду. Они стараются на совесть,- отвечает Даргомыжский. - А вот дирекция театров верна себе: теснит меня, где только может. На новые декорации и костюмы не желает тратиться - и так, мол, сойдет. Но самое грустное: вырезали из партитуры важнейшую сцену объяснения Наташи с Князем - и получилась в дальнейшем действии полная бессмыслица!
Глинка с сочувствием слушает. Ему ли не понять огорчений друга, если все это он уже испытал сам.
- А когда покажешь мне свою «Русалку»? Разумеется, без урезок важнейших сцен.
- Самому, Михаил Иванович, не терпится представить оперу на твой суд. Вот только хорошенько отрепетирую партию Наташи с одною из моих учениц.
- С которою? - лукаво осведомился Глинка. - Уж не с Любовью ли Ивановной Беленицыной?
- Ты ее знаешь? - удивился Даргомыжский.
- Любовь Ивановна свела со мною знакомство через общих друзей и даже взяла у меня несколько уроков. Кончилась твоя монополия, Александр Сергеевич, - поддразнил Глинка. - Отныне мы с тобою вместе будем воспитывать этот прекрасный талант. Мне кажется, Любовь Ивановна способна своим пением даже из камня исторгнуть слезы.
Вскоре, выбрав свободный вечер, Глинка целиком его посвятил слушанию «Русалки» в пополнении автора и Любови Ивановны Беленицыной.
Внимательно слушал Михаил Иванович, заставляя по нескольку раз повторять особо понравившиеся ему отрывки. Потом долго молчал, перебирая в памяти услышанное. Кто другой, а он, Глинка, хорошо знает, на что способен его младший друг. Но и Глинка не ожидал, чтобы так высоко поднялся в «Русалке» Даргомыжский. Как зорко сумел он заглянуть в сокровенные глубины человеческой души. Как верно передал в правдивой декламации все оттенки чувств своих героев - и ласку, и нежность, и пылкую страсть, и взрывы отчаяния, и смятение разума. И все это, вопреки установившимся оперным канонам, выражено не только в ариях, но более всего в речитативах, небывалых по красоте и силе вдохновения, по гармоничному слиянию музыки со словом.
- У тебя много правды, - сказал, прервав наконец молчание, Михаил Иванович. - Ею сильна твоя «Русалка». От души желаю, чтобы правда эта дошла до публики. Уж очень падка публика наша на всякие эффекты. А «Русалкой» на такую публику эффекта не произведешь. Впрочем, поживем - увидим!
До премьеры оставались считанные дни. Повсюду были расклеены афиши, возвещавшие, что в театре-цирке в пятницу 4 мая 1856 года русскими придворными актерами в первый раз будет представлена опера А. С. Даргомыжского «Русалка». В вечер, указанный на афишах, ровно в семь часов, в переполненном зале театра-цирка погасли огни. За дирижерским пультом встал капельмейстер, и после взмаха его палочки раздались звуки увертюры.
Александр Даргомыжский написал увертюру после того, как была закончена вся опера. И для сжатого музыкального рассказа о предстоящих событиях и героях, которые будут сейчас действовать на сцене, сочинитель отобрал несколько характерных тем. Торжественно-праздничные аккорды оркестра, с которых начинается увертюра, вводят в атмосферу свадебного княжеского пира. Едва успевают они затихнуть, как у струнных возникает овеянная тихой грустью тема Княгини. А далее перемежаются то фантастические образы русалочьего подводного царства, то взволнованные фразы из объяснения Наташи с Князем перед их разлукой, то ее обращение к Князю, полное ласки и любви...
Но еще в начале увертюры общее внимание привлек один эпизод. На фоне таинственных переливов скрипок, как чей-то властный зов, вдруг раздалась мелодия, короткая, всего из трех нот, но сразу приковавшая слух. Никто пока не знает, что это - тема призыва Русалки, влекущей Князя на дно реки. Словно не в силах противиться роковому зову, послушно повторяют напев вслед за кларнетами гобои, флейты, а затем грозно и мстительно звучит он у тромбонов до тех пор, пока не перенимают его литавры. В их глухих ударах постепенно замирает таинственный зов.
Так, задолго до финала оперы, уже в увертюре возник образ возмездия, вдохновленный народной русской песней...
Спектакль шел. А автора, с волнением следившего из своей ложи за развитием действия, обуревали разнородные чувства. Наконец-то на сцене видит он свою оперу, в которую вложено столько жара души и долгих лет трудов. И как же оскорбительно-небрежно отнеслись в императорском театре к его «Русалке»!
Александр Сергеевич еще раз мысленно содрогнулся, вспомнив о варварской купюре в первом действии оперы.
А чего стоит капельмейстер? Валяет оперу, что называется, с плеча, меняет темпы, как ему заблагорассудится, и пренебрежительно отмахивается от замечаний Даргомыжского. Ветхие и грязные декорации, жалкие костюмы повергают в уныние. У Александра Сергеевича захолонуло сердце, когда на свадебный пир Сват явился в какой-то немыслимой мантии, оторванный кусок которой волочился по полу.
Но окончательно сразила картина подводного царства. Где вы, сказочные русалки, полные обольстительной грации? Вместо хоровода этих фантастических созданий на дно речное с колосников спустились страшного вида деревянные чучела: головы человечьи, на щеках бакенбарды, а туловища подстать огромным окуням, да еще с кольцеобразными хвостами!
Александр Сергеевич даже зажмурился. А когда снова посмотрел на сцену - глазам не поверил: одно из чучел, как две капли воды, похоже на всесильного директора императорских театров.
- Что ж, - усмехнулся про себя Даргомыжский, - пусть хоть это послужит мне горьким утешением за все чинимые надо мною в его театре безобразия.
А почему бы и не чинить их над русским музыкантом, который не ищет расположения у знатной публики? Вот и императорская фамилия не удостоила премьеру его оперы своим высоким посещением. Так что там церемониться с автором «Русалки»? Да и сама по себе «Русалка» - так, ни то, ни се: опера, в которой, ежели разобраться, нет ни одной порядочной мелодии. То ли дело у итальянцев!
Обрывки этих мнений доносились в антрактах из публики и до Александра Даргомыжского. Они не были для него неожиданностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18