Скажем, в католической Европе в свое время получил довольно широкое распространение сатанизм представлявший собой по сути обратное отражение католицизма. Дьявол вместо Христа, земное вместо небесного, "черная месса" вместо мессы, оргия вместо воздержания, обжорство вместо поста. А в исламском мире антисистемы строились на отрицании традиционных исламских ценностей.
И коммунизм в данном смысле выглядит классической антисистемой. Вместо прежней Российской империи - сверхимперия, но внутреннее содержание этой сверхимперии оказывается измененным с точностью до наоборот, зеркально: вместо Бога - обещания грядущего рая на земле и воинствующий атеизм, вместо царя - культ вождей, вместо Отечества - "пролетарский интернационализм". Причем антисистемная специфика позволяла коммунизму легко утверждаться и в государствах, имевших иные традиции. В бывших демократических странах Европы - в формах "народной демократии", в странах Азии или Африки - в формах, близких их национальному менталитету. Суть-то от этого не менялась.
Отметим и то, что новатором в учении о государстве-машине Ленин, собственно, не был. Во многом похожие принципы встречаются еще в теории "идеального государства" Платона, только Платон, к счастью для его репутации, так и не получил возможности для приложения их на практике. Подобные схемы строили и различные авторы социальных утопий - Томас Мор, Кампанелла, Фурье. Хотя тут встает терминологический вопрос: чем же все-таки "утопии" отличаются от "антиутопий" Замятина, Оруэлла и др., поскольку государственные порядки, описанные в тех и других, примерно одинаковы. И, по-видимому, отличаются они только личным отношением автора, так как в "утопиях" при этих порядках граждане тащатся от счастья, а в "антиутопиях" вырождаются и мучаются.
Но и в реальной истории попытки построения царства "всеобщей справедливости" также имели место. Взять хотя бы Маздакитскую революцию в V в. в Иране с уничтожением аристократии, зажиточных граждан и всех неугодных и осуществлением "коммунизации страны" вплоть до обобществления гаремов. И отголоски учений, порожденных этой революцией, продолжали периодически баламутить страны Средней Азии и Закавказья еще целую тысячу лет. Другой хорошо известный пример - империя инков. И можно даже подивиться прозорливости Г. В. Плеханова, который после ознакомления с "Государством и революцией" сравнил именно с перуанской империей то, что должно было получиться по теории Ленина - ведь в то время ее реализация еще не началась, и многие сходные черты обеих моделей проявились значительно позже. Впрочем, наверное и для читателей будет небезынтересным такое сравнение, потому что параллели получаются очень уж наглядными и любопытными.
Собственно, Сапа (Великий) Инка не был царем в полном понимании слова, поскольку однозначного порядка наследования не существовало. Это был "общенародный Вождь", выдвигавшийся в верхушечной борьбе номенклатурных и идеологических, то бишь жреческих группировок, после чего, он обожествлялся и возводился в государственный культ. Само государство называлось Тауантинсуйо - "Четыре стороны света", в чем легко просматривается претензия на всемирный масштаб. Командно-административная система была доведена до абсолюта. Страна длилась на "четверти", "провинции", "районы", число хозяйств в которых соответствовало 10 тысячам, дальше шли "тысячи", "сотни", "десятки". Этнические и территориальные единицы произвольно расчленялись, чтобы подогнать их к этому делению, которое перекраивалось после переписей населения.
Частной собственности не существовало вообще. Даже сельские общины действовали на принципе "колхозов" - треть земли обрабатывалась в пользу государства, треть - в пользу храмов (что-то вроде "партийной собственности"), а треть оставалась коллективной собственностью общины. Но Инка мог легко перевести крестьян в разряд "янакона" - рабочих, передав их деревни целиком в государственный или храмовый сектор. К янакона относились также рабочие государственных мастерских, рудников, домашняя прислуга. Существовала и "интеллигенция" - "камайок": специалисты в области письма кипу, металлургии, агрономии, ремесленники и художники высшего разряда. Любопытно, что хотя их положение было привилегированным, но карьера ограничивалась узкой специальностью, а возвыситься в административной системе гораздо больше шансов имели пролетарии-янакона. Что касается правящей верхушки, то она четко делилась на столичную и провинциальную. Столичная, 567 семей, представляла собой потомственную "номенклатуру", а провинциальная состояла из "курака", возглавлявших те или иные административные единицы. Если они и назначались из местных племенных вождей, то только после утверждения в столице, которая могла прислать своих выдвиженцев. Причем столичный янакона (конечно, не из числа чернорабочих, а из челяди вельмож) зачастую имел больше возможностей получить высокий пост, чем провинциальный курака.
Торговля была только внешняя, под строгим государственным контролем -. у сопредельных народов выменивались на медную "валюту" перья тропических птиц, некоторые виды древесины и раковин. Внутри государства рынков не имелось, и какой-либо товарообмен строго запрещался. Снабжение населения как продуктами питания, так и ремесленными изделиями носило распределительный характер и осуществлялось через широкую сеть государственных складов, находившихся под контролем провинциальной администрации. Естественно, оно было нормированным и учитывало номенклатурный принцип: низший слой курака, на уровне сотских, имел право получать в 3-4 раза больше продукции, чем крестьянин, а предметы роскоши и дефицита, вроде золотых украшений, высокосортной ткани и импортных перьев распределялись по централизованной разнарядке из столицы только среди высших чиновников.
Производство тоже было централизованным и носило плановый характер. В каждую деревню спускалась детальнейшая разнарядка не только на количество и ассортимент сельхозпродукции, но даже на продукты собирательства и домашнего ремесла. Впрочем, в империи Инков регламентировалось все, каждый был лишь винтиком общегосударственного механизма и с одного участка мог быть в любой момент переброшен на другой. То и дело производились "мита" мобилизации части населения для осуществления тех или иных грандиозных проектов руководства - строительства монументальных архитектурных сооружений, дорог, каналов, кампании по освоению целинных и залежных земель, горных районов с холодным климатом (где, кстати, Инки тоже пытались проводить сельскохозяйственные эксперименты). Как подметил конкистадор Руис де Навамуэль в отчете Филиппу II Испанскому: "Инки направляли свое особое внимание на то, чтобы подданные их никогда не оставались праздными. Если те не могли производить полезных работ, их заставляли делать бесцельные работы".
Какая-либо свобода личности сводилась до нуля, да и сама личность стиралась. Каждый прикреплялся к месту работы и жительства, а "бродяжничество" строго каралось. Централизованными разнарядками регламентировался "отбор кандидатур для человеческих жертвоприношений, и даже вступление в брак и выбор супругов - здесь тоже осуществлялся номенклатурный принцип, поскольку допустимое количество жен и наложниц изменялось в зависимости от ранга в административной системе.
Вы удивляетесь, как могли люди жить в такой системе? Да точно так же, как в социалистической. Повиновение и безотказная работа всех звеньев достигалась теми же рычагами. Например, сугубой идеологизацией власти, пропагандой ее священного характера. И здесь у Сапа Инки было куда больше возможностей, чем у коммунистических лидеров, ведь считалось, что самим фактом своего ритуального руководства он обеспечивает стране плодородие и процветание (сразу вспоминается: "Прошла зима, настало лето. Спасибо партии за это"). Государственный культ включал в себя и почитание мумий усопших предшественников, что распространяло обожествление с персональной фигуры Инки на всю систему. Интересно, что обязательными постройками в каждом провинциальном центре были местная резиденция Сапа Инки, в которой он, может, ни разу и не бывал, и "усну" - трибуна-алтарь (подозрительно смахивающая по виду на трибуну мавзолея), с которой он или его наместник возносил молитвы, руководил церемониями и парадами.
Массовые народные действа, обеспечивавшие у населения чувство сопричастности к властям, были также хорошо известны инкам, ими обставлялись праздники, начало и завершение больших работ. Храмовая пропаганда всячески подчеркивала "справедливость" внутренних порядков, и наоборот, по отношению к соседям культивировался образ врага, их и называли-то не иначе как "аука" - враги, или "пурун" - дикари. Поэтому империя носила крайне замкнутый характер, жила за настоящим "железным занавесом" многокилометровых линий крепостных стен, а к внешним торговым сношениям допускались лишь особо выделенные и проверенные корпорации "миндала".
Были четко разработаны системы морального и материального стимулирования. Например, предписывалось каждую административную единицу делить на два подразделения для организации трудового соревнования. Отбор кандидатур для жертвоприношений - ежегодно 500 юношей и девушек - также входил в число таких мероприятий и проводился в несколько этапов. Поскольку после смерти они возводились в ранг национальных героев, это считалось большой честью, и за право выдвинуть своих кандидатов боролись разные общины и районы. Но после выдвижения "претенденты" проходили еще и конкурс правительственной комиссии, которая рассматривала не только их личные данные, но и взвешивала достоинства коллективов, которые они представляют трудовые успехи, прошлые заслуги перед государством и прочие показатели. Высшей формой почета считалось, когда жертву отсылали домой с разрешением умертвить ее в родной провинции, на глазах земляков.
Вводилась круговая порука коллектива за выполнение плана, когда каждый становился надзирателем за работой соседа. Для поощрения чиновников применялось награждение предметами роскоши, строительство им домов и усыпальниц. Рядовых работников могли наградить дополнительной женой, продуктами и ремесленными изделиями. В качестве коллективных поощрений устраивались общественные пиршества и угощения чичей (кукурузным пивом). И, конечно же, самым действенным средством стимулирования были листья коки именно они в инкском варианте успешно заменяли советскую "бормотуху". Действовала и система наказаний от направления на более тяжелую работу до жесточайших казней, персональных и коллективных. А к этническим единицам, проявляющим недовольство, широко применялись массовые депортации с полным их рассеиванием среди "благонадежных" народов.
Но стоит отметить, что, даже учитывая все эти факторы и поддержку режима на религиозном уровне, народного энтузиазма и терпения хватило не на столь уж долгий срок. Государство инков просуществовало менее ста лет, и конкистадоры в 1532 г. застали его уже в состоянии гражданской войны. Не удивительно, что 164 солдата Писарро так легко захватили страну с 10-миллионным населением. Способствовали этому не лошади и мушкеты - ведь соседних с инками арауканов испанцы так и не смогли покорить, несмотря на более низкий уровень их развития. Просто люди не захотели защищать такую систему. Едва власть зашаталась, депортированные и мобилизованные массы разбежались, ряд народов империи предложил испанцам свою помощь в доламывании государства, а многие местные администраторы быстренько стали "перестраиваться" из обычных соображений карьеры при новых властях. Правда, характерно и другое. Едва сменилось поколение, испытавшее режим Тауантинсуйо на собственной шкуре, как память о нем стала идеализироваться, превращаться в светлую утопию о царстве справедливости и всеобщего благоденствия. Поэтому возрождение социальной системы инков стало лозунгом многих национальных и левых движений от "Новоинкского царства" Тупака Амару до нынешних Боливийской Индейской партии и "Революционного движения Тупак Амару" в Перу. Что уж тут говорить об уроках истории, применительно к нашей стране? Ведь у нас даже первое поколение еще не сменилось...
6. Вход в преисподнюю
Обращение России в новое качество с характерной для Ленина склонностью к упрощениям поначалу представлялось большевикам не таким уж сложным делом. Стоит захватить верхушку власти, а уж дальше, используя ее готовые рычаги и традиционную (по их мнению) покорность русского народа, перестраивать страну по своим моделям. Весной 1917 г. Ильич допускал (по крайней мере, на словах), что придется уничтожить "всего" 200-300 буржуев.
Но действительность эти радужные проекты опрокинула. Придать перевороту хоть какую-то видимость легитимности и "народного волеизъявления" коммунистам не удалось. Созванный ими и приуроченный к моменту восстания Съезд рабочих и солдатских депутатов, призванный "узаконить" новую власть, оказался для этой цели совершенно недостаточным. Потому что, во-первых, рабочие и солдаты представляли подавляющее меньшинство населения аграрной страны, а во-вторых, из-за переворота этот съезд покинули в знак протеста почти все фракции, и он лишился кворума голосовала набившаяся в зал солдатня, околачивающаяся в Смольном. Тогда большевики действительно попытались установить власть с однопартийным правительством (Совнарком) и однопартийным законодательным органом (ВЦИК). Но продержались всего 10 дней (те самые, которые по Дж. Риду "потрясли мир") - в одиночку они еще были слишком слабы, чтобы править или просто удержаться наверху.
Правда, подавляющая часть зараженного анархией населения отнеслась к Октябрю довольно индифферентно, уже привыкнув к частым сменам столичных властей и восприняв Ленина лишь как второе издание Керенского, недолговечное и обреченное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122