Явились какие-то люди на каменоломни. Они хотели завладеть казенной кассой. Константин Терентьевич позаботился выдать рабочим зарплату ранее назначенного срока.
Под нажимом колчаковцев рабочим снизили зарплату. Серов шел на разные ухищрения, выдерживая стычки с начальством, но до прихода наших войск сохранял уровень зарплаты, какой был достигнут при Советской власти.
В доме об этом говорилось тихо и не при детях, но и они понимали многое. Жизнь отца и матери была в опасности. Толя ненавидел белых и людей, которые прислуживались им. Страха он не испытывал и, если бы не предостережения мамы, натворил бы дел! Особенно остро переживал он вместе с Ксаной опасные дни, когда колчаковцы хотели взорвать мост через Какву. Представители белого командования потребовали у К. Т. Серова выдать динамит, угрожая расстрелом. Под всевозможными предлогами тот оттягивал выполнение приказа. В июле 1919 года на Урале восторжествовала власть Советов. Центр северной части области был перенесен в Надеждинск. В состав Надеждинского металлургического комбината вошло и Богословское рудоуправление. К. Т. Серов вновь был утвержден заведующим каменоломней.
Район медленно возвращался к жизни. Были затоплены шахты, закрыт медеплавильный завод, потухла жизнь на Турьинских рудниках. Толя видел, как тяжело переживал отец эту разруху. По вечерам он часто расспрашивал его об Урале.
- Знаешь, сколько лет Уральскому хребту? Пятьсот миллионов лет. Можешь сосчитать до полмиллиарда? Это Великий пояс мира, так его называли древние географы. Этот пояс отделяет Европу от Азии.
- Нам говорили на уроке географии.
- А о кладовых уральских недр ты что-нибудь знаешь?
- Расскажи, - просил Толя, хотя отец не один раз говорил об этом.
Он не только пояснял, но и показывал на картах-трехверстках богатство одного только Богословского округа или Надеждинского района, как теперь говорили. Он водил сыновей по лесу, знакомил с различными породами деревьев.
- От мхов и лишайников северной тундры до дремучих лесов Южного Урала более тысячи пятисот названий деревьев, кустарников, трав.
И перед зачарованными глазами мальчиков, словно в безмолвном хороводе, проплывали, кружась, высоченные ели и сосны, темные пихты, горделивые лиственницы, рощицы берез, таких светлых и высоких, точно вершины их купались в летнем бледно-голубом небе. Отец превосходно знал родной край и мог рассказывать о нем часами, не утомляя детей. Они шли за отцом, собирая шишки и желуди, отыскивая птичьи гнезда, выбирая гибкие прутья для лука и стрел. Он знал лес, и ребята желали стать лесниками. Он был охотник, и мальчишки мечтали о настоящей охоте, хотели, как их дед, быть рудознатцами и шахтерами или, как отец, быть разведчиками золота, меди, сланца, угля, марганца... Когда отец говорил о фауне Урала, о буром мишке или рогатом лосе, о злой рыси, о росомахе, барсуке, бурундуке, у них глаза разгорались.
Отец научил их мастерить самодельные ружья-пистонки, луки, стрелы, метко целиться в подвижную и неподвижную мишень, чувствовать себя в лесу как дома.
В азартных поисках настоящей дичи Толя однажды подбил на опушке соседскую курицу. Мать заставила отнести ее хозяйке и просить прощения. Это было очень неприятно. Но, преодолев муки стыда, мальчик пошел, извинился так искренно, что соседка не стала его бранить.
Константин Терентьевич водил ребят к берегам Каквы, рассказывая, как он разведывал золото, как работал на обогатительной фабрике, как ночевал в лесу морозной зимней ночью, выкладывая с товарищами "нодью" - заграждение из срубленных стволов - своеобразный костер.
Толя и Женюрка с захватывающим интересом слушали эти рассказы. В них не только была заманчивость приключения, но и выдержка, спокойствие и отвага их отца. Он не страшился ни всемогущих хозяев, ни полиции, был заодно с рабочими, был сильным. Константин Терентьевич и правда был красивый, высокий, с развитой мускулатурой, еще молодой человек. Ребята гордились отцом, учились у него всему.
Особенно они увлекались рерховой ездой.
Толя и его приятели частенько летом пробирались на конный двор, где отдыхали рабочие лошади. Кто-либо прихватывал с собой мешочек с махоркой Серовы, как многие другие, разводили махорку у себя в огороде. Подходят к конюху:
- Дядя, хотите, мы с ребятами поведем купаться лошадей. Тут близко, на Турью.
- Ну, ловите, - конюх охотно брал махорочку. - Каких поймаете, садитесь и - айда. Искупаете, напоите, и марш обратно, значит.
Мальчишки ловили лошадей, взбирались на них и степенно выезжали из поселка. Но лишь только скрывалась из глаз кровля конного двора, как они ударяли пятками в конские бока, кричали, присвистывали, и кони во весь дух мчались пять-шесть километров до Илимки (все-таки дальше, чем до Турьи!). Проносились мимо сосны и ели, мелькали лесные полянки, скрежетал сухими ветками старый кустарник, шумели над головой деревья, порой заблестит под копытами и тут же пропадет лесной ручеек. Вперед, вперед! В этом смелом движении было столько радости, так полно в нем тратилась и возрождалась детская энергия.
Ребята въезжали верхом прямо в речку. Прыгали с коней в прохладную воду, ныряли, затевали шумную и крикливую возню. Купали лошадей, отдыхали на берегу, бессознательно отдаваясь веселой гармонии лесных звуков, свету солнца, блеску водяных брызг.
Возвращаясь на конный двор и прощаясь с конюхом, Толя говорил:
- Когда маленьким был - хотел стать машинистом на паровозе. А теперь думаю служить в кавалерии.
Конюх с любопытством смотрел на решительное лицо малыша.
- Это как пить дать. Настоящий конник, казак! Сказал - на Турью, а сам скакал до Илимки. И кони в порядке. Тебе хоть сейчас - в командиры эскадрона.
Однажды отец пришел домой мрачный. Любовь Фроловна встревожилась.
- - Что, опять там неладно? Неужели снова перебираться на новые места?
Толя прислушался. Он не понимал, почему родители так огорчаются перемене мест. Ему и Женьке это, наоборот, очень нравилось. Но любящее сердце забилось сильней, когда он понял беспокойство отца.
- Хотят закрыть каменоломню. Говорят, на Семеновском руднике известняк добывается вместе с рудой, и это дает экономию, а здесь надо затрачивать специальные средства на его добычу. Разве в этом дело? Я доказывал директору, что на Семеновском качество известняка гораздо хуже, да и доставка его в Надеждинск за 60 километров только затормозит работу завода. У нас же и ближе к заводу, и прямое сообщение. Но приказ получили сократить смету на вскрышку известняка. Меня вызывают на завод. Буду и там драться. Жаль, время уходит!..
Время действительно шло, наступили холодные дни, порода промерзла, работы остановились. К Серову приходили рабочие, давали советы. Отец уже добился разрешения продолжать добычу известняка, но оно запоздало. Что делать? Рабочие предложили:
- Достать бы топлива, мы почву отогреем. Субботник проведем. Не задержим.
Константин Терентьевич обрадовался. Он приложил всю энергию, достал три вагона каменного угля. Уголь разложили на поверхности породы и разожгли. Порода стала оттаивать. Немедленно собрались на субботник все рабочие каменоломни, и торфа были вскрыты.
Отец говорил, что вот как этим углем разогрета порода, так сердце труженика разогрето любовью к родному делу. На таком холоде, бесплатно, за так, все как один пришли и вот - побеждают нашу сердитую, но благодарную природу.
Толя прибежал на место работ. Он увидел, что отец работал наравне с другими; работали весело, дружно, несмотря на холодный ветер. С краю поля было укреплено и хлопало на ветру Красное знамя. Вот отец объявил перерыв. Все собрались под навесом.
- Ты зачем прибежал? - спросил отец Анатолия.
- Я покурить принес.
Серов хоть сам не курил, но разводил махорку для товарищей. И в этот раз он похвалил сына за умную догадку.
Толстый мешочек с махрой быстро был разобран на щепотки. Задымили, заулыбались добрые люди. Когда работы были окончены и Толя с отцом возвращались домой, тот сказал:
- Вот чего можно добиться, когда возьмутся всем народом. Все дело в крепком товариществе. Субботники - это и есть святое товарищество новых людей, тех, кто верит в силу народа. Всегда держись закона товарищества, сынок.
У Толи на Стекольной улице были два близких друга - Юра Щербаков и Коля Колин. Однажды он рыбачил с ними на своем любимом месте - под мостом, где река пересекала трактовую дорогу из Богословска на Турьинские рудники. Вдруг Толя обнял товарищей за плечи и, оглянувшись, не услышит ли кто, тихо сказал:
- Бежим в Америку.
Юра и Коля чуть не упустили свои удочки. Еле поймали их.
- Бежим! - сразу ответил Юра, смелый паренек, сын лесничего.
- Да вы что? - Коля покрутил пальцем у виска. - Со сна, что ли? Америка вон где! И деньги где возьмем? Да и мама не пустит.
- Я все обдумал. Слушайте. Отсюда пойдем - пешком до железной дороги, а там поедем. Конечно, без билетов, на что они! Беспризорники по всей России катаются без билетов.
- Я не беспризорник, - обиделся Коля.
- Мы тоже не беспризорники. Мы - товарищи. Если ты не товарищ, - можешь отправляться к маме, не держим... Ну, как? Согласен?
- Я - за товарищество.
- Так слушай. На большой станции можно будет слезть, поразмяться, город посмотреть и - дальше, и дальше! На другом поезде. До самой Москвы. Там пойдем в Кремль. Поглядим на Царь-пушку, на Царь-колокол, нас пустят на колокольню Ивана Великого, понимаешь? Ведь везде же наши люди, товарищи! Думаешь, не пустят? Посмотрим на Троицкие ворота, на них еще дырки остались от пуль, когда Красная гвардия выбивала юнкеров из Кремля.
- А Ленина увидим? - спросил Коля, затаив дыхание и еще Сомневаясь.
Толя с бьющимся сердцем кивнул.
- Во что бы то ни стало. А если не теперь, то когда вернемся из Америки и доложим ему про американскую революцию. Мы сами будем в ней участвовать.
- А если не дойдем до Ленина?
- Тогда поездом до Севастополя или до Одессы, оттуда на пароход, в море, потом через океан и - пожалуйста, Америка!
Младший братишка с удивлением и завистью следил за странным поведением Толи и его товарищей. Заговорщики чистили и смазывали свои ружья-пистонки, заготовляли сухари, сахар, кое-что из продуктов, которые разложили по мешочкам и сумкам. Запаслись чайником, спичками и даже карманным фонариком, который припас Юра Щербаков. На расспросы Женьки Толя отвечал:
- Собираемся в лес на охоту.
Родители Толи и его друзей разрешали мальчикам уходить в лес поохотиться, а под воскресенье даже ночевать в лесу. И в этот раз разрешение было получено. Тем не менее таинственность сборов заинтересовала Женьку. В субботу под вечер он устроился у слухового окна и стал наблюдать.
Неожиданно он увидел, что ребята оставили свои ружья под крыльцом. Значит, не на охоту! Потом посовещались, пошли к воротам, прошмыгнули на улицу и понеслись к реке. Разулись, подвернули штаны, перешли Турью вброд, вышли на тот берег, вытерли ноги о траву, сели, снова обулись. Вот они вскочили на ноги и пошли к лесу. Через минуту все трое исчезли, скрывшись в лесу.
Женя слез с сеновала и побежал домой. Занятый своими ребячьими заботами, он забыл обо всем и вспомнил лишь вечером на следующий день, когда Толю не дождались к ужину. Мать несколько раз вставала из-за стола и выходила на крыльцо. Отец успокаивал ее:
- Придут. Не в первый раз мальчишки ночуют в лесу.
- А ружья-пистонки они не взяли с собой, - сказал Женя. - Я сам видел под крыльцом бросили.
- Убежали! - Мать схватилась за сердце.
Отец бросился к лесничему Щербакову, отцу Юры. Начались поиски.
...Стемнело. Над лесом поднялась луна. Деревья толпились по сторонам просеки. И все эти мохнатые сосны, кудрявые березы, клены с листьями, как опахала, столь знакомые и простые при дневном свете, теперь казались будто ожившими и следящими за каждым твоим движением. Словно подстерегают тебя. Далеко позади остался поселок, но мальчики шли, не останавливаясь, не теряя времени на ранний привал. Наконец, забрались в такую чащобу, что лунный свет туда уже не проникал. Тропинка пропала. Тут Юра засветил своим фонариком и даже подпрыгнул от радости, когда свет упал на тропу. Но Коля засомневался:
- А что, если это другая тропинка и приведет она нас не на станцию, а к леснику. Так и знайте, без всяких разговоров домой отведут. Неприятностей не оберешься.
- Я здесь ходил с отцом! - вспомнил Толя. - Это не к леснику вовсе, а к старым выработкам. Там были завалы, шахта давным-давно заброшена. Если залезть туда, и штреки можно увидеть, и забои. Сколько там задавлено было людей - пропасть. Некоторых не смогли вытащить, так и остались там. Под землей.
- Где? - пролепетал Коля. - Далеко отсюда?
- Да тут, прямо под нами, - нагонял страху Анатолий.
Ему и самому становилось жутко. Мальчики тихо ступали по ковру прелой листвы и прошлогодней осыпавшейся хвои. Порой проносился ветерок, обдувая лицо холодным дыханием и шевеля вихры на голове. Где-то, близко ли, далеко ли, казалось, кто-то шептал о чем-то, просил, издавал глухие стоны.
Эти звуки и шорохи вызывали в воображении фантастические картины, даже ноги подгибались от страха. Но никто из троих не показывал своей слабости.
Однако с некоторых пор Коля стал отставать. Вдруг он остановился и сел на траву.
- Ноги болят, - сказал он, вздохнув.
- А у меня фонарик перегорел! - вскричал Юра и уселся рядом.
Толя огорченно свистнул и опустился на землю возле них. Невдалеке шарахнулся какой-то зверек. Ребята вздрогнули, прижались друг к другу. Толе послышалось подозрительное всхлипывание. Это Коля упал духом. Толя братски обнял и прижал его к себе.
- Чур не хныкать! Клятву давали - не трусить, домой не проситься, товарищей не бросать: все за одного и один за всех. Теперь немного осталось. Совсем близенько, не реви.
- И не думал реветь. У меня насморк.
- Насморк? Что ж ты раньше не сказал, что у тебя насморк? Мы бы ни за что не взяли с такой эпидемией.
- Он только сейчас начался. Разве я знал?
- Ладно. Месяц взошел, смотрите! Нам дорогу освещает. Вот здорово!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34