Еврипид. «Геракл»
Глава первая
Тот, кто любит бога, не может более любить человека, он потерял понимание человеческого; но и наоборот: если кто любит человека, поистине от всего сердца любит, тот не может более любить бога.
Л.Фейербах
Нельзя хорошо служить богам и людям.
Французская пословица
Если бы боги существовали, как бы вынес я, что я не бог?
Ф.Ницше
Вода питает растения и животных, солнце дарит жизнь, но и испаряет воду, чтобы та, собравшись в тучи, вновь пролилась на землю. Землепашец подчиняется рыцарю, отдавая ему часть урожая для защиты от разбойников и других лихих людей, рыцарь ищет себе более сильного покровителя, чтобы в случае нашествия иноземных захватчиков, собравшись вместе, отразить угрозу родной земле. Король же, владыка на земле, ищет покровительства у богов, чтобы солнце вовремя испарило животворную воду, чтобы тучи вовремя пролились на землю, чтобы в стране не было неурожая, чтобы скот не валил мор, чтобы не уносили невинные жизни страшные эпидемии.
А к кому за покровительством обращаться богам, кто разрешит их проблемы? Тем более что каждый главный бог любого пантеона прекрасно помнил, что так или иначе создал этот мир, а вот почему и откуда во время Великой Потери Памяти появились другие, претендующие на эти лавры, и почему ему во владения достался не весь огромный мир, а лишь какая-то часть — вопрос вопросов. Но уж когда и на эту-то часть претендует кто-то, стремясь урвать от последнего, то и богу приходится прервать свое божественное возлежание на облаках и распитие разных амброзии и приниматься за дело, если не хочет бегать у более сильных на посылках.
Время Великой Потери Памяти — для богов время страшное, смутное, вспоминать о нем не хочется. Страшнее него, как говорят (хотя кто говорит-то? да все говорят), может быть только Армагеддон, и отсидеться в своих священных горах на краю земли или в озерах на другой половине мира, куда уходит отдыхать солнце, когда здесь ночь, никому не удастся. Армагеддон затронет всех, но и его можно пережить, и даже не без некоей выгоды — надо лишь правильно выбрать сторону, на которую встать, когда позовет на решающий бой громовая труба.
Но даже Армагеддон не высушит все облака, живая вода все равно прольется на землю, и крестьяне, вновь, как и их деды и прадеды, выйдут на поля собирать урожай. И рыцари, заполняя свободное время охотой и турнирами, по-прежнему будут обращаться к нему с просьбами и молитвами к своему богу, его будут все так же восхвалять в многочисленных храмах и все так же обращаться с просьбами об удаче, о здоровье, обо всем, что можно пожелать. Правда, бог уже может оказаться другой, но это не принципиально.
Откуда знать простому смертному, что богу не до них, что решается вопрос жизни и смерти, что грядет Армагеддон. Впрочем, этот вопрос жизни и смерти простых смертных и не касается вовсе, многие из них, возможно, даже не узнают, кто выйдет победителем с поля страшный битвы, а может, так и доживут до седых волос, не узнав и о самой битве.
Армагеддон… Быть или не быть… Кого минует чаша сия…
Не лучше ли оставить все, как есть, в старых границах, довольствуясь, возможно, не самым жирным куском, но сладким и гарантированным? Конечно, лучше. Привыкли как-то к размеренной жизни, воевать никому не хочется — как там еще все повернется? Но если возникают новые факторы и войны не избежать, то не лучше ли поторопить ее, чем дожидаться, пока враг наберет силу, станет непобедимым и сожрет с потрохами, не поперхнувшись? А вдруг не сожрет? А вдруг даже не захочет посягать? — эти вопросы могут задавать только те, кто будут сожраны неминуемо.
Люди и боги. Люди, возделывающие землю, разводящие скот, и люди, оберегающие их, живущие войной с подобными им, равным образом ищут покровительства у богов, которые снисходят или не снисходят до их молитв. Какому богу поклоняться, каждый решает сам, хотя такой выбор перед простым человеком встает редко.
Но есть люди, равные богам. Своим трудом, умением, настойчивостью и тягой к знаниям достигшие могущества, превышающее то, которым обладают некоторые из богов. Бросить вызов богу — лестно для самолюбия, но бессмысленно, ты ничего не докажешь никому, даже самому себе. Бог ничего не поймет, а занять его место… значит перестать быть человеком. Как ни старался уверить всех и себя Алвисид, что он не бог, а человек, даже половину времени проводил как простой рыцарь, сподвижник легендарного короля Артура, он ни чего в своем старании не достиг. Мало кто сейчас знает, что он был графом Маридунским, зато все в мире, даже на той стороне земли, слышали о всемогущем Алвисиде, его братьях и сестре Моонлав, которая почти сравнилась с ним в могуществе.
Стать богом для мага, достигшего высочайшего уровня тайлорса, наверное, не так уж и трудно. Ужасает мысль: а как им быть? Утрата магической сущности восполнима. А человеческой? Полноте, а есть ли она у того, кто хоть раз испробовал пьянящее действие самого простенького колдовства? Есть, в этом нет сомнения, каждый маг может любить и быть любимым… Но ведь, ответят скептики, и боги могут испытывать чувство любви, скажем Зевс… Впрочем, многочисленные приключения олимпийца к настоящим чувствам не имеют никакого отношения, так, суета и томление духа.
Над этими вопросами можно биться год, десятилетие, столетие, всю жизнь — и не прийти к определенному ответу.
Барон Ансеис, маг Хамрай, один из немногих оставшихся на земле людей (не богов), родившийся до Великой Потери Памяти, прекрасно это понимал.
Но не думать над вопросами жизни не мог, не получалось.
— Познай самого себя, — сказал один из семи древних мудрецов, живших до Великой Потери Памяти. Хамрая всегда интересовало: а самому-то мудрецу это удалось? История не дает ответа на такие пустяшные вопросы.
Плита, закрывающая доступ к входу в Коридор Алвисида, отодвинулась, и барон приготовил магический перстень, кивнув своим спутникам, чтобы терпеливо дожидались, пока он их не позовет, в его башне.
До назначенного часа еще оставалось достаточно времени, даже на то, чтобы подумать, зачем ему все это надо, зачем и ради чего та бурная деятельность, которой он занимается последний месяц. Казалось бы — получил былую магическую силу и радуйся… Но прежние интересы забылись, когда-то желанные цели потеряли свою привлекательность. Что-то новое заставило его поменять уют семейной тихой жизни и ступить на непредсказуемую тропу дипломатической деятельности, которой он всю жизнь чурался. Заставило оказаться связующим звеном между людьми, которых он любил и уважал, и богами. Все пришло в движение после знаменательной ночи Большого Парада Планет. В невидимое миру движение. И барону Ансеису почему-то понравилось играть роль одной из важных пружин этого еще непонятного и непостижимого разумом процесса.
Он решительно вставил перстень, и плита взметнулась вверх. В Коридоре Алвисида пока еще никого не было, рано. То что предстоит сегодня увидеть этому месту, о существовании которого, если разобраться, знало ничтожно малое количество людей, не происходило еще нигде и никогда.
Ансеис вошел во вход Рэдвэлла, магическим усилием отодвинул плиту над ложной гробницей и, памятуя о выставленном Бламуром посте, быстро произнес:
— Свои. Передайте Бламуру, что явился барон Ансеис.
Он приготовился к ожиданию, но часовой произнес:
— Проходите, у нас приказ пропускать вас и верховного координатора Мекора.
Граф Маридунский еще не вставал, несмотря на весьма позднее утро. Ансеис велел охраннику проводить к хозяину, ссылаясь на приказ графа вести к нему барона в любое время дня и ночи.
Слуга приоткрыл дверь в спальню Радхаура, и барон вошел внутрь. Но, как оказалось, граф не спал. Он сидел перед своей реликвией — мечом Алвисида, некогда врученным ему Луцифером, и пребывал в глубокой задумчивости; маленький посланец Алвисида спокойно «спал» на своем месте в ларце.
Граф был даже полностью одет. В парадные одежды, и не те, в которых он блистал на праздничных пирах недавно. Ансеис знал, что Радхаур предпочитает одеваться просто, привык в своих долгих скитаниях, но уж если он был вынужден наряжаться, то умел это делать с неподражаемым изяществом и в то же время с чувством меры. То, что Радхаур одет как на большой праздник, показалось барону хорошим знаком.
Сам Ансеис был в обычных для себя одеждах, просто забыл о таком пустяке, хотя, если разобраться, день сегодня (при любом исходе) необычный, и надо было бы и выглядеть соответствующе… Да ладно, хорошо еще, что сбрил сегодня трехдневную щетину на подбородке и щеках.
Граф повернул голову в сторону гостя:
— Это вы, барон, здравствуйте. Я ждал вас.
Он убрал меч Алвисида в ларец, положил его в сундук и запер на ключ.
— Барон, можно задать вам один вопрос? — спросил Радхаур.
— Только один? — усмехнулся Хамрай.
Радхаур вздохнул.
— Почему я? — спросил он. — Почему я, не такой как все, и от моего выбора зависят судьбы мира? А выбора-то у меня и нет, получается…
— Выбор есть всегда, — жестко проговорил Ансеис, — только часто выбор этот между тем, что делать не хочется, и смертью — так или иначе. А почему именно ты, Радхаур… Потому что оказался достойным… Нет, не так… Потому что ты… хотел ты этого или нет — не важно… на самом деле как раз этого и желал. Ты рожден для того, чтобы возродить Алвисида, и сейчас даже не имеет значения, добьешься ты конечного результата или нет.
— Проклятье Алвисида, — в сторону сказал Радхаур. — Меня никто не спрашивал…
— Нет, Радхаур, ты лукавишь перед самим собой. Твой двоюродный дед тоже владел силой Алвисида, но прожил жизнь так, как считал нужным…
— Он жалел об этом перед смертью…
— Тебя никто не заставлял. И не заставляет…
— А если я не достоин? Если мне ноша не по силам?!! — чуть не сорвался Радхаур.
— Второй Наследник был внешне сильнее тебя. Бесстрашный смуглокожий гигант. Он погиб на первом же испытании… Нет, память меня подвела — на втором. Но это не суть важно, он погиб. А тебе осталось достать последнюю часть. Я не понимаю твоих терзаний, сэр Радхаур.
— Да, — согласился Радхаур, вставая. — Этот разговор — пустая трата времени. Я и так все знаю. Пойдемте за королем Этвардом, он, наверное, нас ждет.
— Радхаур, ты полон решимости идти да конца?
— А куда мне деваться? Или достать сердце Алвисида и возродить Рогнеду или… подняться на стену Рэдвэлла и броситься вниз. Второе исключено, род графов Маридунских на мне не оборвется.
— В таком случае, я не советую брать сегодня с собой короля Этварда.
— Почему?
— Сегодня будут решаться не судьбы Британии. Лучше ему ничего не знать. Лучше для всех.
— Почему? — повторил вопрос Радхаур.
— Ты сам все поймешь. Поторопимся, тебе еще вести Алвисида к Коридору.
— Барон, сэр Алан мне вчера сказал, что впредь хочет жить в алголианском каталоге.
Сэром Аланом Радхаур называл Алвисида, своего далекого предка, и отучить его от этой привычки было невозможно, да и незачем…
Хамрай вздохнул с облегчением:
— Это сильно упрощает дело. Я думал, мне придется долго и трудно уговаривать его…
— Я не очень-то понимаю… Ведь здесь его родовой замок, здесь он в полной безопасности и ему нет причин жаловаться на что-либо…
— Все очень просто, Радхаур, и Этвард бы, например, сразу понял. Не сердись, ты рыцарь, а не правитель, тонкая политика не твоя стихия. Алвисид просто хочет вывести из-под удара родную страну. Противники возрождения Алвисида весьма могущественны и вполне могут решиться на войну с Британией. Страшную войну, не рыцарскую… Войну по неизвестным Этварду законам и правилам. А зачем ему эта война? Ты сам пойми — если на одной чаше лежит спокойствие всего народа, а на другой — жизнь одного человека, пусть и названного брата, и неясная, чуждая королю цель, что он выберет?
— Но ведь Рогнеда его родная сестра!..
— Хорошо, два человека, родных и близких, — согласился Ансеис, — против благополучия всей страны…
— Да, — после раздумий кивнул Радхаур. — Лучше не ставить его перед таким выбором. По себе знаю, как это тяжело.
— Ты думаешь зря алголиане с такой поспешностью ликвидировали старый храм под Красной Часовней и монастырь у Озера Трех Дев?
— А они не боятся того, что сэр Алан будет жить у них и…
— Мекор ничего не боится. Кроме своей совести…
— А вы?
— А мне уже поздно чего-либо бояться, — усмехнулся Хамрай. — Если только за жену и детей…
— Значит, вам все-таки тоже иногда страшно?
— Да, — признался старый маг. — Все, что от меня зависит, я делаю. Но страшно, Радхаур, что не все от меня зависит даже в таком деле, как будущее моих детей…
Почему-то Радхаур вдруг вспомнил отца, стоявшего у могилы погибших сыновей. И ему тоже вдруг стало страшно — за будущее своих, еще не рожденных, наследников. Он тут же задался вопросом: а как же двое озерных юношей, в чьих жилах течет его кровь? Нет, он решил, это не его сыновья. Обратятся за помощью, не откажет, сделает все, что в его силах. Но у них своя жизнь и своя дорога, с его дорогой никак не пересекающаяся.
Они вышли из спальни. У дверей дожидался слуга.
— Господин, — обратился он к Радхауру, — в замок явился епископ Маридунский и очень хочет поговорить с вами.
Радхаур и Ансеис переглянулись, барон едва заметно покачал головой в знак отрицания.
— Передай его преосвященству мои извинения и скажите, что я очень занят. Попросите его подождать до вечера, или, еще лучше, я завтра сам заеду в аббатство.
— Он очень настаивал, — робко добавил слуга.
— Очень перед ним извинись от моего имени.
Епископом Маридунским, по многолетней традиции, был отпрыск графов Маридунских (что напомнило Радхауру о необходимости иметь двух сыновей, а не одного), и сейчас этот пост занимал Флоридас, старший брат Радхаура. Внешне братья не враждовали, но между ними существовала некая натянутость, впрочем, вполне объяснимая. И Радхаур, и Хамрай были уверены, что Флоридас явился именно в связи с предстоящей им встречей в Коридоре Алвисида. Встречей, до которой уже оставалось не так уж и много времени, а еще необходимо было провести в усыпальницу Алвисида, который без Наследника передвигаться на такие расстояния просто не мог…
Глава вторая
У древних историографов и поэтов я вычитал, что многие в этом мире появляются на сеет престранным образом, но об этом долго рассказывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32